Море воспоминаний

2014, Эдинбург




Потребовалась целая неделя разработки почти военной операции для доставки бабушки Эллы на участок.

– Почему бы не подождать до весны, когда там будет больше растений? – спросил Дэн, когда я ему это предложила. – Октябрь – не самое подходящее время года для посещения огорода.

– Потому что к тому времени ей, возможно, будет уже сложновато это сделать, – ответила я, отгоняя мысль о том, что ее вообще может не стать. – Этот перерыв на полгода может лишить ее последнего шанса.

– Тогда привези ее сюда, в квартиру, на чашку чая.

– Она никогда не справится с лестницей. И вообще, главное в этой затее – возможность увидеть Финна. Он спрячется в своей комнате, если мы будем здесь, дома. Но на огороде вы вдвоем можете возиться, как обычно, а она – сидеть и смотреть. И бабушка тоже любит бывать на свежем воздухе. Так что мы убьем сразу двух зайцев.

К моему удивлению, на сей раз все идет именно так, как запланировано. Я высадила Дэна и Финна вместе с сумками, в которых лежали обед для пикника и походная плитка, и оставила их расставлять дряхлые раскладные стулья на более защищенной от ветра стороне сарая, а сама отправилась за Эллой.

Она осторожно пробирается между огородами по тропинке, посыпанной опилками, опираясь на свою палочку, останавливаясь, чтобы полюбоваться блеском пушистых хризантем на соседнем участке. Дэн подходит поприветствовать нас, оставив Финна копать картошку и складывать ее в корзинку рядом с собой. Элла с благодарностью опускается на один из стульев, а затем глубоко вдыхает осенний воздух, пахнущий землей, опавшими листьями и совсем чуть-чуть – последними поздними цветами жимолости, прячущейся в укромном уголке подле сарая.

– О! – восклицает она и поворачивается к сладковатым желтым тычинкам. – Мое старое сердце радуется этому запаху.

Финн поднимает голову, чтобы понять, о чем она говорит, а затем возвращается к уборке картофеля с удвоенным усердием.

– Ну, это не совсем сад Марион Мартэ на острове Ре, – говорю я с улыбкой, – но, по крайней мере, погода для нашего пикника вполне приличная.

Я укрываю ее колени пледом и начинаю хлопотать у плитки, чтобы согреть суп.

– Целое приключение. – Элла изучает наш участок с ровными рядами овощей, гордость и отраду Дэна и Финна. – А теперь расскажите мне, что вы здесь посадили.

Дэн объясняет, последовательно указывая на лук, картофель, белокочанную и брюссельскую капусту – для нашего рождественского ужина.

– Похоже, хороший урожай, – комментирует Элла. К моему облегчению, она, кажется, интуитивно догадывается, что не стоит давить на Финна, обращаясь к нему.

– Пятьдесят семь, – говорит Финн, не поднимая головы. – И еще там есть тыква. Только одна. Мы оборвали все остальные цветки, чтобы вырастить одну большую. Я собираюсь потом измерить ее.

Мы с Дэном переглядываемся. Похоже, он принял Эллу безо всякого беспокойства, какое обычно проявляет при знакомстве с новыми людьми. Работа на свежем воздухе, в земле, кажется, действительно помогает ему успокоиться.

Я ставлю на садовый столик дымящиеся тарелки с супом и блюдо с самыми разными бутербродами, приготовленными дома, как самый простой способ удовлетворения вкусовых пристрастий нашей разношерстной компании. Финн выбирает сэндвич c мармитом[64], который я превратила в идеальный квадрат без корок – одна из немногих конфигураций, которые он терпит. Элла кусает изящный треугольник с яйцами и майонезом. А Дэн поглощает бутерброд с сыром и маринованными огурцами, рассказывая Элле о садоводческом проекте, над которым они с Финном теперь работают два дня в неделю после школы. Финн, пережевывая сэндвич, что-то невнятно напевает себе под нос и покачивает ногами в веллингтонах[65], наблюдая за серебряными нитями чертополоха, танцующими в акварельном солнечном свете.

Час спустя я собираю вещи для пикника, готовясь отвезти Эллу обратно в дом престарелых, чтобы она успела поспать после обеда. Дэн чистит инструменты и убирает их обратно в сарай, а Финн внезапно подходит и встает перед своей прабабушкой, держа в руках зеленую веточку жимолости с единственным душистым цветком. Он кладет его на клетчатый дорожный плед, укрывающий ее колени, и говорит:

– Возьми это с собой домой, чтобы и там твоему старому сердцу было хорошо.

Когда Элла протягивает руку, чтобы взять цветок, у меня перехватывает горло при виде этого жеста, а также при виде по-детски гладеньких, хотя и слегка грязноватых пальцев моего сына, находящихся так близко от ее покрытого пигментными пятнами запястья. И когда она улыбается, его глаза на мгновение встречаются с ее глазами, точно такими же зелеными, с золотистыми искорками.

– Я думаю, моему старому сердцу будет действительно очень хорошо, после того как я сегодня провела время в такой замечательной компании, – говорит она. – Спасибо тебе, Финн.





1940, Эдинбург




– Отойди от окна, Элла, ты нарушаешь светомаскировку, – мягко упрекнула ее мать. – Все равно в этот предновогодний вечер смотреть не на что, потому что все сидят по домам, погасив светильники. В этом году «первой стопы»[66] ждать не приходится.

На улице было очень холодно, суровый мороз припорошил сахарной пудрой инея булыжники мостовой, вызывающе поблескивающей в лунном свете. И блеск этот, в отличие от городских уличных фонарей, нельзя было погасить. Элла вздохнула – внезапно душераздирающе захотелось съесть кусочек щедро покрытого глазурью рождественского пирога. Но когда повсеместно говорят о том, что все должно быть нормировано, становится понятно, что в наступающем году ждать сладостей не стоит.

– Я сомневаюсь, что мистер Гитлер станет бомбить Морнингсайд только потому, что я выглянула посмотреть, осмелится ли кто-нибудь где-нибудь отпраздновать конец 1939 года…

Однако первый воздушный налет на Великобританию уже состоялся в октябре в заливе Ферт-оф-Форт[67], где были пришвартованы военные корабли, и Элла, конечно, понимала, что сейчас везде небезопасно. Вздохнув, девушка задернула тяжелые бархатные шторы и отошла от окна, чтобы присоединиться к родителям у камина.

Ее мать читала буклет с рецептами варенья, изданный местным отделением шотландского «Женского Института».

– Теперь я знаю, как реализовать свое новогоднее желание помочь нашим военным, – энергично помахала она буклетом. – Нам дают дополнительные запасы сахара и столько банок, сколько мы сможем наполнить. Хотя бог знает, удастся ли нам хоть что-нибудь найти, чтобы сварить в январе. Здесь есть рецепт морковного мармелада, можно попробовать сделать, если нам удастся раздобыть несколько апельсинов. Говорят, он хорошо помогает при куриной слепоте.

Она взглянула на Эллу поверх очков. Письма из Франции, находящейся в состоянии войны, приходили все реже, и Элла, измученная беспокойством, все больше становилась похожа на тень той лучившейся надеждами девушки, которая возвращалась домой после летних каникул.

Ее отец отложил в сторону экземпляр «Шотландца»[68] и подбросил в огонь еще одну лопатку угля, чтобы дотянуть до полуночи. Несколько мгновений лишь густая серо-коричневая угольная пыль поднималась по дымоходу, затем огонь вспыхнул с новой силой.


Элла взяла газету и рассеянно пролистала.

– Ты можешь пойти с нами и помочь, если хочешь, – предложила мама и протянула ей запачканный угольной пылью буклет. – Миссис Макферсон говорит, что в такое время лишняя пара рук – на вес золота. Может быть, если ты сделаешь что-то для фронта, то сможешь немного отвлечься. Даже если это всего лишь варенье. Мы собираемся заниматься этим и по выходным, когда ты не будешь на работе.

В страховой конторе отца Элла отвечала на телефонные звонки и печатала на машинке, но мать подозревала, что такая работа не была столь уж значима. Мистер Леннокс настоял на том, что секретарские навыки его дочери крайне необходимы в офисе, когда его бывшая секретарша, грозная мисс Макинтайр, уволилась и ушла работать на военный завод на следующий же день после объявления войны.

Элла не обратила внимания на протянутый матерью буклет, поглощенная статьей в газете. Внезапно ее глаза заблестели в свете костра.

– Знаешь что, мама? Я думаю, ты права. Мне действительно нужно сделать что-то настоящее. Важное. Папа, мне очень жаль, и я знаю, что страховка – это жизненно важный винтик в механизме нашей страны, как ты всегда и говорил, но я просто не могу больше сидеть в офисе. Посмотрите на эту статью: женщины призываются на военную службу. Не воевать, конечно, а выполнять посильную работу. Требуются новобранцы. Я собираюсь вступить в ЖВВС![69] О, папочка, пожалуйста, позволь мне!

Мистер Леннокс забрал у нее газету, просмотрел еще раз, хотя уже прочел все от корки до корки и прекрасно понимал, какую статью она имеет в виду: под ней был изображен агитационный плакат с бодрым призывом – «Служите в ЖВВС с теми, кто летает».

Наконец он отложил газету и взглянул на дочь. Она смотрела умоляюще, и на ее осунувшемся, бледном лице появилось воодушевление, которого он не видел уже несколько месяцев.

– Если ты серьезно, Элла, то мы подумаем, – он поднял руку, чтобы предупредить ее взволнованное восклицание, – но при одном условии. Ты можешь попробовать поработать в женской вспомогательной службе, которая наверняка является полезным и необходимым учреждением, судя по тому, что я прочитал. Но только если тебе удастся получить эту работу здесь, в Шотландии. Я не могу допустить, чтобы ты уехала далеко от дома в столь юном возрасте. Мы должны иметь возможность видеть тебя время от времени, чтобы быть уверенными, что с тобой все хорошо.

Она обняла его и звонко чмокнула в щеку.

– Спасибо тебе, папочка, спасибо!

Каретные часы на каминной полке пробили полночь.

– Ну, ладно, – сказал отец и поднялся, собираясь налить три маленьких бокала сладкого шерри из графина на буфете, но прежде чем сделать это, достал из кармана брюк носовой платок и очень тщательно вытер глаза. Он наполнил бокалы только наполовину, а затем передал их Элле и миссис Леннокс. – Я предлагаю тост. За одна тысяча девятьсот сороковой год. За всех нас. Пусть все мы будем в безопасности, и пусть эта ужасная война быстро закончится! – с нажимом произнес он, потом сделал паузу и кашлянул. – И за отсутствующих друзей.

– За отсутствующих друзей, – эхом повторила Элла. Она быстро допила свой шерри, поцеловала родителей на ночь и побежала наверх, чтобы написать письма Каролин и Кристофу, сообщив, что она скоро пошлет им всю свою любовь и защиту с помощью ВВС Великобритании, частью которых она отныне намеревается быть.





* * *


Элла постучала в дверь аскетично обставленного офиса КВВС[70] в Галфорде. Ее темно-русые с медовым отблеском волосы были уложены в аккуратный пучок, а в руках она сжимала сумочку, в которой лежали ее диплом и рекомендации из колледжа секретарей Бьюкенена. Чей-то голос рявкнул: «Войдите!» Элла быстро оказалась перед офицером эскадрильи Макферсон, столь же грозной невесткой миссис Макферсон, которая возглавляла отделение шотландского «Женского Института», где мать Эллы помогала варить варенье для фронта.

– Итак, Элеонора, вы хотите вступить в женскую вспомогательную авиацию, – начала офицер эскадрильи Макферсон, смерила Эллу стальным взглядом и разложила ее бумаги на столе перед собой. – На данном этапе нам предстоит выполнить целый ряд задач, и я должна сказать, что ваши секретарские навыки будут весьма кстати в нашем офисе здесь, в Галфорде. Да, спасибо, Виктория, вы можете оставить поднос здесь, – переключилась она и замолчала, свирепо глядя на девушку в синей форме военно-воздушных сил, которая только что принесла две чашки чая, как было приказано, и медлила, улыбаясь Элле, вместо того чтобы быстро вернуться на свой пост у картотечных шкафов в приемной.

Взяв протянутую ей чашку, Элла посмотрела мимо офицера эскадрильи Макферсон в окно, туда, где виднелся пустынный аэродром Восточного Лотиана[71], состоявший всего лишь из пары «хижин Ниссена»[72] и импровизированного ангара на дальнем конце посадочной полосы, окруженной картофельными полями. Зимнее небо было холодным, плоским и серым, и ветер, дувший с Северного моря, трепал ветровой носок, заставляя его то бешено вращаться, то напрягаться в своих креплениях, как охотничью собаку, жаждущую вырваться. Селедочная чайка, нахохлившаяся среди колючей травы возле посадочной полосы, вдруг неуклюже взмахнула крыльями и взлетела, неожиданно грациозно вернувшись в свою естественную стихию, а затем накренилась и расправила крылья, прежде чем исчезнуть на горизонте.

– Нам также потребуются операторы связи – жизненно важная роль, если это будет вам интересно. Я уверена, что вы быстро разберетесь.

Элла сделала глоток чая, который был едва теплым и жиденьким, как сырая вода, и собралась с духом.

– Благодарю вас, я с удовольствием приму любое ваше предложение. Я горю желанием вступить в ЖВВС и очень благодарна вам за предоставленную возможность. – Она знала, что оказалась здесь так быстро благодаря связям своей матери в Эдинбурге, и не хотела испытывать судьбу. – Но… – Элла заколебалась.

– Да, дорогая?

– Ну, мне бы очень хотелось не просто возиться с бумажками, а делать что-то стоящее. С самолетами, я имею в виду. Я читала, что есть люди, называющиеся механиками, они готовят самолет к полету и осматривают его после возвращения. Да, я понимаю, что у меня нет необходимых навыков, но я обещаю вам, что быстро научусь. И мне так хотелось бы работать на свежем воздухе!

Офицер эскадрильи Макферсон поджала губы.

– Хм, понятно, – мрачно усмехнулась она. – Очень хорошо, Элеонора, как пожелаете. Давайте посмотрим, из какого вы теста. Но я не удивлюсь, если через пару недель вы будете сидеть здесь и умолять меня перевести вас на спокойную, чистенькую административную должность в уютный теплый офис.

Элла просияла:

– О, офицер, я этого не сделаю! Обещаю! Большое спасибо, что дали мне этот шанс!

Ее командир встала, расправив подол саржевого жакета, и протянула ей руку.

– В таком случае добро пожаловать на базу ВВС Великобритании в Галфорде, Элеонора. А теперь давайте разберемся с вашей униформой, найдем подходящий размер и подумаем над способом разместить вас на постой.





* * *


Когда девушки сняли мокрые пальто и повесили их на крючки в узком коридоре съемной квартиры, Джини Кокрейн, хозяйка, окликнула их из кухни.

– Тебе пришло письмо, Элла, – сразу сообщила она и протянула ей тонкий конверт с характерным почерком Кристофа, а затем повернулась, чтобы размешать в кастрюле пюре, состоявшее в основном из лука и нарезанной кубиками моркови, и положить в него кусочки серого мяса, единственного, которое они могли позволить в своем рационе. – Значит, это от твоего молодого человека из Франции?

– Ага, как там наш великолепный Кристоф? – Вики сняла фуражку и провела пальцами по темным кудрям в безуспешной попытке привести их в порядок после того, как апрельский ветер трепал их по дороге с аэродрома. Она вздохнула. – Это так романтично – иметь иностранного парня. Держу пари, что французские мальчики относятся к своим девочкам гораздо лучше, чем британские. Мне тоже придется найти себе парня-иностранца. Ходят слухи, что мы собираемся разместить на базе нескольких польских летчиков, хотя я сомневаюсь, что поляки так же романтичны, как французы.

Вики продвинулась по служебной лестнице и теперь работала оператором связи, что давало ей доступ ко всем видам интересной и полезной информации.