Морозный ветер атаки

На всю группу имелся один единственный глушитель. В войска подобные изделия поступали редко и выдавали их на задание неохотно. Глеб извлёк из внутреннего кармана револьвер, навернул на ствол увесистой цилиндр, сунул обратно за пазуху. Пригнувшись добежал до продолговатого строения, оторвал пару досок у самой земли, они едва держались, заполз внутрь. Судя по неистощимым запахом в лучшие времена здесь был коровник. Половицы прогнили, громоздились ржавые бидоны, охапки слежавшегося сена. С внутренних стен осыпалась штукатурка.

Хлев промёрз насквозь, но в нём хотя бы не дуло. Бойцы пробрались внутрь, растянулись по сумрачному пространству. Сохранилась дверь на противоположной стороне, она была прикрыта. В окна вместо стёкол были вставлены фанерные щиты. Фанера прогнила насквозь в ней зияли дыры. Через эти амбразуры открывался вид на двор соседнего здания.

Постройка была добротной, сложенной из брёвен. Очевидно имела отношение к администрации колхоза. На крыльце осталось вывеска, но о чём она гласила прочесть было невозможно. Очевидно в здании были неплохие подвалы, раз здесь держали пленных. На крыльце курили и гоготали двое. Это были не оккупанты. Мужики с небритыми русскими лицами, одетые в фуфайки, ушанки и ватные штаны. За плечами болтались карабины «Маузер». На рукавах белели повязки и что на них написано тоже неясно.

- Полицаи, сука! - прошипел обосновавшийся рядом Гулыгин. - Предатели народа, мать их! Товарищ лейтенант, да мы их на раз уложим.

- Помолчи, - буркнул Глеб. - Просто наблюдаем.

Перекур не затянулся. Представители местной власти потоптались на крыльце, выбросили окурки и вернулись в здание. Там было тепло. Из печной трубы на скате крыши валил дым. У крыльца громоздилась поленница колотых березовых чурок. Там же воткнутый в колоду топор. Полицаи плотно прикрыли за собой дверь.

Вагонов времени разведка не располагала. Шубин посмотрел на часы, давно уже начало смеркаться. Полумрак густел, хотя видимости ещё сохранялась. Выходить через дверь была опасно, она не могла не скрипеть. Фанерный лист держался на честном слове, отогнуть его не составляло труда. Вряд ли здание было набито полицаями. Трое, максимум четверо.

Шубин начал осторожно отрывать лист. Предостерегающе зашипел Карабаш. Глеб застыл, снова прильнул к щели. Справа на углу показались ещё двое, примерно того же возраста, белые повязки, карабины. Полицаи были неплохо утеплены. На ногах валенки, меховые рукавицы. У этой парочки тоже было приподнятое настроение. Они оживленно переговаривались, обильно перемежая слова матерщины. Потом поднялись на крыльцо, гаркнули «Свои» и скрылись в помещении.

Шубин мысленно выругался.

- Как же, свои… - процедил Карабаш. - Все свои здесь. Товарищ лейтенант, так мы никогда до цели не доберёмся. Шастают упыри туда-сюда.

Снова ждали. Никто не выходил. Разведчики сквозь зубы безжалостно крыли нелестными словами фашистских приспешников. Откуда взялось сразу столько предателей? Неужели не вывели всех в предвоенные годы? Время бездарно уходило. Но штурмовать здание, набитое вооружённой охраной, было безрассудством.

Вскоре заскрипела дверь и полицаи выгнали пленников на мороз.

- Прогулка, дорогие товарищи. Дышим свежим воздухом! - гоготал плечистый, румяный бугай.

Несчастных сбрасывали с крыльца, стращали карабинами.

- Гуляем по двору, никуда не уходим!

Пленники были босые. Верхней одежды их тоже лишили и они мгновенно продрогли в своих залатанных штанах и тонких кофтах. Они дрожали, приплясывая на снегу, со злостью смотрели на полицаев. Лица ребят мгновенно посуровели, но они не просили пощады, не ныли. Впрочем сил ругаться и крыть предателей у них тоже не было. Это были двое мужчин и женщина, молодые парни слегка за двадцать, возможно вчерашние выпускники московских ВУЗов. Их лица были бледны, глаза подбиты. У обоих от мёрзли ноги, кожа почернела. Они с трудом держались друг за друга, ковыляли как инвалиды. Видимо не подумали об обуви, слишком долго находились в лесу, а беда с ногами началась ещё до пленения.

У женщины дела обстояли лучше, по крайней мере ноги пока ещё не чернели. Она стояла спиной к Шубину. Невысокая, худая, в бесформенных штанах и какой-то замызганной кофточке. Спутанные волосы неопрятно висели. Со спины она разительно напоминала пугало. Потом она повернулась и Шубин чуть не задохнулся. Это была Настя Томилина. Он не мог поверить своим глазам. Такие встречи одна на миллион. Так вот о чём трубила интуиция! Вот почему сжималось сердце! Глаза не видели, а сердце чувствовало.

Девушка служила в разведвзводе. История запутанная, сложная. Он её едва не выгнал по причине женского пола и хорошо что не выгнал. Она одна стоила десятка. Настя спасла жизнь лейтенанту. Шубину. Печально, но факт. Прошёл всего месяц после операции по спасению генерала Беспалова. Выжили только Шубин, Леха Кошкин и Настя Томилина. Часть расформировали, людей разбросало кого-куда. Настя не писала. Куда писать, если части тасовали как карточные колоды. По предписанию она должна была направиться на курсы разведывательно-диверсионных групп. Что ж, всё сходится. На лбу не написано, что она прошла огонь и воду.

- Товарищ лейтенант, - насторожился Левашов. – Вы аж почернели весь.

- Всё в порядке. Я просто немного знаю эту женщину.

- Ну понятно, - усмехнулся Гулыгин. - Вот почему мы здесь!

- Да пошёл ты! - огрызнулся Глеб. - Я не видел, что это она, далеко было.

- Мистика… - со знанием дела резюмировал Карабаш.

Узнать эту девушку было трудно но он узнал её. Как же вы изменились, красноармеец Томилина… На сером исхудавшим лице остались только глаза, тоскливые, злые. Лицо изуродовала судорога, она ещё не дошла до того состояния, когда в предсмертном забытье не чувствуешь холод.

Полицаи смеялись над ней, тыкали пальцами. Попыток посягнуть на девичью честь, по-видимому, пока не было. К такой не подойдёшь с лаской, обязательно что-нибудь откусит.

Она смотрела исподлобья на своих врагов и Глеб, кажется, догадывался о чём она думает.

- Товарищ лейтенант, мы можем перестрелять полицаев прямо сейчас, - прошипел Асташкин. Только прикажите. Мокрого места от них не оставим!

Шубин колебался. Открывать огонь, можно и своих зацепить. Пленники блуждали между красноармейцами и полицаями мишенями. Даже если перебьёшь эту погань, ребят нужно во что-то одеть, не тащить же их в лес фактически голышом. На это нужно время, а на выстрелы слетится вся свора.

Из-за угла показались два немецких автоматчика.

Глеб шумно выдохнул: «Вот только вас здесь не хватало».

Солдаты вышли на пустырь, осмотрелись. Автоматы висели на груди. Замёрзшие руки они прятали в карманах и за полами шинели. Полицаи прекратили сквернословить и сделали почтительные мины. Следом вышел офицер в звании майора, уверенно зашагал по пустырю, делая отмашку сжатой в кулак рукой. Полицаи приняли стойку смирно. Офицер мазнул их пренебрежительным взглядом, подошёл к пленникам, но близко не приближался, видимо побаивался. Эти люди вызывали у него чисто зоологический интерес. Он уставился на них с жадным любопытством. Ребята уже ни на что не обращали внимания, похоже окончательно ослабли. Один присел на корточки опёрся рукой о землю. Второй продолжал переступать с ноги на ногу, но глаза его поблёкли, взгляд утратил осмысленность.

Настя стояла с опущенными руками, угрюмо смотрела на офицера. Тот засмеялся, что-то бросил через плечо своим солдатам. Подчинённые отозвались услужливым смехом. Настя сплюнула под ноги, что-то процедила в ответ. Полицаи возмущённо загомонили. Офицер, видимо, тоже знал русские слова, вспыхнул. Разжалась рука в перчатке, он сделал шаг, ответил девушке сильную пощёчину. Настя не устояла, упала в снег. Шубин чуть не выскочил из укрытия, облился потом. Невозможно что-то сделать. Эти трое всё закрыли.

Девушка попыталась подняться, но разъехались ноги. Подбежали полицаи, схватили несчастную под руки. Один собрался было её ударить, но офицер что-то брезгливо бросил на ломаном русском, приказал пока не убивать. Полицаи подчинились. Пленных погнали обратно в здание.

Глеб скрипел зубами. Он сгорал от стыда и отчаяния, но что можно было сделать. Парней с обмороженными ногами потащили волоком.

- В подвал их гадов! - прокричал старший полицай с посеребрёнными инеем усами.

Офицер развернулся, зашагал прочь. Солдаты поспешили за ним. Двор опустел.

«В здании как минимум пятеро, - отметил про себя Шубин. – Многовато».


Сумерки заметно сгустились. Ещё минут двадцать и стемнеет окончательно. Ждать дальше было невозможно. Не за горами предел, вторые сутки на свежем воздухе.

Во дворе никого не было.

Шубин шёпотом скомандовал:

- Приготовиться. Покидать укрытие по одному. И дежурное предупреждение насчёт вперёд батьки.

Он отодрал фанерный лист, переварился в оконный проём на улицу, присел на корточки. Из бревенчатой избы доносился смех. В деревне гавкала собака. Надрывался дизельный генератор. Он поспешил через двор и чуть не нарвался на очередную неприятность. Распахнулась входная дверь, из дома выбрался полицай с зажжённой сигаретой. Глеб распластался на земле припорошённый снегом. Сердце выскакивало из груди. Остальные, к счастью, не успели покинуть коровник. Хоть бы не стреляли раньше времени. Вроде тихо.

Полицай остался на крыльце, облокотился на перила. Они пошатнулись, но устояли. Мужик не смотрел по сторонам, а то бы запросто заметил бы необычный бугор на земле. Лейтенант не шевелился.

Занятная складывалась ситуация. Выдавать себя нельзя ни в коем случае, по крайней мере сейчас.

Снова открылась дверь и на крыльцо вышел второй полицейский.

- Что застрял Коляша? Я уже все сопли отморозил, - возмутился первый. - Протянем резину, пожрать не оставят. Слетится вся братья.

- Не хнычь. Пошли, - проворчал второй. - Пусть только попробуют не оставить.

Двое спустились с крыльца и двинулись за угол. Очевидно на той стороне находилась калитка. Они прошли в пятнадцати метрах от замершего разведчика и растворились в темноте.

- Везёт же вам, товарищ лейтенант, - шёпотом проговорил подбежавший Карабаш. - Вечно вы в какие-то истории попадаете и выпутываетесь.

Что-то ухнуло в темноте. Из коровника выпал ещё один боец. Шубин подбежал к крыльцу, поднялся по ступеням соблюдая осторожность, чтобы они не скрипели. Следом поднялся Карабаш. Из темноты возникли Левашов и Гулыгин. Последним подбежал Асташкин.

- Остаёшься здесь, - бросил ему Глеб. - Спрячься где-нибудь. Появятся полицаи, принимай меры. Только без шума.

- С удовольствием, товарищ лейтенант! -пообещал боец. - Такие меры приму, что другим пример будет.

- Всё мужики, действуем быстро. Времени нет, - прошептал Глеб. - Приготовить ножи. Будем их резать как свиней.

В этом здании до войны действительно работала контора. Они увидели короткий коридор, озарённый пламенем свечи. Лавки вдоль стены, выцветшие объявления и графики. Поверх них красочный плакат, изображающий горящую деревню и убегающего злоумышленника. «Красные партизаны несут вам смерть. Вашим домам и вашей стране разорение!» - не вполне грамотно вещал текст на русском языке. Рядом ещё один: трогательный Союз мирного жителя в телогрейки и немецкого солдата – «Моя деревня не пострадает. Я буду выдавать властям всех саботажников и бандитов!». Немецкий агитпроп работал на всю катушку. Выдавал нетленные шедевры.

В глубине коридора находилась печь, она отапливала здание. На полу валялись дрова. Из топки доносился хищный треск, процесс шёл полным ходом. Внезапное тепло как оторопь, кровь прилила к щекам. Главное не расслабляться. Дальше было небольшое помещение с кушеткой и письменным столом. Горела керосиновая лампа.

Толстомордый полицай развалился на кушетке, вроде не спал, но зевал заразительно. Он лениво повернул голову, в миг стал серым и подскочил на месте. Гулыгин опередил командира, схватил полицая заворот, прижал к дверному косяку. Крик застрял в горле, полицай закашлялся. Острое лезвие вдавилось в шею, проткнуло кожу. Тонкой струйкой потекла кровь. Полицай захрипел, испуганно забегали мутные глаза. Дотянуться до карабина он не успел, тот стоял прислонённый к стене.

- Будешь кричать - проткнуть горло! - на всякий случай предупредил Гулыгин. – Сигнализируй, что понял.

- Понял, - прохрипел полицай. - Не убивайте!

- Почему? - задал Гулыгин обезоруживающий вопрос.

- Не убивайте! Я свой, русский. Я в колхозе работал. Бригадиром механизаторов.

- Оставь при себе свои биографические сведения, - сухо сказал Шубин. - Пленные где? - В подвале. Немцы завтра утром их вешать будут.

- Где подвал? – Шубин начинал злиться.

- Там, - полицай показал глазами.

- Сколько ваших в зданий?

- Трое нас. Пока трое.

- Ладно.

Гулыгин перехватил выразительный взгляд командира и рассёк предателю горло, предусмотрительно отступив в сторону. Полицай подавился, за вращал глазами, что-то забулькал и зашамкал. Гулыгин схватил его за ворот, аккуратно вернул на кушетку продолжать предсмертные муки.

- Товарищ лейтенант, на этом уровне больше никого, - тягучим шёпотом сообщил Левашов. - Мы с Лехой по быстрому всё осмотрели. В подвале они. Мурлычет там кто-то. Только осторожно, ступеньки неудобные.

Лестница крута уводило вниз. Стены изъели широкие трещины. В них полицаи вставили свечи. Они оплавились, капал воск похожий на слезинки.

В первом помещении было что-то вроде комнаты отдыха. Здесь коптили лучины. За столом сидел кряжистый полицай с усами в расстёгнутом ватнике. За его спиной находилась открытая дверь, виднелись ступени. Видимо подвал был двухъярусным. На развёрнутым листе бумаге лежала нехитрая снедь. Полицай мазал краюху хлеба немецким маргарином, сверху клал толстый кусок колбасы и отправлял в рот, запивая чаем. Он с аппетитом чмокал, кряхтел.

Когда вошёл лейтенант Шубин с наганом в руке, мужик застыл с набитым ртом. А когда холодный глушитель упёрся ему в висок полицай чуть не подавился и позеленел от страха. Он начал было привставать, но Шубин надавил глушителем и едок плюхнулся обратно.

- Дожуй, - негромко сказал Глеб.

Челюсти полицая машинально заработали, глаза забегали по суровым лицам разведчиков. Дрожащая рука потянулась к кружке с чаем, но поднять её не смогла, затряслись пальцы.

- Вылитый плохиш, - презрительно сказал Карабаш.

Полицай судорожно закивал. Пуля пробила височную кость, сбросила предателя с табуретки. Подскочил Левашов, но не успел его поймать. Грузная туша шумно упала на пол. Глеб поморщился, впрочем это уже не имело значение. Лейтенант поспешил к дверному проёму. Спустился по лестнице.