Мост

Касс усмехнулась в ответ, подмигнув Териану, одёрнула рубашку и заправила её в брюки, прежде чем сунуть ногу в одну из красных туфель итальянского производства, стоявших у двери.

— Не позволяй ей слишком долго смотреть телевизор, — предупредила она его, ставя каблук на место, прежде чем надеть вторую туфлю.

— Не буду, мамочка. Клянусь, — Териан использовал пальцы Ками, чтобы перекрестить её сердце на маленькой груди. Териан улыбнулся ещё шире, когда маленькая девочка захихикала над игрой, следя за её движением своими потрясающе светлыми глазами. — Мы ведь не будем смотреть эти мерзкие, мерзкие передачи, правда, Ками, дорогая? Мы найдём себе занятие поинтереснее. Может быть, ты снова покатаешься верхом на дяде Ульрихе?

Охранник у двери, оказавшийся тем самым Ульрихом, улыбнулся и почтительно поклонился Касс, низко опустив голову и открывая перед ней дверь.

Продолжая улыбаться, он отошёл в сторону, чтобы Касс могла выйти в наружный коридор.

Касс тоже рассмеялась.

Перекинув волосы через плечо, она в последний раз помахала им обоим и послала воздушный поцелуй, прежде чем выйти. Её накрашенные губы по-прежнему изгибались в улыбке.





Глава 29

Как дома




Джон забыл про то, что нужно дышать.

Его окружали лица, люди хлопали его по спине, прикасались к нему, цеплялись за его руки, а затем отпускали, пока он пробирался сквозь кажущуюся бесконечной змеящуюся толпу.

Всё казалось нереальным. Он пребывал во сне, наполненном полузабытыми лицами, и пальцы касались его только для того, чтобы оставить после себя мерцающие импульсы присутствия и памяти. Тепло разлилось по нитям, удерживавшим его, и Джон почувствовал в этом Ревика, сильнее остальных, окутывающего Элли светом, как оберегающим щитом, но и не прячущего её.

Он не стал бы её прятать.

Они прошли через парадные двери, как и обещал Ревик.

До Джона не доходило, почему Ревик настаивал на этом, что для него значило открыто привести Элли, а не прятать её от видящих и людей, которые суетились вокруг них, пытаясь дотронуться до неё, увидеть её, быть рядом с ней; большинство из них, казалось, даже не замечали этого отсутствующего взгляда в её глазах.

Тот же самый взгляд мог сфокусироваться на них, или на высоких окнах «Дома на Холме» позади них, ослепительно сияющих из-за временно поднятых органических щитов. Она могла смотреть на птицу, летящую на фоне тёмно-синего неба, или на кусок мусора на дороге, или на одну из картин в вестибюле, или на родимое пятно на чьём-то лице.

Ни для кого из них это не имело значения.

Джон почувствовал стыд, когда понял это.

Будь его воля, он протащил бы её через заднюю дверь.

Он знал, что Ревик прав, а он ошибался, и этот стыд усугублялся.

Боги. Почему он осуждал Ревика за то, что тот сделал с ней?

Она по-прежнему была Элли, независимо от того, как много или как мало от неё осталось.

Он старался сосредоточиться на лицах. Большинство промелькивало слишком быстро, чтобы он успел отреагировать чем-то большим, чем рывок и вспышка шока. К тому времени, как он добрался до вестибюля, тот огонь в его груди усилился, вызвав жгучие слёзы, вставшие комом в горле.

В отличие от большинства присутствовавших видящих, его слёзы не были от счастья.

Он знал, что большинство из них этого не заметит. Они подумают, что он плачет по тем же причинам, что и все остальные. Они подумают, что он тронут, полон радости, переполнен эмоциями, но он знал правду.

Правда заключалась в том, что он выбросил всех этих людей из головы так же, как и Элли.

Он почти не позволял себе думать ни о ком из них с тех пор, когда увидел, как волна обрушилась на сдерживающие поля Манхэттена и затопила нижние берега. С того момента и до этого мига он убеждал себя, что никогда больше не увидит никого из них живым.

Факт собственной трусости ударил по нему ещё сильнее, когда он посмотрел на группу людей.

В отличие от видящих, они, казалось, не знали, как реагировать. Некоторые выглядели счастливыми, даже полными надежды, но большинство, похоже, пребывало в смятении. Они сторонились, наблюдая, как видящие приветствуют друг друга, многие мрачно смотрели на происходящее с разных уровней четырёхэтажного вестибюля.

Его люди. Иисусе.

Он не разговаривал ни с кем из них с тех пор, как уехал.

Он слышал от Балидора, что Ревик поддерживал связь с его и Элли семьёй, но сам Джон этого не делал. Он не пытался связаться ни с одним из них — ни разу за последние полгода. Однажды Ревик даже просил его об этом. Он попросил Джона позвонить его тёте Кэрол, возможно, чтобы она могла услышать про Элли от кого-то знакомого, или просто чтобы она могла утешиться голосом Джона, зная, что он жив.

Джон не сделал этого даже тогда.

Чувство вины за своё избегание встреч ударило по нему ещё сильнее, заставив грудь вспыхнуть от боли.


Он сердито вытер глаза тыльной стороной ладони, даже когда почувствовал ещё один всплеск света от Ревика, который, казалось, взял на себя заботу о том, чтобы это воссоединение не стало чрезмерно сентиментальным или удручающим, даже если ему приходилось искусственно поддерживать некоторых из них, чтобы провести через это.

Джон знал, что не увидит здесь всех видящих, которых помнил.

Некоторые видящие и люди умерли с тех пор, как он улетел на том вертолёте.

Неудивительно, что они потеряли здесь гораздо больше людей, чем Ревик в Сан-Франциско. Видящие умирали в подвалах и канализационных потопах. Их расстреливали во время патрулирования, и даже в той неразберихе прямо перед цунами, когда полдюжины членов Адипана и бывших Повстанцев гнались по затопленным канализационным туннелям, пытаясь добраться до Ревика, Джона и Мэйгара.

Некоторые не смогли вовремя выбраться, когда ударила первая волна цунами.

Джон окинул взглядом знакомые ему лица, с каждым разом всё сильнее вздрагивая. Его продолжали толкать вглубь отеля, но он уже не видел, кто его держит. Он едва мог смотреть на видящих, которые были с ним всю дорогу.

Тем не менее, он мельком увидел Ниилу под руку с Анале и Арго, двумя женщинами-видящими, которые остались в Нью-Йорке.

Он наблюдал, как Ниила запрокинула голову назад, со слезами на глазах смеясь над какими-то их словами, а потом она остановилась, чтобы поцеловать Викрама в губы, более дружелюбно, чем обычно, но всё равно заставляя его покраснеть и улыбнуться, когда всё закончилось.

Он увидел, как Гаренше глупо улыбается Холо, которого он заключил в объятия вместе с Джаксом. Только тогда до Джона дошло, что он никогда не видел, чтобы Джакс и Холо до всего этого расставались надолго… но Холо остался позади, когда Джакс присоединился к поисковой группе, чтобы найти Ревика.

Щурясь сквозь ряды лиц, конечностей и тел, пока его толкали и вели через главную часть вестибюля, Джон понял, что эти тела всё ещё окружали Ревика и Элли больше, чем остальных. Он видел, как видящие подходили, чтобы прикоснуться к ним, многие со слезами на глазах, некоторые показывали руками религиозные знаки. Среди тех, кто пришёл засвидетельствовать своё почтение, он увидел владельца отеля Налдарана, а также видящего, который помог Элли выбрать платье, которое она надела на свадьбу с Ревиком в Центральном парке.

При этой мысли слёзы внезапно стали душить Джона с такой силой, что он уже не мог это вынести.

Видящие, теснившиеся вокруг него, казалось, ничего не замечали, но Джон не мог дышать, не мог видеть, когда его вместе с другими грубо толкнули в зону у камина, под каменной мозаикой, изображавшей Сиртаун до бомбёжки.

Рука обняла его за плечи, и Джон, подняв глаза, увидел стоящего там Джорага со слезами в его поразительных глазах. Он улыбнулся Джону, крепко прижимая его к своему мускулистому телу, а свободной рукой обхватил Кален за шею, потом Ике за плечи, нежно сжимая их по очереди, пока Кален громко смеялась, хлопая Джорага по спине.

Джон почувствовал, как тошнота в его свете усиливается.

Он оторвал взгляд от Джорага как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна из женщин-видящих из военной группы выскочила из толпы, чтобы обнять Врега и поцеловать его в губы. Этот поцелуй был значительно менее платоническим, чем поцелуй Ниилы с Викрамом.

Джон поймал себя на том, что отворачивается, когда Врег ответил на поцелуй и со смехом притянул её к себе сразу после того, как они оторвались друг от друга.

Джон невольно вернул взгляд к видящему с китайской внешностью. Он наблюдал, как Врег обменялся объятиями с Хондо и Микой. Он не мог не заметить, что целовавшая его женщина-видящая, которую, как он был уверен, звали Приила, не отходила от него ни на шаг.

Джон изо всех сил старался не обращать на это внимания, вытолкнуть это подальше из своего света, но не мог.

Может быть, дело во всём остальном происходящем, но он просто не мог.

Он даже не мог это скрыть.

Должно быть, что-то вышло из него с достаточной силой, чтобы дотянуться до света Врега, потому что Врег повернулся и уставился на Джона своими чёрными глазами с расстояния шести метров. Джон встретил этот взгляд и понял, что не может отвести глаз. Он не прятал заряд в своём свете, хотя не мог решить, делал ли он это намеренно или просто не мог контролировать себя.

Какова бы ни была причина, Врег, похоже, понял намёк.

Джон почувствовал облегчение, когда старший видящий отошёл от Приилы, создав между ними некоторое расстояние.

Во время этой паузы он послал Врегу короткое-короткое сообщение — первое, которое он выпустил из своего света в адрес видящего с тех пор, как они покинули Сан-Франциско.

«Спасибо», — послал он.

Когда его зрение прояснилось, Врег уставился на него.

Часть гнева исчезла с лица другого мужчины, оставив его на грани замешательства. И всё же он кивнул Джону в ответ. Они по-прежнему смотрели друг на друга, когда внимание Врега вернулось к толпе, и Дюрел схватил его с другой стороны, издав подвывающий вопль, который заставил видящих вокруг него рассмеяться.

Джон с комом в горле наблюдал, как темнокожий видящий по имени Гандри энергично пожимает руку Врега, со слезами на глазах и более серьёзным лицом. Джон никогда раньше не видел столько эмоций на лице видящего из Восточной Индии; это застало его врасплох, даже когда он удивился ответной улыбке Врега. Врег в ответ крепко обнял друга, и Джон снова ощутил в его свете реакцию, достаточно резкую, чтобы заставить себя отвести глаза.

Он всё ещё не знал, кем был бывший Врега, о котором ему рассказывал Ревик.

Очевидно, Врег был с кем-то на протяжении большей части Первой Мировой Войны, так что вполне возможно, что этот мужчина был одним из тех, кто пошёл за Врегом к Салинсу, а затем последовал за Врегом к Мечу, когда Ревик ушёл. Раньше Джон не хотел спрашивать. В их рядах оставалось достаточно Повстанцев с обоих Восстаний, и Джон знал, что велика вероятность, что этот мужчина до сих пор здесь, с ними.

Если, конечно, он ещё жив.

Вытеснив эту мысль из головы, он оглянулся на Ревика и Элли.

Сделав это, он тут же пожалел об этом.

Ревик подвёл её к их человеческим друзьям и родственникам.

Джон почувствовал, как у него сдавило горло, когда он увидел, что тётя Кэрол стискивает сначала Ревика, а потом Элли в медвежьих объятиях. Дядя Джеймс держался немного в стороне, со слезами на глазах внимательно наблюдая за лицом Элли. Но когда Ревик протянул ему руку, дядя Джеймс пожал её, стиснув ладонь Ревика обеими руками.

Джон осознал, что не может оторвать глаз от их маленькой группы, от лиц своих кузенов, тёти и дяди, которые смотрели на Элли со смешанным выражением страха и надежды в глазах.

Джон не знал, что именно Ревик рассказал им о состоянии Элли, но у него сложилось впечатление, что они почувствовали облегчение от того, что увидели в самой Элли.

Элли потянула тётю Кэрол за волосы, почти игриво, несмотря на отстранённость в её глазах, и тётя Кэрол снова обняла её, на этот раз теплее и крепче, чем раньше. Она продолжала сжимать талию Элли одной рукой даже после того, как та более или менее отпустила её, и Джон заметил, что она просияла, несмотря на слёзы, которые Джон ясно видел на её лице.