Мост

Информация о переводе:




Перевод: Rosland

Редактура: Бреган Д'Эрт

Русификация обложки: Alena_Alexa





***




Посвящается моей маме





Пролог

Между




«…И земли между поглотят её на время,

Пока она забудет себя, затерявшись в смерти и пронизывающем холоде,

В этом месте призраков

Лишь тот, кто несёт половину её души

Может держать для неё свет в конце…»



— из «Песни Любви», Комментарии к Последним Дням





Теперь я помню всё. Всё.

Каждый момент, каждый фрагмент моей жизни.

Каждую нить гобелена, который ускользал от меня все эти годы, который состоял лишь из случайных, разрозненных актов… из реакций, страха и нехватки действия.

Все эти связи. Все резонансы, которые я мельком видела и упускала. Моменты моей жизни, сильные или нет, которые отказывались складываться в какое-то связное целое.

Я помню их все.

Я помню, и я вижу нити, тянущиеся между ними.

Я вижу изображение, которое они формируют, ту искусную, детально прорисованную картину, образующую мою жизнь. Отсюда всё почти обретает смысл. Это всё почти связывает меня здесь с теми частями, которые знают, зачем я пришла в этот мир, что я вообще делаю здесь.

Это содержит в себе столько всего, это знание, и всё же я вижу, насколько оно мало. Я мала внутри него, зависима от стольких других людей и вещей. Вид этого не печалит меня; почему-то это лишь переполняет меня изумлением. То ощущение за всем этим остаётся ускользающим, но от проблесков, которые я улавливаю в тишине, у меня перехватывает дыхание.

Старое и новое, древнее и рождающееся — всё живёт в этом месте. Безвременность живёт здесь. Безвременность, которая каким-то образом прекрасна в самом своём существовании, переполняет каждый мой вздох.

Здесь живёт столько красоты. Столько надежды.


Отдалённые проблески сердца и света обещают вместить всё, сам смысл самой жизни, и не только для меня. Для всех нас.

Это не то, что я поистине могу осмыслить. Даже здесь, где мой разум кажется наиболее всеобъемлющим, наиболее ясным и наименее помутнённым моими собственными заморочками, заблуждениями, страхами и томлениями.

Даже здесь я не могу понять хоть частичку тех вещей, что живут в этом свете.

Здесь я хочу столько всего.

И всё же здесь я ни в чем не нуждаюсь.

Я скольжу по горам, по долинам.

Одна долина. Одна идеальная долина столь прекрасна, что заставляет меня плакать, ну, или я остервенело верю, что заставила бы, если бы здесь у меня имелась хоть какая-то необходимость плакать. Я верю в это с такой силой, что чувство расцветает как боль в моём боку, борясь против того тела, что у меня осталось.

Та долина увеличивается передо мной, переполненная белым и золотым светом настолько, что я едва вижу накатывающие волны. Детали вырезаны на мраморных утёсах скал, и каждая песчинка столь прозрачна и похожа на стекло, что я чувствую тысячу миров, живущих в каждой гладкой поверхности. Они отражают свет друг друга, сливаясь, но всё же оставаясь раздельными — столь красивые и переполненные таким количеством смысла… больше смысла, чем я могу переварить за тысячу жизней, подобных этой.

Я знаю это место. Я знаю его, но…

Я не могу быть здесь.

И всё же я не могу уйти. Та часть меня, которая может чувствовать и думать, остаётся вне досягаемости.

Так что и я остаюсь. Наполовину здесь, наполовину где-то в другом месте, я остаюсь.

Я ощущаю ласку этих золотистых волн, грубую шершавость песка под моими ступнями и пальчиками ног, мягкий поцелуй солнечных лучей, наполненных присутствием и надеждой, как копия копии копии копии, но это не позволяет мне дотянуться до него…. по-настоящему.

Пока несколько сотен тысяч лет медленно утекают сквозь пальцы, безо всякого ощущения, где или когда, я наблюдаю, как эта долина и океан отступают.

Меня оставили позади.

Горе вновь хочет завладеть мной, уничтожить меня заново.

Оно слишком сильно, это горе.

Я не могу делать ничего, кроме как позволить ему душить и раздирать на куски мои внутренности, даже без тела, которое их вмещает. Моё сердце болит, моя голова. Мой живот болит, мои внутренности и горло. И всё же здесь нет ничего от меня, никакой возможности вместить это всё. Как будто кто-то запер меня и всё, что мне дорого, под стеклянным куполом. Всё, что просачивается — это визуальный образ.

Я законсервирована здесь, в стеклянной вазе.

Пустая…

Лишённая его.

Здесь я помню всё. Всё до последней капли.

Я вижу и его тоже, в футляре рядом со мной. В другой стеклянной клетке, видимой мне, но находящейся за пределами моей досягаемости. Когда мне нужнее всего почувствовать его свет, позволить ему почувствовать мой свет, мы в разлуке. Он потерян для меня, когда я люблю его как никогда, когда я знаю, как сильно он во мне нуждается.

Может, я действительно мертва. Может, скоро придёт конец, и тогда мне придётся лишь…

Ждать. Я буду ждать его здесь.

Ждать их обоих, возможно.

Если я прожду достаточно долго, какая-то часть меня сообразит, как дотянуться до него — дотянуться до неё. А может, просто забыть. Забыть, что я потерпела провал. Забыть боль, которую я оставила им обоим.

Провал для меня — дело не новое. Мой путь по жизням можно отследить по провалам, большим и малым, которые липнут к моему имени. Чувство имеет значение. Всё, что имеет значение — это чувство.

Я так сильно люблю их обоих.

Я люблю…

Даже это слово кажется неподходящим.

Та тьма разрушила меня, но не разрушила. Я всё ещё есть, но меня нет. Я здесь, но не здесь. Я по-прежнему люблю. Они не забрали у меня это, и даже если в этом месте я не могу дышать, у меня до сих пор есть моё сердце.

Оно где-то бьётся, тихо, но я его слышу.

Я не могу его найти…

Я стараюсь держаться за неё.

Я живу ради этих мимолётных проблесков. Она дразнит меня, притягивает ровно настолько, чтобы напомнить мне — я и до неё не могу дотянуться, не сейчас, когда она юнее всего, уязвимее всего. Она потеряна для меня, но я не могу прекратить попытки.

Я чувствую её горе, её потерю. Я не могу её утешить, не могу сдержать и это обещание. И он тоже. Я чувствую, как разбивается его сердце, и я могу лишь…