Мудрость палача

Рашников отправился в свой кабинет. Двенадцатиметровая каморка, в которой он вынашивал свои грандиозные планы. Всего только двенадцать метров. Висели вымпелы, стояли два затертых кубка. Его старый стол со сломанной ножкой, его обшарпанный стул. Еще два стула стояли у стены. На столе почти всегда лежали какие-то бумаги, рапорты, сводки – в общем, все, чем обязан был заниматься заместитель директора, отвечавший за все и фактически занимавшийся всем этим хозяйством. В отличие от него, пересидевшего уже нескольких начальников, сменявшие друг друга директора предпочитали внешние атрибуты власти, разъезжали на «Ниве», прикрепленной к их организации, оборудовали себе кабинет – каждый на свой вкус – и охотно заседали в различных комиссиях и жюри.

Рашников оглядел свою комнату. Сколько лет он терпеливо ждал. И наконец пришел человек, который сделал ему именно такое предложение, о котором он мечтал. Слишком большая сумма денег уже была выплачена. Слишком высоки были ставки, чтобы со смертью генерала нить могла оборваться. Нет, люди, которые используют в качестве связного генерала ФСБ, не могут быть дураками. Они могут быть кем угодно, какими угодно негодяями и подлецами. Но только не дураками. Это должны быть очень влиятельные люди. И они должны были догадаться, как выйти с ним на связь. Они не станут так просто отзывать свои деньги, в этом Рашников был убежден. Он чувствовал, что наконец ему повезло. Такое чувство он уже однажды испытывал. Это было в казино, в Испании. Да, это было именно такое чувство. Он стал тогда ставить на любые номера и неизменно выигрывать. Он ставил на красное-черное, на конкретные номера, на первые двенадцать чисел – и все время выигрывал. Один раз он даже ошибся и вместо красного поставил на черное. И все равно выиграл. Тогда он выиграл около семи тысяч долларов. Но деньги все равно нельзя было привозить обратно в Советский Союз. Это было невозможно. Конечно, нелегалы, работавшие за рубежом, были вольны в своих действиях. Они могли делать все, что угодно. Но по возвращении в Москву все свои деньги приходилось сдавать. Вернее, деньги приходилось сдавать еще в Праге или в Хельсинки, куда сначала прибывали нелегалы, чтобы затем, с другими паспортами и другими документами, возвратиться в Москву.

Сдавать деньги ему вовсе не хотелось, поэтому на следующий день он отправился в казино и «честно» постарался проиграть все, что у него было. Но опять выиграл. Несколько тысяч долларов. Он рисковал, ставил на любые цифры, поступал вопреки логике. Но рулетка и была игрой против логики. И поэтому он все время выигрывал. Тогда-то он и принял решение открыть счет в банке. Он понял, что сама судьба посылает ему эти деньги, не давая от них избавиться.

Он улыбнулся. Воспоминания были приятными. А эта комната не будет ему сниться по ночам. Он получил от нее все, что мог, больше она ему не понадобится. Рашников закрыл дверь и пошел к выходу. До его исчезновения из города оставалось совсем немного времени.

На первом этаже он встретил уборщицу. Она работала в спорткомплексе более сорока лет. Увидев заместителя директора, она улыбнулась ему.

– Вы уходите? – спросила женщина.

– Я себя плохо чувствую, – сказал он. Это было началом его игры. Она подтвердит, что сегодня он ушел с работы, так как плохо себя почувствовал. – Кажется, мне лучше пойти домой.

– Конечно, – согласилась уборщица, – в вашем возрасте нужно думать о здоровье.

– Да, – улыбнулся он, – мне нужно больше думать о своем здоровье. Я, наверное, схожу к врачу.

Он вышел из здания, уже не оглядываясь. В кабинете не осталось ничего ценного, он чем он мог бы пожалеть. И хотя ему все-таки очень захотелось обернуться и еще раз взглянуть на то место, где прошла целая эпоха его жизни, он заставил себя дойти до угла следующего дома и повернуть на соседнюю улицу. Дальше он шел, уже стирая из памяти, как ненужные воспоминания, все, что было связано с его деятельностью в спорткомплексе.





День десятый. Москва. Ясенево. Центр Службы внешней разведки России. Понедельник. 2 июля.




Они сидели напротив друг друга. Руководитель службы и его заместитель. Оба были профессионалами с многолетним стажем работы. В отличие от ФСБ, куда каждый год назначали нового руководителя, перетряхивая все кадры, разведку эта печальная участь миновала, и за последнее десятилетие здесь сменилось лишь два руководителя, да и то вторым стал бывший заместитель первого, так что преемственность и стабильность внешней разведки, без которой невозможно было бы работать, сохранялись. Именно поэтому здесь собрались самые лучшие специалисты бывшего Первого главного управления КГБ СССР, и среди них было много таких, кто крайне отрицательно относился к внешней и внутренней политике государства в последние годы.

Руководитель Службы внешней разведки молча слушал своего заместителя. Тот рассказывал ему о вчерашнем докладе капитана Чирковского, сообщившего о том, что в машине погибшего генерала была найдена магнитофонная пленка.

– Вы убеждены, что речь идет о пленке из машины Лосякина? – спросил руководитель Службы, когда его заместитель закончил свой доклад.

– Убежден, – ответил заместитель. Ему было пятьдесят. Я него были редкие седые волосы, волевой подбородок, внимательные, умные глаза интеллектуала. На лице его остались следы от бессонных ночей – единственного времени, когда можно было спокойно почитать. Георгий Самойлович Осипов работал в разведке более двадцати пяти лет, придя сюда еще в середине семидесятых, когда «холодная война» была в самом разгаре. Он всегда выгодно отличался от своих коллег вдумчивым отношением к службе, умением делать верные аналитические выводы из сложившейся ситуации. Много лет он провел за рубежом, работая поочередно в нескольких европейских резидентурах ПГЯ КГБ СССР.

Хозяин кабинета молчал. Он вообще не любил делать скоропалительных выводов. Заместитель, знавший об этой особенности своего руководителя, терпеливо ждал.

– Ваши предложения? – наконец спросил руководитель Службы.

– Судя по всему, информация, поступившая к нам из Лондона от нашего агента Лорда, подтверждается, – осторожно заметил Осипов. – Очевидно, авария, в которой погиб генерал Лосякин, была действительно случайной, хотя журналисты и выдвигали различные версии. Но в салоне автомобиля, кроме крупной суммы денег, была найдена и магнитофонная запись беседы покойного с человеком, которому предназначалась эта сумма. В ФСБ скрывают информацию о найденной пленке. Тогда получается, что они начали собственное закрытое расследование.

– Генерал Лосякин был близок к определенной группе людей, – хмуро заметил Осипов, – и ни для кого не секрет, что возглавляет эту группу банкир Тальковский. Конечно, наши подозрения нельзя считать доказанным фактом, но очевидно, что Лосякин мог получить указания от кого-нибудь из них. Наш агент в Лондоне полагает, что крупные суммы наличных денег, которые будут ввозиться в нашу страну, предназначены для стабилизации ситуации, если вдруг какие-либо чрезвычайные обстоятельства ее расшатают. Если учесть болезнь Президента, то сегодня чрезвычайным обстоятельством может стать неожиданная отставка правительства, но, поскольку сам Президент сейчас не в состоянии издать такой указ, отставка фактически невозможна. Значит, речь идет о других потрясениях, которые могут быть спрогнозированы или спровоцированы. Если учесть, что Лосякин выезжал из здания ФСБ для встречи с каким-то неизвестным, которому, видимо, он должен был передать деньги, и даже записал на пленку свой с ним разговор, то, очевидно, можно предположить, что он искал конкретного исполнителя под определенный заказ.

– Вы понимаете, что говорите? – спросил, глядя ему в глаза, хозяин кабинета. – Вы обвиняете руководство ФСБ в том, что они вербуют наемных убийц для устранения неугодных лиц?

– Я меня есть основания для некоторых подозрений, – ответил Осипов. – Но я вовсе не обвиняю всех сотрудников ФСБ и вообще аппарат службы контрразведки. Они прислали к нам запрос насчет «ликвидаторов». Просят проверить всех оставшихся в живых специалистов и дать им полный список людей старше пятидесяти лет. Раз они начали свое служебное расследование, значит, они тоже пытаются выяснить, с кем встречался Лосякин. Да, и вот еще что. До вчерашнего дня наши аналитики полагали, что Лосякин торопился на встречу с неизвестным, чтобы передать ему деньги, когда случилась авария. Однако наличие магнитофонной пленки все меняет. Очевидно, встреча все-таки состоялась и часть денег была передана. А другую часть Лосякин оставил у себя. Либо для второго исполнителя, либо на собственные нужды, так сказать, за услуги. Все обстоятельства этого дела свидетельствуют о том, что он опасался этого киллера и пытался обезопасить себя.

В кабинете наступило молчание. Оба генерала понимали, какую тему затронули. Это была уже не разведка. Это была большая политика, в которую оба долго отказывались играть. Но сейчас делать вид, что ничего не происходит, они не имели права. Сложность положения заключалась и в том, что сообщения Лорда были абсолютно секретными и передаваемую им информацию руководитель внешней разведки мог представлять только Президенту страны. А тот был тяжело болен и лежал в больнице. Разглашать информацию такого рода было нельзя, но и игнорировать ее было невозможно. Инсульт Президента перевернул все вверх дном.

– Список «ликвидаторов» для ФСБ вы уже подготовили? – осведомился хозяин кабинета после недолгой, но тяжелой паузы.

– Подготовили, – ответил Осипов, – но...

– Не весь список? – понял генерал.

– Мы исключили пятерых самых опасных, – пояснил Осипов, – сейчас мы их проверяем.

– Почему исключили?

– Я них был допуск к особо секретной работе. Данные на этих агентов мы не даем никому. Вы же сами утверждали этот список.

– Тогда нам нужно самим их проверить.

– Я уже дал поручение. Мы проверим каждого из пятерых. Тщательно проверим. Один живет в Белоруссии, один в Германии, трое в России. Будем проверять.

– И не откладывая, – распорядился хозяин кабинета, – нужно вычислить возможного исполнителя, с которым встречался генерал Лосякин перед своей нелепой гибелью. Желательно как можно быстрее. Иначе сообщения Лорда о возможной дестабилизации ситуации в России могут оказаться неприятной реальностью.

– Мы работаем, – ответил Осипов. – Если бы не вчерашнее сообщение Юрия Чирковского, нам было бы намного сложнее.

– А вы уверены, что информация верная? Возможно, кто-то решил начать игру и против нашей службы?

– Не думаю. Отец Чирковского – академик Александр Павлович Чирковский, один из самых известных филателистов Москвы. А его давний друг – Антон Федорович Стадник подвержен той же «болезни». Это хобби достаточно заразительное. Вчера они вместе рассматривали марки, и Стадник, который возглавляет группу экспертов в лаборатории ФСБ, увлекшись, случайно проговорился. Юрий Чирковский знал о смерти Лосякина и, сумев связать эти два факта, сразу позвонил мне. Мы, кстати, проверили: Стадник действительно пришел домой в воскресенье поздно и даже опоздал в гости.


– В любом случае наша заинтересованность фактами смерти Лосякина не должна выйти за пределы Центра, – строго предупредил генерал, – нам только не хватает, чтобы и нашу службу полоскали в газетах? Вы меня понимаете, Георгий Самойлович?

– Группу сотрудников, которые будут проверять все данные, возглавит капитан Чирковский, – доложил Осипов, – мы примем все меры, чтобы проверка прошла достаточно оперативно и незаметно.





День десятый. Москва. Понедельник. 2 июля.




Два дня Тальковский терпеливо ждал, рассчитывая на сообразительность неизвестного убийцы, который должен был догадаться проверить сообщения, поступившие на номер его счета в банке. И наконец вечером в понедельник отправил запрос в банк, решив проверить, нет ли для него информации. И почти сразу получил ответ. Его призыв был услышан, адресат передал только одно слово «согласен». Но этого было достаточно, чтобы терпеливо ждать телефонного звонка.

Дело это было настолько щекотливое, что Тальковский не решился никому его доверить, даже Вигунову, понимая, что в случае провала у бывшего полковника милиции будет исключительно выгодный «компромат» на его патрона, с помощью которого он сможет шантажировать не только самого Тальковского, но и связанные с ним структуры. Банкир понимал, что проведение такого рода операций требовало соблюдения особой осторожности. Для этого он купил четыре мобильных телефона.

По взаимной договоренности с руководителем одной из небольших компаний, не связанных с ним бизнесом, все четыре мобильных телефона были переданы в эту компанию еще в субботу, что и было зафиксировано во всех документах. В понедельник один из сотрудников компании, одинокий молодой человек, получивший в свое пользование новый мобильный телефон, неожиданно получил срочное указание своего руководства вылететь в Данию для участия в каком-то семинаре, не относившемся к теме работы молодого человека. Поскольку мобильный телефон еще не был подключен к международной сети, хозяин аппарата решил оставить его дома.

В понедельник утром к его номеру подключились сотрудники Вигунова, которым подробности дела не были известны. Номер телефона был переведен на один из аппаратов Тальковского, который ждал звонка, как и было условлено, в шесть часов вечера. И ровно в шесть раздался долгожданный телефонный звонок. Тальковский включил аппаратуру, искажавшую не только звуки голоса, но и тембр говорившего.

– Да, – глухо сказал он.

– Я получил ваше сообщение, – услышал он голос неизвестного. – Полагаю, что все наши договоренности остаются в силе?

– Да, – подтвердил Тальковский.

– Я постараюсь выполнить поручение до конца срока, указанного в нашем контракте, – говоривший умел находить нужные слова. Это понравилось банкиру. Но сам он молчал, считая, что лучше ему ничего не комментировать.

– Я буду звонить по понедельникам, – сообщил незнакомец, – и посылать сообщения, если будет необходимость.

– Да, – в третий раз сказал Тальковский. Он хотел уточнить условия, хотел поговорить о более конкретных сроках, хотел узнать, как можно связаться с исполнителем в случае крайней необходимости. Но он знал, что безопаснее для него ничего не спрашивать и ничего не говорить. Поэтому он и в третий раз произнес только «да». Говоривший, очевидно, понял его уловку, потому что он усмехнулся и громко сказал:

– До свидания.

Тальковский положил трубку. Перевел дыхание. Теперь все было в порядке. Если этот неизвестный убийца такой специалист, как ему говорил Лосякин, то промаха быть не должно. Он вдруг обратил внимание, что во время разговора все время стоял рядом со столиком, словно опасаясь присесть на диван. Он терял свою знаменитую выдержку.

Тальковский отключил телефон и, усевшись в кресло, потянулся за пультом дистанционного управления телевизора. Включив телевизор, он почти сразу попал на информационную программу, которая шла по одному из российских каналов. Сюжет был как раз посвящен мэру столицы. Его шансы стать новым Президентом страны расценивались как очень высокие.

«Он высказался о приоритетах в развитии национальной политики страны», – говорил диктор. Тальковский прищурился, ему активно не нравился этот человек не только в качестве кандидата в Президенты страны, но даже на своем месте мэра столицы. Тальковский понимал, что если он станет хозяином в стране, то начнет наводить порядок по своим авторитарным правилам, установит свою систему, и таким банкирам, как Тальковский, в этой системе уже не будет места.

Он досмотрел до конца передачу про мэра. И еще несколько минут сидел перед включенным телевизором. Конечно, понятно, что только физическое устранение мэра могло гарантировать его неучастие в выборах. Но пока операция готовилась, нужно было сделать все, чтобы за это время рейтинг основного кандидата в Президенты не набрал бы головокружительной высоты, после которой его смерть превращала живого человека в настоящего идола. Следовало скомпрометировать самую идею выдвижения такого человека, как нынешний мэр столицы, еще до начала президентской кампании. Тальковский сидел перед экраном телевизора, обдумывая свой план. Следовало еще уточнить некоторые детали, переговорить кое с кем, но в целом он уже представлял себе, каким образом и с помощью каких сил начнется постепенное вытеснение мэра с его позиций.

Тальковский поднял трубку телефона. Набрал номер Вигунова.

– Добрый вечер, Игнат Данилович, – строго сказал он, – приезжайте срочно ко мне. И отключите номер телефона, который был переведен на меня. Мне он больше не понадобится.

– Хорошо, – по-военному четко ответил Вигунов.

Он приехал через двадцать пять минут. Бывший полковник милиции был дисциплинированным и аккуратным человеком, привыкшим никогда не опаздывать. Поначалу его несколько коробила роль верного служаки рядом с таким мошенником, каким он заведомо, еще до совместной с ним работы, считал банкира Тальковского. Но спустя некоторое время он уже так не думал. И дело было совсем не в деньгах, которые платил Тальковский, хотя нужно отдать должное банкиру, платил он действительно большие деньги, щедро оплачивая верность своих людей. Поработав некоторое время с Тальковским, Вигунов оценил и методы банкира, и его широту взглядов, и цепкий ум, и умение приспосабливать под себя любую ситуацию. Вигунов был в курсе многих дел Тальковского, и у него были все основания им восхищаться. Это привязывало его к банкиру так же крепко, как и деньги. И только в самом крайнем случае Вигунов решился бы изменить своему патрону, перейдя на другую сторону. Я него был своеобразный кодекс чести, и Тальковский об этом хорошо знал.

Он принял гостя в своем кабинете на даче, которая охранялась, как резиденция главы правительства. Вышколенная служанка вкатила столик с напитками, расставила все и вышла так же бесшумно, как и вошла. Сначала Тальковский завел разговор на другую тему. Ему интересно было узнать мнение Вигунова по ряду вопросов. Тот почти ничего не пил, позволив себе лишь пригубить рюмку французского коньяка. Тальковский также не стал налегать на спиртное, выпив лишь бокал сухого белого вина. Они говорили о расширении агентства Вигунова. Планировалось открытие филиала в северной столице. Вигунов упрямо называл ее Ленинградом. Названия «Санкт-Петербург» он не признавал, оно словно оскорбляло его. Зная эту слабость полковника, Тальковский следил за своей речью и всегда называл город Ленинградом, хотя лично он не видел ничего плохого ни в прежнем, ни в новом названии города.

Но для Вигунова, когда-то работавшего в Ленинграде, это был вопрос принципа. Тальковский согласился, что филиал открывать нужно, и пообещал рассмотреть представленную ему смету. И лишь в самом конце беседы он словно невзначай заметил:

– В последнее время нас прессингуют по всему городу. Такое впечатление, что нас словно пытаются выжить из столицы.

– Это люди мэра, – помрачнел Вигунов, – вся московская милиция на него работает. И все городские службы выполняют его прихоти. Знают точно, кого он любит, а кого не любит.

– Это правда, – согласился Тальковский, – хотя говорят, что многие им недовольны.

– Политических противников у него хватает, – согласился Вигунов, все еще находясь под впечатлением состоявшегося разговора и не понимая, куда клонит его собеседник.

– Говорят, не только политических, – усмехнулся Тальковский. Вигунов наконец понял. Он достал свои темные очки, близоруко прищурился.

– Да, – сказал он, – его многие не любят. Он ввел регистрацию для приезжающих, наложил много запретов, многих потеснил. Я него много врагов.

– Говорят, особенно недовольны кавказцы и среднеазиаты, которых преследуют в Москве, – осторожно заметил Тальковский.

– «Лица кавказской национальности», – кивнул Вигунов, – вы же знаете, как к ним относится милиция. Если даже есть регистрация, их избивают, гонят с рынков, сажают в КПЗ, отнимают деньги, конфисковывают товар. В последнее время стали притеснять и азиатов. И не только из наших бывших республик. В Москву понаехало много афганцев, китайцев, вьетнамцев, негров всяких, африканцев...

– Подождите, – прервал его Тальковский, – это международные проблемы, они нас не интересуют. Этим пусть занимаются пограничники и наша консульская служба. А вот со странами СНГ у нас безвизовый режим. Вы меня понимаете?

Вигунов понял не все. Но не хотел показаться тугодумом. Поэтому он кивнул головой. Тальковский заметил некоторую растерянность в глазах своего собеседника и решил пояснить: