Мрачный залив

– Сливки или сахар?

– Черный вполне сгодится, – отвечаю я. Он бросает на меня взгляд, словно пытаясь вычислить, что я имела в виду, потом кивает и ставит кружки на маленький столик – как раз на двоих.

– Поздновато для таких визитов, а? Вам повезло, что в вас не стреляют.

– Знаю, что поздно, – соглашаюсь я, стараясь не обращать внимания на намек. – Извините, сэр, я знаю, что вы, вероятно, уже собирались спать. – Я вкладываю в свой тон немного теплых нот, и это помогает; его плечи немного расслабляются. Сейчас все, что я могу сделать, дабы обезоружить его, может оказаться полезным. – Прошу прощения, но я не в курсе того, что случилось с вашим сыном. Могу я спросить…

– Он пропал уже больше года назад, – говорит Абрахам. – И вот что я вам скажу – я считаю, что эта баба убила его. Я так и сказал другому детективу, но, по-моему, он даже не слушал. – Я слышу в его голосе злость и вижу, как мышцы на его дряблом подбородке напрягаются. – Он работал спустя рукава. Сказал, что мой сын просто сбежал и бросил свою беременную жену. Если это правда, то почему он перед этим отписал ей свою машину и свой дом? И весь свой банковский счет тоже. Если мужчина сбегает от своего долга, то берет с собой все свое.

– Вы правы, это звучит странно, – соглашаюсь я, однако совсем не искренне. Многие мужчины уклоняются от своих родительских обязанностей, но пытаются возместить это, оставив то, что им не особо нужно. Я могу предположить, что Томми Джарретт решил, будто это развязывает ему руки, и возможно, перед своим исчезновением перевел кое-что со своего банковского счета на другие. Может быть, достаточно приберег для себя, чтобы быть вольной пташкой.

Я подниму его дело. Скорее всего, тем, другим детективом был Престер, если только это не были последние дни работы другого детектива, белого мужчины, которого я едва знала – третьего в нашем управлении; он практически не выходил на работу. Сейчас он вышел на пенсию и уехал во Флориду; мы с ним почти не пересекались по службе. Не очень-то мне хочется пересматривать его суждения – если это он вынес их.

– Когда вы в последний раз видели Томми, сэр? – спрашиваю я и достаю свой блокнот. Он делает большой глоток кофе и извлекает свой смартфон.

– Примерно четырнадцать месяцев назад. Вот. – Кладет телефон на стол и подталкивает ко мне. На экране фото: Абрахам в клетчатой рабочей рубашке одной рукой обнимает за плечи сына, оба широко улыбаются в селфи-камеру. Милый снимок. Я пристально смотрю на Томми, пытаясь понять, что кроется за этой веселой улыбкой, за этим лицом. Похож ли он на человека, способного бросить свою беременную жену? Понятия не имею. Работа копа учит тебя одному: по внешнему виду можно угадать все и ничего. У каждого из нас внутри много всякого-разного, и как минимум половина этого множества делает нас сволочами.

– Симпатичный молодой человек, – говорю я, и это правда. – Вы не против, если я скопирую это фото? Я могу переслать его на свой телефон.

Это даст мне дату и время, когда был сделан снимок, а также место, где он был сделан.

– Как хотите, – отвечает Джарретт, и я вижу на его лице быстрый промельк беспокойства. Пересылаю фотографию себе, действуя так, чтобы он понял: я ничего не вынюхиваю, – а потом отдаю Абрахаму его телефон. Он сразу же прячет его в карман. Я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к его сыну; каждому есть что скрывать, но меня не интересуют его секреты. – Значит, на этот раз вы действительно намерены его искать? Не просто подшить в папку еще одну бумажку о том, что мой сын – трусливый сукин сын?

Он говорит это агрессивным тоном, но я вижу, как в его глазах поблескивают слезы. В таких делах надежда – тяжкое бремя. Он держится враждебно, потому что пытается обуздать страх и отчаяние, и я это понимаю. Со всем возможным уважением говорю:

– Мистер Джарретт, я с радостью займусь этим. Дело значительно ускорится, если вы – в качестве его ближайшего родственника – дадите мне разрешение осмотреть его жилище, проверить его телефон и банковский счет…

– Дам, – говорит он прежде, чем я успеваю закончить. – На все что угодно. Томми жил в доме, который купил на собственные деньги, жил с той женщиной… я даже не могу назвать ее его женой. До самого своего исчезновения он жил там. Никуда не переезжал.

– Вы точно это знаете? – спрашиваю я мягким тоном. – Он не мог просто собрать самые необходимые вещи и попросить друга отвезти его куда-нибудь?

На это Абрахам не отвечает, да я на самом деле и не жду ответа. Он не хочет верить в это, но мужчины могут сделать странные вещи, узнав о беременности своей женщины. Некоторые убегают в холмы. Некоторые становятся жестокими. Некоторые ведут себя параноидально и странно.

А некоторые убивают своих детей.

Я ощущаю легкую дрожь во всем теле при мысли о том, что человеком, который увез Шерил Лэнсдаун от того злополучного пруда, мог быть ее пропавший муж.

Я сохраняю на лице спокойное выражение, однако теперь пристально высматриваю любые признаки того, что Абрахам пытается прикрыть Томми. Основание затылка покалывает, и я думаю о том, что следовало бы проверить дом на тот случай, если Томми недавно побывал здесь, но мне нужно быть осторожной: если тот действительно прячется поблизости, я могу сразу же оказаться в опасной ситуации. Лучше вернуться подготовленной, с подкреплением.

Но не успеваю я принять это решение, как Абрахам тяжело поднимается и говорит:

– Идемте. Я покажу вам его комнату. Там нет ничего, кроме того, что он оставил, когда переехал в тот дом и женился; но, может быть, и это вам поможет.

В его поведении нет ни намека на то, что меня ждут какие-то сюрпризы, но я иду за ним на некотором расстоянии, держа руку поближе к пистолету, спрятанному под курткой. Я быстрая и меткая, и хотя это не дает гарантии на выживание в перестрелке, однако повышает шансы. Мое сердце ускоряет биение, и я глубоко дышу, чтобы замедлить его ритм. Настороженно иду за Абрахамом через маленькую кухоньку, по узкому темному коридору мимо санузла; в конце коридора – одна-единственная закрытая дверь. Он распахивает ее и входит в помещение.

«Туда или сюда; решай, девочка».

Я вхожу следом за ним.

Там нет никакой засады. Никакой Томми Джарретт не ждет меня с плотоядной ухмылкой, чтобы прикончить на месте. Щелкнув выключателем, Абрахам сует руки в карманы своего клетчатого халата и отходит назад, пока я изучаю комнату мальчика-подростка. Она даже пахнет соответственно – застоявшийся запах старых носков, тестостеронового пота, грязных простыней. Кровать застелена дешевым покрывалом поверх продавленного матраса. Плакаты с изображением каких-то почти не знакомых мне актеров – сплошь белых – и мощных машин. Миниатюрное баскетбольное кольцо в углу комнаты, похоже, нередко использовалось: сетка выглядит потрепанной. Я делаю медленный круг по комнате, потом смотрю на отца Томми.

– Вы не против, если я открою ящики?

– Делайте что хотите, – отзывается он. – Тут скрывать нечего.

Джарретт прав. В ящиках маленького комода нет ничего, кроме сложенных простыней, пары старых кроссовок, провонявших за годы службы, и пачки бумаг – когда я просматриваю их, это в основном оказываются школьные тетради. Томми учился на твердую «B»[5]. Не отличник, но старательный.

– Ваш сын участвовал в какой-либо школьной деятельности? Футбол или…

– Баскетбол, – отвечает он. «Можно было догадаться». – Он был в этом очень хорош. Мог бы пойти в универ, ему присылали предложения…

Это действительно так, я уже нашла письма. Но ни одно из них не обещало полного обеспечения, и я знаю, что Томми пришлось отказаться от этой мечты. Абрахам не мог позволить себе оплачивать сыну колледж или даже содержать его в отсутствие стипендии. Томми, по моим предположениям, был хорошим игроком, но не звездой. Как и в учебе.

Проверяю гардероб, наполовину ожидая найти там прячущегося, словно в кошмаре, Томми. Но шкаф пуст, не считая старых проволочных «плечиков», слабо покачивающихся на перекладине, и коллекции брошенных школьных футболок. Форменная куртка с именем Томми на кармане. Я понимаю послание, которое транслирует эта комната: когда Томми уехал отсюда, он оставил позади свое детство. В новой жизни он намеревался стать полностью самостоятельным мужчиной.

А когда это сделалось слишком реальным, он сбежал? Может быть. Но инстинкт начинает подталкивать меня в другом направлении.

Абрахам неожиданно говорит:

– Вы сказали, что пришли сюда не из-за Томми. Так что вас привело?

Он все равно узнает – скоро это будет во всех новостях, если уже не просочилось в срочные выпуски. Поэтому я отвечаю:


– Его жена, Шерил, объявлена пропавшей.

– О господи, – роняет он и на миг выглядит совершенно обескураженным. Потом встревоженным. – А девочек она бросила? Кто их забрал?

Я очень-очень осторожно рассказываю ему об их участи, и есть что-то особенно мрачное и грустное в том, как эта новость придавливает гордого мужчину, которого не сломили годы. Он опускается на кровать сына, роняет голову на руки и плачет – с громкими, трудными рыданиями. Я сажусь рядом с ним. Не прикасаюсь к нему, просто жду, когда минует буря. Теперь он потерял все… сначала сына, потом двух внучек.

Наконец Джарретт шепчет:

– Она никогда не позволяла мне увидеть девочек. Ни единого раза.

Я сглатываю болезненный комок в горле и говорю:

– Они не страдали перед смертью, сэр. – Это ложь, но я не могу сказать этому человеку правду. Не сейчас. – Я расследую то, что случилось с ними и с Шерил.

Он кивает. Все его тело содрогается от приступов глубокой скорби. Я встаю и осторожно кладу руку ему на плечо. Потом достаю свою визитку и кладу рядом с ним на кровать.

А потом ухожу, закрыв за собой дверь в тот ад, который я принесла в это одинокое жилище. Снова оказавшись в машине, достаю свой телефон и набираю «ВВПС», что Престер расшифрует как «все в порядке, старина». Недавно он открыл для себя смайлики, и этот факт меня забавляет; я даже невольно улыбаюсь, когда Престер присылает в ответ ругающийся смайлик. Не то чтобы мне было весело, но хоть что-то…

Моя улыбка быстро угасает, а вместе с ней – мимолетное ощущение комфорта. Я почти уверена, что Томми Джарретт мертв.

И это значит, что утром мне с новой силой предстоит взяться за поиски Шерил Лэнсдаун.





9





ГВЕН


К тому времени, как я добираюсь домой, день уже клонится к вечеру, и я сразу же погружаюсь в исследования относительно Шерил Лэнсдаун; Кец до самой темноты будет занята поисками в лесах под Нортоном, поэтому лучшее, что я могу сделать, – это выполнить за нее рутинные задачи.

Однако они оказываются совсем не рутинными, поскольку быстро выясняется, что Шерил – совсем не та, за кого себя выдавала. По сути, какие-то свидетельства о ее существовании появляются только три года назад.

Это имя – подделка, и даже не особо хорошая. Достаточно хорошая, чтобы позволить этой женщине получить настоящие водительские права, но номер социального страхования, которым пользуется, фальшивый. Ее сразу же раскусили бы, если б она попыталась устроиться на работу, получить пособие или сообщить этот номер работодателю, обязанному платить за нее страховые взносы. Но похоже, что Шерил официально вообще нигде не работала и даже не обращалась за социальной помощью, что в этих местах редкость. Может быть, у нее была какая-нибудь подработка, где ей платили наличными? Пока что я не могу этого сказать.

Применяю программу для распознания лиц, используемую нашей фирмой, чтобы попытаться сличить фотографию Шерил с теми, что имеются в базах данных водительских лицензий.

Первое попадание – в Айове.

Изначальное имя Шерил Лэнсдаун – Пенни Карлсон.

Пенни числится как пропавшая. В последний раз ее видели, когда она куда-то уезжала на своей машине, но Пенни так и не приехала на занятия в университет, куда вроде бы собиралась. Были проведены поиски ее машины, и Пенни предлагали считать пропавшей, но поскольку она уже не была ребенком – на тот момент ей было восемнадцать, – сделать особо было ничего нельзя. Будучи взрослой по закону, она имела право исчезнуть бесследно, если хотела этого. Пенни взяла вещи, села в свою машину и испарилась, словно дурной сон. Я нашла веб-сайт, посвященный ее поискам – вероятно, созданный ее родными или друзьями, – но он, похоже, давно не обновлялся, как минимум несколько лет. Они сдались.

Может быть, Пенни решила, что учеба в колледже – это не для нее, и захотела начать жизнь с чистого листа. Но мои инстинкты включают пожарную сирену, когда я прикидываю, сколько лет прошло от исчезновения Пенни Карлсон до появления Шерил Лэнсдаун.

Десять лет прошло с тех пор, как Пенни уехала в неизвестность, и только тогда в Вэлери возникла Шерил. Так где же она была все это время? Что делала? Мой мозг пытается соединить случайно разбросанные точки, но у меня недостаточно информации, чтобы продолжить поиск – только глубокое чувство беспокойства. Все это какая-то бессмыслица.

«Иногда смысла попросту нет», – спокойно говорит часть моего разума. И хотя эта часть права, я не намерена принимать поражение. Пока еще – нет.

Я расширяю поиск еще на несколько штатов. Выявление результатов замедляется, я получаю слишком много ложных подтверждений. Я не слежу за временем, и наконец слышу, как дети возвращаются домой. Ланни возникает в дверях комнаты и сообщает:

– В школе скукота, Коннор написал контрольную лучше всех, никто не истекает кровью, если тебе интересно. Ты ела?

Не отрывая глаз от экрана компьютера, я показываю на пустую тарелку, где прежде лежал кусок пирога. Краем глаза замечаю, как Ланни пожимает плечами, а потом поворачивается, собираясь уйти.

Я разворачиваю кресло спинкой к экрану и говорю:

– Солнышко, спасибо, что спросила. – Я растрогана пониманием того, что она пытается позаботиться обо мне. – Сегодня твоя очередь готовить ужин?

– Да, и это будет пицца, потому что я ленивая тварь, – отвечает Ланни. – Не беспокойся, она с салатом, так что это здоровая еда. Надо только проследить, чтобы Коннор не залил ее своим любимым острым соусом хабанеро. Над чем ты работаешь?

– Над всяким, – отвечаю я и понимаю, что это прозвучало так, словно я отмахиваюсь от дочери. – Извини. На самом деле, это поиск для дела, над которым сейчас работает Кеция. Довольно срочный.

– Я могу помочь?

Эту идею я сразу же отвергаю. Не хочу, чтобы Ланни и близко подходила к этому.

– Спасибо, но я уже почти закончила с тем, что мне нужно сверить. Сейчас сделаю последнюю проверку, и после этого я вся ваша. Можем защищать пиццу вместе.