Мотив Х

Привет, Дуня.

Кажется, у тебя новый номер телефона. Пожалуйста, перезвони мне, чтобы мы могли по телефону обсудить то, что ты написала. Полагаю, это ты. Если нет, пожалуйста, расскажите мне, кто вы и почему связались со мной по поводу моего сына.

С наилучшими пожеланиями,

Фабиан Риск.

Он отправил письмо. Ответ пришел почти мгновенно.

Конечный получатель: 7hcx3h+fbpyhpq8xakfo@sharklasers.com

Действие: не удалось

Статус: 5.1.1

Remote-MTA: dns; gmail-smtp-in.l.google.com.

(2a00: 1450:4010: c0d:: 1b, сервер для домена gmail.com.)

Диагностический код: smtp; 550—5.1.1

Учетная запись электронной почты, с которой вы пытались связаться, не существует. Попробуйте проверить адрес электронной почты получателя на наличие опечаток или ненужных пробелов.

Фабиан не знал, что и думать. Ее номер не работал, она отправляла зашифрованные электронные письма с адреса, на который даже написать нельзя. Что все это значит?

Он достал телефон, нашел номер Кима Слейзнера и уже собрался позвонить ему, когда на экране ноутбука вдруг появилось окно.

Восстановление карты памяти

Sandisk 8 ГБ завершено.

Вы хотите просмотреть файлы?

Точно. Фотографии на карте памяти. Вот чем он был занят. Он нажал «Да», после чего открылось еще одно окно.

Окно с множеством фотографий.

Он дважды щелкнул по первому снимку, на котором Флора Стенсон стояла на своем садовом участке и махала рукой в камеру. Снимок был сделан 13 сентября 2005 года. То есть за два года до смерти Эйнара Стенсона. Следующий — через шесть минут, это было селфи Эйнара, стоявшего на мостках озера Рингшен. На следующей фотографии были два стейка на гриле, затем шла фотография, где один стейк лежал на тарелке вместе с печеной картошкой, завернутой в алюминиевую фольгу, и большой порцией соуса «Беарнез».

Для профессионального фотографа снимки были на удивление дилетантскими. Очевидно, этот маленький фотоаппарат не слишком интересовал Эйнара, и учитывая то, что там было не более двадцати фотографий, он, вероятно, быстро надоел фотографу, и тот отправил его на чердак.

Остальные снимки тоже были личными и с точки зрения Фабиана совершенно неинтересными. Большинство из них были сделаны на Рождество 2005 года, и хотя он бывал в доме Муландера не больше трех-четырех раз, узнал бежевую диванную группу и продолговатый обеденный стол, накрытый на Рождество. На некоторых снимках появлялись и Муландер, и его жена Гертруда, она в красной юбке, а он в рубашке и свитере из овечьей шерсти.

Единственная фотография, которая была ему непонятна, изображала десяток мужчин, сидящих за накрытым рождественским столом в подвальном помещении. Каждый из них держал в руке полную стопку водки и заливался смехом, глядя прямо в объектив.

На задней стене висел плакат, и когда он увеличил изображение, то увидел, что под логотипом, изображающим бокс-камеру, там было написано «ФК Целлулоид». Конечно, это был фотоклуб. Клуб, который, судя по названию, занимался только пленочной фотографией, что объясняло всеобщий смех, когда Эйнар достал свое маленькое цифровое чудо.

Он не был уверен. Но что-то подсказывало ему, что здесь он точно был первопроходцем. Хуго Эльвину определенно удалось многое выяснить. Но эти данные, по всей вероятности, к нему не попали. Это не означало, что в них было что-то интересное. Но если было, то он совершенно точно опередил и Эльвина, и Муландера.





29




— Полиция до сих пор не делала заявлений по поводу ареста Зиверта Ландерца сегодня рано утром, — послышались слова диктора. — Но по неподтвержденным данным, речь идет об умышленном поджоге офиса партии «Шведских демократов» в Бьюве. В сегодняшних дебатах по интерпелляции лидер партии «Шведских демократов» Джимми Окессон прокомментировал эти события.

— Это то, что я бы назвал угрозой демократии, — сказал Окессон, и Лилья сразу почувствовала, как настроение испортилось от одного звука его голоса. — Или здесь кто-то всерьез считает, что у нашей судебной системы могла бы хоть когда-нибудь возникнуть идея задержать социал-демократа точно так же, без какой-либо конкретной…

Лилья выключила автомобильное радио. Она была больше не в силах это слушать. Не угроза демократии, так угроза свободе слова. Можно подумать, у них не было совершенно конкретных подозрений в его адрес. Да у него на лбу было написано виновен!

Она припарковала машину между двумя кустами, расположенными таким образом, что ее не было видно тем, кто едет по грунтовой дороге. В то же время она полностью контролировала дом Ассара Сканоса примерно в двадцати метрах от нее и могла немедленно вызвать оперативную группу, как только кто-то появится на участке.

Поняв, что его нет ни в доме, ни в саду, они с Утесом договорились подождать с вызовом Муландера и его команды. Они решили держать дом под наблюдением всю ночь на случай, если преступник вернется.

Но сейчас она уже больше четырех часов сидела в машине и следила за брошенным домом через зум фотоаппарата. На радио не унимались журналисты, без умолку болтавшие о Ландерце и его чертовой партии, которая, несомненно, только получит еще больше голосов в результате всей этой шумихи.

К тому же на улице было всего двенадцать градусов, судя по показаниям приборной панели, а это означало, что ей пришлось включить обогрев сиденья и завернуться в толстое одеяло, чтобы не замерзнуть. Каждые четверть часа теперь нужно было заводить двигатель и давать ему поработать на холостом ходу не меньше трех минут.

Она проиграла борьбу с зевотой, когда синие цифры на приборной доске показали 00:00. Оставалось два часа до тех пор, пока Утес не придет и не освободит ее, и если это не случится в ближайшее время, то она заснет настолько крепко, что даже если начнется Третья мировая война, то боевые действия никак не повлияют на ее крепкий, здоровый сон.


Она вышла из машины, потянулась и наполнила легкие влажным ночным воздухом. Они договорились не входить в дом. Отчасти для того, чтобы не трогать ничего до приезда Муландера. Или если Сканос действительно вернется домой. Тогда бы они оказались в очень невыгодном положении. Сканос не только оказался чрезвычайно опасным и совершенно непредсказуемым, но находясь на своей территории, он мог быть еще более страшен.

Но дом одно дело, а сад — совсем другое, и оказавшись во дворе, она остановилась и огляделась по сторонам. «Вольво» все так же стоял под небрежно накинутым брезентом, трава на газоне казалась скошенной совсем недавно, а клумбы были полностью очищены от сорняков.

Что-то явно было не так, но что? Она не могла ответить на этот вопрос. Внезапно послышалась песня «Летнее время» Магнуса Угглы с ее телефона. Значит, это был не Утес. Тогда звучал бы совсем другой рингтон. Эта песня Угглы была одной из ее самых любимых, и она специально поставила ее на звонок Хампуса. Трек напоминал ей о том времени, когда она была так влюблена, что ощущала это всем телом.

Он уже в третий раз за вечер пытался дозвониться до нее. Наверное, пытался понять, где она и почему не отвечает. В этом не было ничего странного. Но точно так же, как она не могла сейчас вынести Магнуса Угглу с его заводными дерьмовыми песнями, она не могла жить дальше с мыслью о том, что встречалась со шведским демократом.

Поэтому она позволила автоответчику ответить вместо нее и пошла дальше вокруг задней части дома к двери на террасу, которая вела в гостиную. Она по-прежнему оставалась приоткрыта так же, как когда они были в доме.

Все указывало на то, что Сканос увидел их из кухонного окна и скрылся через эту самую дверь. Но куда он делся после этого? А «Рено», его собственная машина, где она? Она заметила, что позади дома невозможно было припарковать машину и уехать в том направлении. Там не было даже дороги, только поля.

Внезапно Ирен услышала звук дверного звонка внутри дома — электронная мелодия, которая отчетливо звенела в темноте. Но с другой стороны дома никого не было, и никто точно не звонил в дверь. Одновременно сквозь стеклянную дверь она увидела, как загорелся в темноте экран беспроводного телефона, стоящего на базовой станции.

Она приоткрыла дверь так, чтобы можно было протиснуться, и наклонилась над дисплеем, увидев номер 072–684 43 82. Пока мелодия продолжала играть, как будто никогда не собиралась умолкнуть, она сделала поиск по высветившемуся номеру на своем мобильном, но не нашла в интернете никакой информации. Анонимный номер предоплаченной карты.

Чтобы не испачкать телефон своими отпечатками, она натянула рукав рубашки на руку, прежде чем взять трубку, и нажала на зеленую кнопку, после чего мелодичный звонок умолк.

— Да, здравствуйте… — сказала она, не получив ответа. Единственное, что она услышала, это как кто-то тяжело дышал на другом конце провода. — Извините, но с кем я разговариваю? — Насколько она могла разобрать, это был мужчина. Мужчина, который только что завершил тренировку или что-то подобное.

— Что ты делаешь в моем доме?

Это был он. Это точно был он.

— Меня зовут… — услышала она свой голос, прежде чем его прервал щелчок.





30




Фабиан как раз зашел на домашнюю страницу фотоклуба «Целлулоид», когда внезапный порыв ветра в подвале возвестил о том, что открылась и снова закрылась входная дверь.

Теодор вернулся домой.

И вот уже Фабиан стоит на втором этаже перед закрытой дверью в комнату сына и собирается с духом, чтобы заставить себя постучать. Все должно было случиться именно сейчас. Как бы Теодор ни отреагировал, пути назад не было. Но ответа не последовало, он постучал снова, на этот раз сильнее, после чего с другой стороны послышался усталый вздох.

— Да… в чем дело?

Он открыл дверь, шагнул в темноту и увидел Теодора, лежащего в постели. Он щурился на свет в коридоре позади Фабиана. Уже половина второго ночи, но сын вернулся домой всего несколько минут назад. Был ли он вообще в ванной, почистил ли зубы? К тому же в комнате сильно пахло сигаретами и алкоголем.

— Ты что, пил? — услышал он свой голос, одновременно заметив, что одежда свалена в кучу посреди комнаты.

— Чего? — Теодор попытался сфокусировать на нем взгляд.

— Я спросил, пил ли ты. Здесь воняет алкоголем, — сказал он и понял, что это, пожалуй, был самый худший способ начать доверительный разговор отца и сына.

Теодор вздохнул.

— Да, два пива. Теперь доволен? Или хотел поговорить о чем-то еще?

— Доволен? С чего бы мне быть довольным? — Было уже поздно сожалеть о том, что не с того начал разговор, а ведь он не пробыл у сына и полминуты. — Ты же помнишь, что мы с мамой говорили об употреблении алкоголя до того, как тебе исполнится восемнадцать. — Как же быстро у сына получалось вывести его из равновесия!

В попытке перейти на более мирный тон он глубоко вздохнул, подошел ближе и сел на край кровати.

— Знаешь, я тоже не был трезвенником в твоем возрасте. — Он встретился взглядом с Теодором. — Дело не в том, что я не понимаю, как в твоем возрасте хочется переходить границы дозволенного и пробовать запретное. И между нами говоря, я вполне могу закрыть глаза на два пива. Но две бутылки пива — это ведь далеко не все, что ты выпил сегодня вечером. Я прав?

Теодор немного подумал, прежде чем кивнуть.

— Хорошо. Потому что это совсем не то, о чем я хотел поговорить. — Он снова замолчал.

— В чем дело? Что-то случилось?

— Даже не знаю. Именно это я и пытаюсь выяснить. — Он не знал, как продолжить разговор. — Мы ведь все время от времени совершаем ошибки, верно? Возьмем меня. Я уже много дел понаделал, но в то же время первым признаю, что был далеко не самым лучшим отцом. И учитывая все то, что произошло, бог мне свидетель — я совершил гораздо больше ошибок, чем другие. И эти ошибки в некоторых случаях настолько серьезные, что нам придется жить с ними всю оставшуюся жизнь…

— Эй, ты о чем? — перебил его Теодор. — Уже ночь на дворе, и я ужасно устал. Мы можем поговорить об этом в другой раз?

— К сожалению, нет. — Фабиан покачал головой. — Это уже и так «другой раз». Мы не можем больше откладывать этот разговор. Я хочу, чтобы ты рассказал мне прямо сейчас, что на самом деле произошло в ту ночь, когда ты пришел домой в синяках и с пистолетом за поясом.

Наконец последовала реакция. Конечно, он закатил глаза и театрально вздохнул, но это было лучше, чем ничего.