Мост Дьявола

Четверг, 18 ноября. Наши дни


Примерно через десять минут после отъезда из дома Мэдди и Даррена я останавливаюсь на гравийной автостоянке у вершины лесовозной дороги над долиной и городом внизу. Меня окружают высоченные кедры, сосны, канадские ели и горные пики, увенчанные рваными облаками. Здесь холодно и сыро, но в небе появились просветы, и, когда выглядывает солнце, оно приносит долгожданное тепло.

Я надеваю велосипедные перчатки и гадаю, прослушала ли Мэдди подкаст и станет ли Тринити связываться с ней ради интервью. Возможно, она уже пыталась, а Мэдди просто изобразила, что впервые слышит об этом. Я надеваю водонепроницаемую куртку, беру шлем с заднего сиденья и выхожу из автомобиля. Неподалеку громко шумит река; вода ревет и пенится, прорываясь через ущелье. Когда я достаю мой велосипед из багажника, рядом притормаживает красный «Вольво» Эйлин, шурша покрышками по гравию. Она останавливается рядом с моей машиной.

Сейчас матери Бет шестьдесят три года. Она на три года старше меня, но по-прежнему в отличной форме и брызжет энергией. Эйлин опускает окошко и высовывает голову с копной малиновых кудряшек. Когда она начала седеть, то стала красить волосы, и ее некогда рыжие кудри приобрели экзотический оттенок.

— Эй, женщина, — задорно говорит она. — Как ты поживаешь в этом аду и почему так долго ждала, прежде чем снова это сделать?

Я смеюсь. Она обладает этим свойством; ее жизнелюбие заразительно.

— Да уж, фермерская жизнь не дает покоя, — говорю я, когда опускаю свой велосипед на землю и покрышки подскакивают на гравии.

Эйлин выходит из «Вольво» и начинает снимать свой велосипед со стойки в задней части машины. Порывы ветра развевают ее волосы. Я думаю о Бет, которая похожа на своего отца и совсем не похожа на мать. Бет высокая и гибкая, с выбеленными солнцем светлыми волосами, когда-то длинными, но теперь коротко подстриженными. Она замужем за Джонни, сыном Грэйнджера. Они с Мэдди когда-то были лучшими подругами, но после убийства одноклассницы их пути постепенно разошлись. Никто не остался нетронутым, и все мы до сих пор нерасторжимо связаны с прошлым.

Я испытываю смутное беспокойство, когда наблюдаю за Эйлин и раздумываю, как будет лучше обсудить с ней тему подкаста. Пожалуй, лучше будет это сделать, когда мы намотаем несколько миль на спидометры велосипедов.

Путь начинается просто, по слегка извилистой тропе из плотно спрессованной земли, усыпанной хвойными иглами. Я чувствую, как разогреваются мои конечности и тело активно вступает в работу, когда тропа начинает петлять, поднимаясь к кемпингу на берегу озера Вайякан. Довольно скоро мне уже не хватает дыхания. Мышцы горят, грудь ходит ходуном. Здесь нет места для разговоров, но это и хорошо.

Вскоре после крутого подъема мы достигаем границы кемпинга у бирюзовых вод озера. Потеем, отдуваемся и останавливаемся. Я отстегиваю бутылочку с водой, делаю глоток и широко улыбаюсь.

— Здорово, да? — говорит Эйлин, открепляя собственную бутылочку. Она указывает на меня. — Вы с Грэйнджером должны приезжать на наши групповые велопробеги. Мы до сих пор встречаемся каждую субботу, пока не ляжет снег. — Она делает большой глоток воды. — Поздний снег в этом году был настоящим подарком. Может быть, мы… — Она что-то замечает в моем лице. — Ты в порядке? Что, слишком большая нагрузка?

Я навинчиваю колпачок на бутылку. Колеблюсь, потом спрашиваю:

— Ты еще не слышала про подкаст, правда?

Я знакома с Эйлин с тех пор, как наши девочки ходили в детсад. Она бы сразу все сказала, если бы знала. Прямодушная Эйлин не подыскивает нужные слова, не прячет свои мысли. Он не берет пленных и не играет чужими чувствами.

— Какой подкаст? — Она медленно закрывает бутылку с водой, глядя на меня.

Я принимаюсь рассказывать.

— Два эпизода уже вышли в эфир. Ясно, что Тринити Скотт будет загружать новые по мере готовности.

— Должно быть, ты меня разыгрываешь.

— Боюсь, что нет. И Клэй Пелли заговорил. Тринити делает серию интервью с ним. Согласно рекламному объявлению на сайте «Это преступление», он разрешил ей проводить двадцатиминутные сеансы, пока она не получит то, что хочет от него.

Эйлин бледнеет.

— Ты слушала. Ты слышала его? Его голос?

— Он утверждает, что не убивал Лиину.

— Ох, этого не может быть… ты серьезно?

Она смотрит на меня. Я пристально наблюдаю за ее лицом. Я думаю о наших девочках и о том, как стресс того времени вбил клин между ними, после чего они разошлись в стороны.

— Да, Эйлин, я шучу. Как ты помнишь, я всегда была большой шутницей.

— Этот придурок возглавлял детскую баскетбольную команду. Он был их консультантом по профессиональной ориентации. Этот мерзавец снабжал их медицинской информацией, включая половое просвещение, сведения о злоупотреблении алкоголем и наркотиками. Предполагалось, что он учит их здоровому образу жизни, отвечает за их эмоциональное здоровье, борется с хулиганством и притеснениями учеников… А на самом деле он оказался поганым извращенцем, алкоголиком и педофилом!

Я молчу.

Она отворачивается и смотрит на спокойные воды озера. Ее грудь поднимается и опадает, дыхание вырывается наружу облачками белого пара.

— Ты поэтому пригласила меня на прогулку? — тихо спрашивает она.

— Нет. Мне нужно было выпустить пар после того, как я слушала его. После того, как снова думала обо всем этом.

Она поворачивается ко мне.

— Мне нужен друг. — Я слегка пожимаю плечами, словно в оправдание. — И говорят, что на горных велосипедах лучше кататься вдвоем.

Она тихо фыркает.

— И я не могла не сказать тебе.

— Ну да. Да, понятно. — Она снова глядит на озеро и долго молчит. — Значит, этот подкаст уже в эфире? И я могу послушать его?


Я киваю и отпиваю еще глоток воды.

Ветер внезапно покрывает рябью неправдоподобно синюю гладь озера. Это похоже на знак. На предупреждение. Я замечаю дощечку с другим предупреждением, прибитую к дереву за спиной Эйлин.



Берегитесь, в районе водятся дикие пумы. Держите маленьких детей рядом с собой.



Она следует за моим взглядом и улыбается.

— Сделаем селфи? — предлагает она. — Две дикие пумы перед вывеской, для Инстаграма.

Я слезаю с велосипеда и качу его к дереву. Прислоняю машинку к стволу, и мы обнимаем друг друга. Сближаем головы с широкими фальшивыми улыбками. Эйлин делает жест, выставив вверх мизинец и указательный палец, как будто мы делаем что-то невозможно крутое, и щелкает смартфоном.

— Здесь нужно написать: «Берегитесь, тут водятся ягуары», — говорю я. — Потому что мы ни разу не пумы.

— Ты хочешь сказать, пантеры? Разве женщины после шестидесяти не становятся пантерами?

Я смеюсь и оседлываю велосипед. Медленно еду обратно по тропе, пока Эйлин садится на свой велосипед. Мои мысли возвращаются к фотографии, которую я храню в коробке — к фотографии наших дочерей и их друзей у костра более двадцати лет назад, — и я думаю о том, как все было по-другому в те дни, пока у детей не появились мобильные телефоны. До того, как все было снято или записано для социальных сетей. Насколько проще тогда было скрывать разные вещи.

— Мэдди знает? — окликает Эйлин у меня за спиной.

— Да, — кричу я через плечо. — Я сказала ей по пути сюда.

Мы молчим, нажимая на педали, когда склон становится круче, а дорога более извилистой. Я понимаю, что Эйлин гадает, знают ли о происходящем Бет и ее сын Трипп. Или Джонни.

Мне тоже интересно, сообщил ли Грэйнджер своему сыну о визите Тринити. Или не потрудился сделать это, поскольку он явно считает, что Тринити и Клэй Пелли впустую тратят наше время.

Но, нравится нам это или нет, Тринити Скотт собирается всколыхнуть дурные воспоминания. Ее подкаст будет похож на камень, брошенный в застойный пруд, и волны от удара пройдут через горожан, которые думают, что они уже все пережили и пошли дальше. Когда тропа становится круче и я сильнее жму на педали, то думаю о том, насколько сильными будут эти волны.





Реверберация

Волновой эффект

Сейчас




re·verb /ˈrēˌvərb, riˈvərb/

(существительное)



«Для продюсера или звукооператора реверберация представляет собой акустический феномен, или звуковой эффект. Попросту говоря, реверберация случается, когда звук или сигнал отражается от различных поверхностей в комнате, создавая многочисленные отголоски, достигающие слушателя с такой частотой, что он не может интерпретировать их как отдельные задержки. Результат усиливается в просторных помещениях, где кажется, что звук длится даже после того, как стихает его источник… но в подкасте о настоящих преступлениях реверберация может иметь отношение к самой истории».

Джио Росси, интервью для «Торонто Таймс»



«Когда вы расследуете преступление в реальном времени, в живом эфире, то у вас есть проблема реверберации. Ваша сегодняшняя репортажная работа влияет на интервью и ответы, которые вы получите завтра, поскольку ваш подопечный слышал предыдущий эпизод и теперь знает все ваши сомнения и подозрения, мысли и теории. Он знает, что вам рассказали другие люди. И это повлияет на то, что он расскажет вам. Это замечательно для художественной литературы, но представляет серьезную проблему с журналистской точки зрения: пересказ истории влияет на ее сюжет в процессе пересказа. Это наживка и крючок. Вы повсюду оставляете ваши следы и отпечатки пальцев в самой что ни на есть постмодернистской манере. Риск, связанный с этим, и причина, по которой новостные агентства сторонятся этого, состоит в том, что вы сталкиваетесь с нестыковками. Вы обнаруживаете, что люди лгут вам. Вы обнаруживаете, что проглядели кусок истории, и вам приходится переоценивать или видоизменять вашу историю. Я не утверждаю, что это неэтично, но существуют потенциальные угрозы и ловушки».

Марк Паттинсон, профессор журналистики, об этике подкастов о настоящих преступлениях





Четверг, 18 ноября. Наши дни


Мэдди сидит в своем домашнем кабинете. Она вертит в руках визитную карточку, оставленную ее матерью, пока слушает первый эпизод подкаста. Звук некогда хорошо знакомого голоса затягивает ее все глубже в прошлое, когда она была школьницей… до того вечера, когда она стояла той ночью перед костром Улльра.



Тринити: Если… если не вы, то кто это сделал?

Охранник: Время вышло, Пелли. Давай, пошли.