Морпех. Ледяной десант

– Видали, как я гадину спалил, а?! – возбужденно проорал контуженный еще прошлым взрывом Аникеев. И осекся, наткнувшись на ироничный взгляд старшины.

– Артштурм[8] товарищ старший лейтенант уничтожил, ты-то тут каким боком, Вань?

– Ну, дык… – стушевался боец. – У товарища командира она ж не загорелась, а у меня – вона как полыхнула!

– Левчук, кончай! – беззлобно и одновременно твердо буркнул Степан. – Самое время выяснять, у кого писюн толще… – Заметив на лицах бойцов удивление, старлей осекся, мысленно матюгнувшись, – снова за языком не уследил, твою мать!

– Эхм… короче, неважно это. Будем считать, самоходку мы с Ваней совместными усилиями героически уконтрапупили. Я, так сказать, лишил хода, а боец – окончательно уничтожил.

Последняя фраза Аникееву, судя по всему, крайне понравилась – аж расцвел весь, не сдержав эмоций. Хотя понятно: Степан когда-то читал, что за подбитый танк вроде бы денежная премия полагалась, причем достаточно немаленькая.

– И вообще, долго на одном месте торчим, вон остальные уже вперед побежали! За мной…

Дальнейший бой ничем особенным Алексееву не запомнился.

Морские пехотинцы короткими (и не сказать чтобы сильно скоординированными меж собой) рывками продвигались вперед, укрывались от вражеского огня и стреляли в ответ, выкуривали гранатами засевших в домах фашистов, медленно, но верно выдавливая противника к дальней околице. Пара поддерживающих атаку легких танков помогала чем могла, однако особой поддержки от них после того, как десантники вошли в поселок, никто не ждал. Танк в населенном пункте вообще беззащитен, а уж легкий – и подавно. В конце концов один «Стюарт» с первого выстрела сожгло замаскированное на одном из подворий орудие ПТО, а второй, парой снарядов расправившись с обидчицей боевого товарища, дальше благоразумно не попер, оставшись позади и по мере сил прикрывая атакующих морпехов пушечно-пулеметным огнем.

В тот момент Степан еще не знал (точнее, как раз знал, но просто не связывал хранящуюся в памяти информацию из будущего с происходящим, вот такой парадокс), что еще несколько последних М3 обошли противника с фланга, заставив командира немецкой батареи уничтожить свои «ахт-ахт» и в панике отступить. Для румынских же пехотинцев это оказалось последней каплей, после чего началось откровенное бегство с позиций. Собственно говоря, с этого момента сражение за Южную Озерейку смело можно было считать выигранным. Заодно танкистам при поддержке морпехов удалось сжечь еще две немецкие самоходки – одну метким выстрелом в борт, вторую – закидать гранатами после того, как штурмгешутц порвала гусеницу, заехав на собственное минное поле.

Впрочем, серьезного сопротивления румыны, которых в поселке оказалось подавляющее большинство, и без того не оказывали, а немцев, в основном сражавшихся на первой линии обороны или составлявших расчеты нескольких замаскированных во дворах ПТО, почти всех перебили еще в начале штурма. Тем более что вторые – в отличие, понятно, от первых, – в плен сдаваться не спешили и воевали всерьез. Но как бы там ни было, часам к восьми утра поселок был окончательно захвачен, а последние его защитники, коих насчитывалось никак не меньше сотни, – сдались.

Степан вышел из боя практически без потерь, разве что получил глубокую царапину на ребрах от шальной пули да ссадину на скуле, когда навстречу вывернулся здоровенный пехотинец с разряженной винтовкой в руках. От удара прикладом старлей ушел легко, словно на тренировке отразив автоматом выпад и выстрелив в упор, но в последний момент румын, уже заваливаясь, ухитрился все-таки его достать. Удар винтовкой вышел скользящим, хоть и заставил старшего лейтенанта на пару мгновений потерять координацию. Заметивший это Аникеев, решивший, что «товарищу командиру» грозит опасность, всадил в спину уже упавшему пехотинцу короткую очередь.

А вот с боеприпасами к концу штурма, по прикидкам морпеха, продлившегося никак не более получаса, оказалось куда как хуже. Патроны Алексеев спалил все, гранат в наличии тоже не осталось. Вторую «лимонку» он забросил в огрызающееся пулеметным огнем окно одного из поселковых домов, а РГ-33, к своему стыду (или скорее огромному облегчению), просто где-то потерял. То ли еще возле взорванной самоходки, то ли позже, когда кувыркался и переползал, укрываясь от вражеских пуль…

– Ну вот и все, похоже. – Старшина тяжело опустился рядом с сидящим у стены дома Алексеевым. Из пустого, с выбитым ударной волной переплетом оконного проема тянулся ленивый дымок, отчего-то пахнущий паленой шерстью. На посеченном пулями и осколками подоконнике лежал, свесив вниз руку, румынский пехотинец. Из-под обугленного рукава рыжей шинели тянулась по кисти загустевшая ниточка темной крови, скапливаясь на земле глянцево отблескивавшей лужицей. Наверное, в другой ситуации – и буквально какими-то сутками раньше – Степан отодвинулся бы в сторону. Но сейчас ему было откровенно все равно. – Взяли мы поселок. Как вы, товарищ лейтенант?

– Нормально, – буркнул морпех, осторожно ощупывая раненый бок. Кровь, судя по всему, уже остановилась самостоятельно, но перевязаться все равно нужно: антибиотиков в СССР вроде бы еще нет, по крайней мере, в массовом производстве, и если рана загноится, будет совсем нехорошо. Или уже есть? Вроде бы еще в сорок втором начали производить? Хотя еще неизвестно, как его избалованный лекарствами двадцать первого века организм отреагирует на какой-нибудь там банальный пенициллин – вполне возможно, просто проигнорирует. – Бинт есть?

– Ранили все-таки? – вскинулся Левчук, торопливо развязывая узел на горловине солдатского сидора. Вытащил непривычного вида индивидуальный перевязочный пакет и знакомую фляжку.

– Зацепило немного, пуля по ребру скользнула. Поможешь перевязаться?

– А как же, обучены, чай не впервой. Бушлат снимите да тельник задирайте. Главное, не застудиться, вы ж и без того в море подморозились.

Дождавшись, пока старлей, кряхтя, освободится от одежды, Семен Ильич щедро оросил рану спиртом, разодрал вощеную бумагу оболочки и вытащил бинт, стараясь не касаться грязными пальцами ватно-марлевых подушечек. Сноровисто перевязал – похоже, и на самом деле не в первый раз подобное делал, закрепив повязку булавкой, помог одеться.

– Вот и все, тарщ командир. Жаль, стрептоциду не имеется, присыпать бы, но чего нет, того нет. Но после все одно нужно будет доктору показаться.

– Спасибо, старшина. – Успевший немного подмерзнуть Степан застегнул бушлат, туго перепоясался, поднял воротник. Пошевелился – грамотно наложенная повязка не мешала и не сдавливала грудь. – Аникеев где?

– Ванька-то? Сейчас прибежит, я его отправил трофеями прибарахлиться да новости разузнать. У вас с боеприпасом как обстоит?

– Хреново обстоит. Патронов – ноль, гранат тоже не осталось. Только штык и лопатка.

– Вот и я об том же, – мрачно кивнул морской пехотинец. – Патронов особо жалко, в том блиндаже цельный цинк остался, не было времени забрать. Ладно, придумаем что-нибудь, чай, без трофеев не остались. Да вот, кстати, держите, Ванька у пулеметчика прибрал, а отдать не успел – самоходка стрелять начала. – Левчук протянул старлею кобуру. – Владейте, командиру пистолет всяко положен.

Отстегнув клапан, Алексеев с интересом повертел в руках трофей. Не сдержавшись, шумно хмыкнул:

– Ух ты, настоящий люгер! Шикарный подарок, спасибо!

– Разбираетесь, гляжу? – уважительно ухмыльнулся тот. – Владейте на здоровьишко, вещь нужная. Приходилось пользоваться?

– Нет, не приходилось. Но в инт… в училище показывали, мы ж всякое вражеское оружие изучали, – вовремя поправился морпех. Мельком подумав, что вот и пригодился когда-то вполглаза просмотренный в сети ролик, посвященный легендарному Р08. По крайней мере, как его привести в боевое состояние и перезарядить, он знает, да и с неполной разборкой, если память поднапрячь, тоже разберется.

Неожиданно Левчук, доставший кисет и неторопливо набивавший самокрутку, задал вопрос, услышать который Степан был готов меньше всего на свете:

– Тарщ лейтенант, а вот когда вы пулемет ихний подавили, отчего граната ваша не рванула? Я взрыва не услышал, думал, все, подстрелили вас.

– Не сработала, наверное, – равнодушно пожал плечами Алексеев, мысленно ругнувшись – да что ж ты такой дотошный-то, старшина?! Не взорвалась и не взорвалась, какая уж теперь, на фиг, разница? Как тот поручик из фильма про товарища Сухова говорил, не той системы оказалась!

– Бывает, – согласился Левчук, закуривая. В ноздри никогда не баловавшегося табаком старлея пахнуло едким махорочным дымом, и он едва не закашлялся. Блин, как он это курит?!

– Снимайте ремень, подмогну кобуру нацепить. Ну вот, теперь совсем другой вид, сразу понятно, что командир!





Глава 6

Воспоминания о будущем





Пос. Южная Озерейка,

утро 4 февраля 1943 года

Докурив, старшина аккуратно раздавил окурок о каблук и сообщил:

– Кстати, тарщ лейтенант, я тут разговор слыхал… Насчет мин правы вы оказались.

– Каких еще мин? – искренне не понял старлей.

– Ну помните, вы крикнули, чтобы мы, значит, за танками бежали, по колее?

– А, вон ты про что… ну да, было что-то. Так это ж логично: танк – штука тяжелая, если проехал и не подорвался, то и под ногой ничего не бахнет. Нас так и учили атаковать.

– Правильно учили, – хмыкнул Левчук. – Как и нас. Вот только по флангам они все подходы к поселку плотно заминировали, много ребят на мины наскочили. А как проверишь, ежели вперед нужно переть? Вот и нарвались.

– Большие потери? – въехал в тему Алексеев.

– Кабы знать… Вот сейчас Ванька вернется, последние новости и принесет. Но, полагаю, немалые. На берег-то тыщи с две высадилось, а сколько сейчас живыми осталось? Эх…

«Высадилось приблизительно полторы тысячи, – автоматически прикинул морпех, покопавшись в воспоминаниях. – Сейчас, после взятия Озерейки, в строю осталось не больше восьми сотен, считая вместе с ранеными. Твою ж мать! Восьми сотен, если не меньше! Почти половина! Половина, б..! Командиры, чтоб вас, планировщики хреновы! Семьсот пацанов за несколько часов боя положили, это ж практически полтора батальона!»

Сильно закружилась голова, во рту появился противный кислый привкус, стало трудно дышать: Степан только сейчас внезапно окончательно осознал, какой ценой порой давалась победа в этой страшной войне. И чем – кем! – приходилось за нее платить. Зато там, в его собственном будущем, лихо сносят памятники советским воинам, на государственном уровне объявляя их «оккупантами» и прочими «душителями национальных свобод». В той же Польше сколько наших полегло? А в Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии? В других странах освобожденной от коричневой чумы Европы, м-мать ее?

А Германия нам во сколько жизней обошлась? Или ее исключительно американцы с англичанами освобождали, как сейчас потихоньку да исподволь в массы продвигают? И ведь верят же многие, историки хреновы! В духе «вот если б не высадка в Нормандии, то еще неизвестно, когда бы Красная армия до Берлина дошла и дошла ли вообще». И ведь никому из этих самих диванных аналитиков даже в голову не придет выяснить, как все обстояло на самом деле. И как умывались кровью союзники практически во всех своих «гениально спланированных» войсковых операциях! Да только куда там, это же исключительно мы Гитлера «трупами завалили» и «шапками закидали». Тьфу, мерзость…

Какое же замечательное у него будущее, офигеть просто! «Дайте два», как в интернетиках говорят.

И для того, чтобы все это окончательно осознать, всего-то и нужно на денек-другой в прошлое попасть. Например, сюда, в начало сорок третьего. А еще лучше – в лето сорок первого, там оно как-то еще нагляднее будет. Вот, кстати, насчет командиров…

– Слышь, Левчук, а кто у нас вообще командует-то? Раньше как-то и времени спросить не было.

Старшина поморщился, словно от зубной боли, дернул небритой щекой:

– Вот то-то и оно… Хороший вопрос, командир. Ответить только нечего – взводного нашего еще на пляже убило, ротного так и вовсе никто с самой высадки не видал, а дальше? Ну так ты сам сказал – времени не имелось. Комбат тоже с первой волной высаживался, может, хоть он выжил. Сейчас Ванька прибежит, глядишь, чего и прояснится. Доложиться хочешь?

Алексеев неопределенно пожал плечами, мысленно отметив, что Левчук отчего-то снова перешел на «ты» – с чем это связано, он так и не сумел выяснить:

– Было бы о чем докладывать! Про мою группу ваши не знали, а теперь и группы никакой нет. Хотя познакомиться в любом случае нужно.

– Примете командование? – Показалось или нет, но в голосе старшины определенно прозвучала не слишком-то и скрываемая надежда.

Степан, хоть и воевал впервые в жизни, Левчука, как ни странно, прекрасно понимал. Для бойца остаться без непосредственного командира всегда тяжело. Особенно если твои погоны украшают старшинские лычки – прапорщиков, в отличие от погон, пока не вернули, значит, теперь ты главный. И вся полнота ответственности отныне исключительно на тебе любимом. А тут имеется полноценный старлей, пусть и пришлый, но уже проверенный в бою…

– Приму, понятно, – не стал спорить Алексеев. – А как иначе?

Подумав про себя, что для его планов подобное – практически идеальный вариант. Во-первых, полноценная легализация, во-вторых… В той, прошлой истории, к вечеру этого дня десантники выйдут к Глебовке, после чего все, собственно, и закончится. Дальше будут почти трое суток боев в окружении с превосходящим противником и запоздалая попытка вырваться из локального «котла», что удастся считаным единицам. Ну уж нет, коль он сюда попал, значит, как говорил классик, это кому-нибудь да нужно. Пока есть люди и боеприпасы, необходимо организованно уходить к Станичке, по пути со страшной силой кошмаря немце-румынов всеми доступными силами и средствами.

Кстати, любопытно, а связь с «большой землей» у них имеется – или правду в интернете писали, что у десантников не нашлось ни одной рабочей радиостанции? Этот вопрос нужно будет прояснить в первую очередь. Ну ежели его сразу вражеским шпионом не сочтут да к ближайшей стенке не прислонят: в местных-то реалиях он по-прежнему ни бум-бум, спалиться может за милую душу. Взять с собой Левчука, когда с местным командованием знакомиться пойдет? Нет, пожалуй, не стоит, еще подставит бойца. Да и чем тот поможет? Рассказом, как его из моря в бессознательном состоянии вытащил? Сам справится. Главное, напор и разумная наглость – события ближайших дней он худо-бедно помнит, на этом и стоит сыграть. Честно полученная контузия опять же, на которую можно будет многое списать. Сейчас все на взводе и прочем адреналине, на мелкие нестыковки внимание вряд ли обратят – поверили же Левчук с Ванькой в версию про героически погибшую во время высадки разведгруппу?

От размышлений оторвал вернувшийся рядовой Аникеев. За спиной рядового висел солдатский вещмешок, судя по размеру, определенно не пустой.

«На разведку» боец сходил удачно, притащив невскрытый цинк с патронами к ППШ, десяток гранат и кучу новостей, что, с точки зрения Степана, было едва ли не важнее боеприпасов. Оказалось, что командир десанта полковник А. С. Потапов вместе со всем штабом 255-й морской стрелковой бригады на берег высадится так и не сумел. В результате старшим оказался капитан третьего ранга Кузьмин[9], комбат 142-го отдельного батальона морской пехоты, сейчас принявший на себя командование всеми уцелевшими силами.

Выяснилось и происхождение боеприпасов: после взятия поселка Кузьмин сразу же послал к разбитым «болиндерам» отряд, который и притащил драгоценные патроны, гранаты и даже ящики с танковыми снарядами. Во время выдачи особо подчеркивалось, что это – все, что есть, так что боеприпасы следует экономить, по возможности используя и трофейное оружие. А вот горючего для уцелевших танков добыть не удалось – бочки с бензином или сгорели, или оказались пробиты пулями и осколками.

Услышав последнее, Левчук ухмыльнулся:

– Так что ж ты, Вань, тот пулемет не прихватил?

– Та ну его, – насупился Аникеев. – Тяжелый больно, зараза такая. Он же на станке, в одно рыло и не утянешь. Хотел автоматом немецким разжиться, да не сыскал, мало их, только у офицеров. Зато с пяток гранат ихних прихватил, в дополнение к нашим, – вона там они, в сидоре. Еще консервов немножко раздобыл и сухарей, и наших, и трофейных. Галетами называются. Трофейные, в смысле.

– Вот, – довольным тоном констатировал старшина, – что и требовалось доказать! Старших нужно слушать, салага, говорил же, что на фиг нам эта бандура не сдалась. Верно говорю, тарщ лейтенант?

– Верно, – согласился Алексеев, поднимаясь. Прислушался к собственным ощущениям: вроде все более-менее нормально. Немножко кружится голова, то ли вследствие контузии, то ли просто от голода с прочими нервами, да ноет ребро под повязкой. А вот прихваченная морозцем ссадина на морде лица, как ни странно, вообще никак не ощущается. Короче, жить можно и даже нужно. Причем желательно полноценно, угу. Ладно, ни к чему тянуть, то, что он задумал, желательно начинать реализовывать прямо сейчас, пока Кузьмин не отдал приказ выдвигаться к Северной Озерейке и Глебовке:

– Старшина, я к командиру десанта. Аникеев, где товарища капитана искать, покажешь?

– Так точно! – подорвался боец, расстроенно взглянув на раскрытый вещмешок. Степан мысленно усмехнулся: оно и понятно, что жрать хочется! Ничего, потерпит. Между прочим, кое-кому еще больше хочется, поскольку крайний раз – не считая того сухаря с тушенкой в блиндаже – этот самый «кое-кто» обедал лет эдак семьдесят назад. Ну или вперед.

– Добро. – Морпех одернул бушлат, поправил ремень, сдвинул в сторону трофейную кобуру. Жаль, ни фуражки, ни шапки-ушанки нет, только каска. – Пошли, Вань, проводишь. К моему возвращению магазины снарядить, остаток боеприпасов разделить на троих, гранаты тоже. Семен Ильич, не в службу, а в дружбу, мои диски тоже набей, хорошо?