Мораторий на крови
Часть 1 из 9 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
: контрольный выстрел
notes1
* * *
Марк Фурман
Мораторий на крови
⁂
Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти…
А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть.
Библия, Исход, 21:12,14
Бывают времена, когда для спасения общества, государства смертная казнь нужна, а сейчас вопрос стоит именно так.
Александр Солженицын
1
C первыми лучами солнца в оконце камеры пятого этажа пробился ранний рассвет. На серой штукатурке щербатой стены возникло желтоватое пятно, отобразив прутья тюремной решетки.
Человек, лежащий на левых нарах, спустил ноги на цементный пол. С десяток секунд он привыкал к холоду и на ходу, ощущая усиливающуюся резь в паху, направился к расположенной в углу параше. Помочившись, он почувствовал облегчение и двинулся обратно. Еще не выйдя из дремы, впотьмах наткнулся на тумбочку, с нее на пол со звоном слетела алюминиевая миска. Сокамерник, спавший справа, проснулся. Столкнувшись с соседом в узком проходе между нарами, он тоже направился к параше.
И тотчас за шумом в середине стальной двери открылось круглое оконце. Сквозь него в камеру ворвался тусклый электрический свет.
— Спать, сучары! — прокричал человек за дверью. — Еще час до подъема.
С минуту надзиратель Иван Юдин всматривался в полумрак камеры, захлопнув оконце, вернулся к столу в конце тюремного коридора. Едва Юдин сделал в журнале отметку о проверке седьмой камеры, как зазвонил телефон.
— Через полчаса приводи Милославского с вещами на нулевой блокпост, — раздался в трубке хрипловатый голос оперативного дежурного по центральному блоку. — Не забудь про наручники.
— Подлежит… — Юдин переложил трубку во вспотевшую левую руку.
— Правильно мыслишь, только что поступил приказ о ликвидации обоих. Вначале маньяка, за ним террориста отправим в расход. И строго в порядке очереди, палач уже в дороге.
В трубке послышались короткие гудки.
2
Ответственный дежурный по Тригорскому централу подполковник Благов с аппетитом ел наваристые щи, принесенные из тюремной кухни, когда на столике у окна заработал факс. Подполковник недовольно взглянул на лист бумаги, змейкой выползавший из аппарата.
«Уже спозаранку шлют директивы. Чиновники — они чиновники и есть. Что в ЖЭКе, что в областном УИНе» (Управление исполнения наказаний. — Авт.), — неприязненно подумал Благов. Сейчас его больше интересовало, съесть ли соблазнительный шматок мяса сразу или оставить «на десерт» после щей?
Не торопясь, покончив со щами и свининой, Благов взялся за оперативный журнал. Заглядывая в листок с пометками, он припоминал о случившихся за сутки событиях, которые следовало вписать в толстую казенную книгу. Но, прежде чем взяться за отчет, он должен был принять участие в неприятной процедуре по исполнению двух смертных приговоров — расстрелов серийного маньяка Милославского и террориста Дамзаева. Благов не впервые участвовал в подобных акциях. И всякий раз, когда они внезапно, как смерч, обрушивались на его дежурство, испытывал чувство досады за столь неудачно сложившийся день.
Нет, особой жалости к приговоренным к «вышке» он не испытывал, резонно, как и все в централе, считая, что убирают их справедливо и по делу за жестокие кровавые преступления. Таких, как эти двое, расстреливать нужно, но почему именно сегодня утром, сейчас и немедля, а, скажем, не днем позже? Его больше раздражали не сама смерть и неизбежные хлопоты, связанные с составлением протокола, а тот негромкий хлопок из пистолета с глушителем, при котором он присутствовал. Выстрел слышался, приходил, возвращался к нему в тот же день, обычно перед сном, а иной раз звучал внезапно, раскатом среди ночи, и тогда Благов до утра не мог уснуть.
«Ничего, бумага от чиновников обождет», — бросив взгляд на факс, удовлетворенно подумал сытый Благов. Потянувшись, он вяло поднялся с насиженного за ночь стула, надев фуражку, взглянул в зеркало и пошел к месту акции на нулевой блокпост.
⁂
Поднятый около пяти утра по тревоге старшина Пелипенко, пройдя через КПП, направился на свое рабочее место в оружейную комнату. Перебирая в руках связку ключей, нащупал массивный ключ от сейфа.
Открыв сейф, старшина застыл в раздумье. Впрочем, из содержимого железного ящика для исполнения расстрела выбирать было нечего. На полке, прикрытый газетой и промасленной желтоватой тряпицей, лежал пистолет «ТТ». Взяв оружие, Пелипенко любовно подержал его в руках.
— Вот и пришел юбилей, корешок, — вслух произнес старшина. — Сегодня сто и сто первое, все из твоего ствола.
Он вынул магазин, взглянул на него. И хотя там было всего два патрона, Пелипенко знал, что их хватит для сегодняшней акции. По одному патрону на каждого.
Под этим словом — акция, он и все в централе понимали вполне определенное и привычное действо — расстрел. И хотя расстрелы убийц, приговоренных судом к высшей мере, осуществлялись нечасто, в урожайный год их набиралось и по пятнадцать-двадцать человек.
Пелипенко, исполнявший обязанности заместителя начальника централа по вооружению, знал, что в тюрьме его зовут «палачом». Что ж, палач так палач. Слово пусть и обидное, но по существу. Он, отслуживший во внутренних войсках без малого тридцать лет, начинал в северных лагерях с караульных вышек да конвоев. Когда сил и проворства поубавилось, его перевели в надзиратели. Последние двенадцать лет он служит в оружейной команде. Его первый наставник, покойный уже Кондрат Виссарионович, начал производить расстрелы вскоре после войны, еще в сороковых. Отчество учитель получил от отца, ветерана-чекиста Виссариона Листова, знавшего самого Сталина. Так, гордясь отцом, и прослужил до смерти от рака легкого.
— Ты, Ванюша, приучайся акцию исполнять с одного выстрела. Он первый, он и последний, — учил Листов молодого Пелипенко. — А для этого следует голубчика загодя под нулевку остричь. Стрелять надо на два сантиметра пониже бугра в затылке, направив ствол вверх. Там черепная кость тоньше, пуля прошьет мозг, как по маслу, и никаких проблем. Хотя сейчас кругом одни «макаровы» на вооружении, лучшего ствола в сравнении с «ТТ» я пока не знаю. Был как-то на семинаре по этому делу в Перми, там Свищев из Мордовии хвалил немецкий «парабеллум», кто-то использовал американский крупнокалиберный «кольт». Спорить не стал. Но, как до меня очередь дошла, так прямо и обнародовал:
— Более подходящего, чем «ТТ», пистолета для исполнения не встречал. И почти все, а было нас человек тридцать, со мною согласились.
Сегодня Пелипенко предстояло расстрелять двоих. Первым пройдет акцию Георгий Милославский — серийный убийца-маньяк. А получасом спустя, как уберут труп и наведут порядок, еще до начала рабочего дня он пустит в расход террориста Дамзаева.
Старшина убрал заряженный «ТТ» в кобуру, из оружейки прошел в караульное помещение. Там, расписавшись в журнале за оружие, он рассказал помощнику дежурного капитану Быховскому услышанный недавно анекдот:
— Выступает товарищ Сталин. Вдруг кто-то чихнул. Сталин спрашивает: «Кто чихнул?». Все молчат. «Расстрелять первый ряд!» Расстреляли. «Я еще раз спрашиваю: кто чихнул?» Все молчат. «Расстрелять второй ряд». Расстреляли. «Я в последний раз спрашиваю: кто чихнул?» Боязливый голос в последнем ряду: «Я, извините, товарищ Сталин, простудился вчера…» «Будьте здоровы, молодой человек! Казнить нельзя, помиловать! Десять лет без права переписки».
Вот так, под вялый смех еще сонного после ночи капитана, Пелипенко поднялся на второй этаж, где в специально отведенной комнате собрались участники акции. Старшим при ее исполнении обычно становился ответственный дежурный по централу. Сегодня им был подполковник Благов, с которым у бывалого старшины, несмотря на разницу в званиях, сложились приятельские отношения. Не раз доводилось им сидеть за одним столом, париться в его же, Пелипенко, бане, а то и выезжать по разного рода поводам на шашлыки да застолья за город.
Кроме Благова, в расстрельную команду входила охрана, врач Пирожков и главное действующее лицо — он, Иван Пелипенко. Теперь всем собравшимся оставалось лишь спуститься в подвал на нулевой блокпост, где за толстыми, возведенными еще при Екатерине Второй, звуконепроницаемыми стенами исполнялись смертные приговоры.
3
Ранним утром, после бассейна и душа, президент почувствовал себя в порядке. «Заморив червячка» стаканом обожаемого с детства томатного сока, сменил «адидас» на легкий летний костюм. Традиционный утренний кофе он решил выпить за предстоящим разговором, вызвав к девяти утра в Огарево двух главных юристов — генерального прокурора Дмитрия Степанова и министра юстиции Анатолия Кудрявцева. Созрела откладываемая из года в год проблема: как быть со смертной казнью в России?
За минувшую неделю президенту Николаю Кедрову предоставили всю информацию по этому вопросу. Он знал, что в стране за последние пять лет из более семисот убийц, приговоренных к высшей мере за тяжкие кровавые преступления, казнено 78 человек. Среди них — террористы, секс-маньяки, убийцы по найму. На «боевом счету» многих десятки жертв. Последний из них — серийный убийца Сергей Головкин, 37 лет, по кличке Фишер, совершивший за семь лет 11 убийств мальчиков и подростков, прятал трупы в подвале своего гаража. Парадокс, но факт: гараж убийцы находился в каких-нибудь семистах метрах от его президентской дачи…
Казалось бы, все справедливо, по делу, да и соответствующая 20-я статья Конституции предусматривает смертную казнь. Но… Именно с началом его правления, используя дипломатические каналы и давление Запада, ему советуют отменить высшую меру. Сразу оживились правозащитные организации — Союз правых сил, «яблочники», «зеленые»…
Лично он имел свое мнение. Разумом, сердцем так и не понимал, почему надо миловать тех, кто оружием ли, петлей, бомбой, даже простым кирпичом отправил на тот свет не одного, иной раз десяток — дюжину сограждан? Президенту вспомнился случай двадцатилетней давности, когда он был еще молодым оперативником.
…Тогда, в начале восьмидесятых, будущий президент в скромном звании старшего лейтенанта Кедрова работал инспектором уголовного розыска в райотделе поселка Достижение под Тамбовом. Началось все с того, что дважды судимый Терещенко, на почве ссоры с женой, тяжело ранил ее ножом, затем убил зашедшую в дом подругу жены. С момента этих событий Терещенко превращается в серийного убийцу. Поскольку денег у него нет, а скрыться надо незамедлительно, он врывается в дома частного сектора на окраине Тамбова, убив еще трех человек. Двое из них, муж и жена — пожилые пенсионеры, последней жертвой стала престарелая женщина-инвалид. В качестве орудий убийца использует тот же кухонный нож, подвернувшиеся под руку топор, утюг, полено. Первое убийство было совершено утром, сведения о Терещенко передавали по радио и телевидению, оперативники буквально шли по его следам. Но лишь поздней ночью Кедров, непосредственно участвовавший в захвате, сомкнул наручники на его руках. Президент помнил, что расследование по делу о четырех убийствах и причинении тяжких повреждений жене Терещенко заняло более года, после чего его приговорили к высшей мере. Тогда, в молодости, он испытал чувство глубокого удовлетворения от справедливого приговора. Да и сейчас, спустя столько лет, никоим образом не пожелал бы его отмены. Но нынче настали иные времена, у него высшая в стране должность. А она, если исходить из условий европейского этикета последних лет, с бесконечными диалогами политиков о гуманизме, обязывает поставить смертную казнь вне закона государства, вопреки Конституции России.
В раздумье президент подошел к окну. Лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь листву березовой аллеи, дробились о гладь пруда, садовник ровнял зелень на газонах. Поодаль любимец вороной, арабских кровей жеребец Фаворит, на котором Кедров оттачивал навыки верховой езды, неторопливо ел сахар с ладони внучки Насти.
— Идиллия… — произнес президент. Вот она, державная ноша: с утра наблюдать за этой, будто написанной талантливым живописцем картиной, потом решать вопрос об отмене смертной казни, а вечером идти с дипломатической элитой и семьей на юбилейный концерт «Виртуозов Москвы». Отказаться невозможно, днем прилетает премьер-министр Японии с супругой, готовятся жена с той же Настей, дирижировать будет сам маэстро Спиваков.
Мысли его прервал стук в дверь. Вошел Александр Снегирев, помощник. Доложил, что генеральный прокурор и министр юстиции уже в приемной.
— Проси, Саша, — распорядился президент, не без сожаления оторвавшись от происходящего за окном.
notes1
* * *
Марк Фурман
Мораторий на крови
⁂
Кто ударит человека так, что он умрет, да будет предан смерти…
А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть.
Библия, Исход, 21:12,14
Бывают времена, когда для спасения общества, государства смертная казнь нужна, а сейчас вопрос стоит именно так.
Александр Солженицын
1
C первыми лучами солнца в оконце камеры пятого этажа пробился ранний рассвет. На серой штукатурке щербатой стены возникло желтоватое пятно, отобразив прутья тюремной решетки.
Человек, лежащий на левых нарах, спустил ноги на цементный пол. С десяток секунд он привыкал к холоду и на ходу, ощущая усиливающуюся резь в паху, направился к расположенной в углу параше. Помочившись, он почувствовал облегчение и двинулся обратно. Еще не выйдя из дремы, впотьмах наткнулся на тумбочку, с нее на пол со звоном слетела алюминиевая миска. Сокамерник, спавший справа, проснулся. Столкнувшись с соседом в узком проходе между нарами, он тоже направился к параше.
И тотчас за шумом в середине стальной двери открылось круглое оконце. Сквозь него в камеру ворвался тусклый электрический свет.
— Спать, сучары! — прокричал человек за дверью. — Еще час до подъема.
С минуту надзиратель Иван Юдин всматривался в полумрак камеры, захлопнув оконце, вернулся к столу в конце тюремного коридора. Едва Юдин сделал в журнале отметку о проверке седьмой камеры, как зазвонил телефон.
— Через полчаса приводи Милославского с вещами на нулевой блокпост, — раздался в трубке хрипловатый голос оперативного дежурного по центральному блоку. — Не забудь про наручники.
— Подлежит… — Юдин переложил трубку во вспотевшую левую руку.
— Правильно мыслишь, только что поступил приказ о ликвидации обоих. Вначале маньяка, за ним террориста отправим в расход. И строго в порядке очереди, палач уже в дороге.
В трубке послышались короткие гудки.
2
Ответственный дежурный по Тригорскому централу подполковник Благов с аппетитом ел наваристые щи, принесенные из тюремной кухни, когда на столике у окна заработал факс. Подполковник недовольно взглянул на лист бумаги, змейкой выползавший из аппарата.
«Уже спозаранку шлют директивы. Чиновники — они чиновники и есть. Что в ЖЭКе, что в областном УИНе» (Управление исполнения наказаний. — Авт.), — неприязненно подумал Благов. Сейчас его больше интересовало, съесть ли соблазнительный шматок мяса сразу или оставить «на десерт» после щей?
Не торопясь, покончив со щами и свининой, Благов взялся за оперативный журнал. Заглядывая в листок с пометками, он припоминал о случившихся за сутки событиях, которые следовало вписать в толстую казенную книгу. Но, прежде чем взяться за отчет, он должен был принять участие в неприятной процедуре по исполнению двух смертных приговоров — расстрелов серийного маньяка Милославского и террориста Дамзаева. Благов не впервые участвовал в подобных акциях. И всякий раз, когда они внезапно, как смерч, обрушивались на его дежурство, испытывал чувство досады за столь неудачно сложившийся день.
Нет, особой жалости к приговоренным к «вышке» он не испытывал, резонно, как и все в централе, считая, что убирают их справедливо и по делу за жестокие кровавые преступления. Таких, как эти двое, расстреливать нужно, но почему именно сегодня утром, сейчас и немедля, а, скажем, не днем позже? Его больше раздражали не сама смерть и неизбежные хлопоты, связанные с составлением протокола, а тот негромкий хлопок из пистолета с глушителем, при котором он присутствовал. Выстрел слышался, приходил, возвращался к нему в тот же день, обычно перед сном, а иной раз звучал внезапно, раскатом среди ночи, и тогда Благов до утра не мог уснуть.
«Ничего, бумага от чиновников обождет», — бросив взгляд на факс, удовлетворенно подумал сытый Благов. Потянувшись, он вяло поднялся с насиженного за ночь стула, надев фуражку, взглянул в зеркало и пошел к месту акции на нулевой блокпост.
⁂
Поднятый около пяти утра по тревоге старшина Пелипенко, пройдя через КПП, направился на свое рабочее место в оружейную комнату. Перебирая в руках связку ключей, нащупал массивный ключ от сейфа.
Открыв сейф, старшина застыл в раздумье. Впрочем, из содержимого железного ящика для исполнения расстрела выбирать было нечего. На полке, прикрытый газетой и промасленной желтоватой тряпицей, лежал пистолет «ТТ». Взяв оружие, Пелипенко любовно подержал его в руках.
— Вот и пришел юбилей, корешок, — вслух произнес старшина. — Сегодня сто и сто первое, все из твоего ствола.
Он вынул магазин, взглянул на него. И хотя там было всего два патрона, Пелипенко знал, что их хватит для сегодняшней акции. По одному патрону на каждого.
Под этим словом — акция, он и все в централе понимали вполне определенное и привычное действо — расстрел. И хотя расстрелы убийц, приговоренных судом к высшей мере, осуществлялись нечасто, в урожайный год их набиралось и по пятнадцать-двадцать человек.
Пелипенко, исполнявший обязанности заместителя начальника централа по вооружению, знал, что в тюрьме его зовут «палачом». Что ж, палач так палач. Слово пусть и обидное, но по существу. Он, отслуживший во внутренних войсках без малого тридцать лет, начинал в северных лагерях с караульных вышек да конвоев. Когда сил и проворства поубавилось, его перевели в надзиратели. Последние двенадцать лет он служит в оружейной команде. Его первый наставник, покойный уже Кондрат Виссарионович, начал производить расстрелы вскоре после войны, еще в сороковых. Отчество учитель получил от отца, ветерана-чекиста Виссариона Листова, знавшего самого Сталина. Так, гордясь отцом, и прослужил до смерти от рака легкого.
— Ты, Ванюша, приучайся акцию исполнять с одного выстрела. Он первый, он и последний, — учил Листов молодого Пелипенко. — А для этого следует голубчика загодя под нулевку остричь. Стрелять надо на два сантиметра пониже бугра в затылке, направив ствол вверх. Там черепная кость тоньше, пуля прошьет мозг, как по маслу, и никаких проблем. Хотя сейчас кругом одни «макаровы» на вооружении, лучшего ствола в сравнении с «ТТ» я пока не знаю. Был как-то на семинаре по этому делу в Перми, там Свищев из Мордовии хвалил немецкий «парабеллум», кто-то использовал американский крупнокалиберный «кольт». Спорить не стал. Но, как до меня очередь дошла, так прямо и обнародовал:
— Более подходящего, чем «ТТ», пистолета для исполнения не встречал. И почти все, а было нас человек тридцать, со мною согласились.
Сегодня Пелипенко предстояло расстрелять двоих. Первым пройдет акцию Георгий Милославский — серийный убийца-маньяк. А получасом спустя, как уберут труп и наведут порядок, еще до начала рабочего дня он пустит в расход террориста Дамзаева.
Старшина убрал заряженный «ТТ» в кобуру, из оружейки прошел в караульное помещение. Там, расписавшись в журнале за оружие, он рассказал помощнику дежурного капитану Быховскому услышанный недавно анекдот:
— Выступает товарищ Сталин. Вдруг кто-то чихнул. Сталин спрашивает: «Кто чихнул?». Все молчат. «Расстрелять первый ряд!» Расстреляли. «Я еще раз спрашиваю: кто чихнул?» Все молчат. «Расстрелять второй ряд». Расстреляли. «Я в последний раз спрашиваю: кто чихнул?» Боязливый голос в последнем ряду: «Я, извините, товарищ Сталин, простудился вчера…» «Будьте здоровы, молодой человек! Казнить нельзя, помиловать! Десять лет без права переписки».
Вот так, под вялый смех еще сонного после ночи капитана, Пелипенко поднялся на второй этаж, где в специально отведенной комнате собрались участники акции. Старшим при ее исполнении обычно становился ответственный дежурный по централу. Сегодня им был подполковник Благов, с которым у бывалого старшины, несмотря на разницу в званиях, сложились приятельские отношения. Не раз доводилось им сидеть за одним столом, париться в его же, Пелипенко, бане, а то и выезжать по разного рода поводам на шашлыки да застолья за город.
Кроме Благова, в расстрельную команду входила охрана, врач Пирожков и главное действующее лицо — он, Иван Пелипенко. Теперь всем собравшимся оставалось лишь спуститься в подвал на нулевой блокпост, где за толстыми, возведенными еще при Екатерине Второй, звуконепроницаемыми стенами исполнялись смертные приговоры.
3
Ранним утром, после бассейна и душа, президент почувствовал себя в порядке. «Заморив червячка» стаканом обожаемого с детства томатного сока, сменил «адидас» на легкий летний костюм. Традиционный утренний кофе он решил выпить за предстоящим разговором, вызвав к девяти утра в Огарево двух главных юристов — генерального прокурора Дмитрия Степанова и министра юстиции Анатолия Кудрявцева. Созрела откладываемая из года в год проблема: как быть со смертной казнью в России?
За минувшую неделю президенту Николаю Кедрову предоставили всю информацию по этому вопросу. Он знал, что в стране за последние пять лет из более семисот убийц, приговоренных к высшей мере за тяжкие кровавые преступления, казнено 78 человек. Среди них — террористы, секс-маньяки, убийцы по найму. На «боевом счету» многих десятки жертв. Последний из них — серийный убийца Сергей Головкин, 37 лет, по кличке Фишер, совершивший за семь лет 11 убийств мальчиков и подростков, прятал трупы в подвале своего гаража. Парадокс, но факт: гараж убийцы находился в каких-нибудь семистах метрах от его президентской дачи…
Казалось бы, все справедливо, по делу, да и соответствующая 20-я статья Конституции предусматривает смертную казнь. Но… Именно с началом его правления, используя дипломатические каналы и давление Запада, ему советуют отменить высшую меру. Сразу оживились правозащитные организации — Союз правых сил, «яблочники», «зеленые»…
Лично он имел свое мнение. Разумом, сердцем так и не понимал, почему надо миловать тех, кто оружием ли, петлей, бомбой, даже простым кирпичом отправил на тот свет не одного, иной раз десяток — дюжину сограждан? Президенту вспомнился случай двадцатилетней давности, когда он был еще молодым оперативником.
…Тогда, в начале восьмидесятых, будущий президент в скромном звании старшего лейтенанта Кедрова работал инспектором уголовного розыска в райотделе поселка Достижение под Тамбовом. Началось все с того, что дважды судимый Терещенко, на почве ссоры с женой, тяжело ранил ее ножом, затем убил зашедшую в дом подругу жены. С момента этих событий Терещенко превращается в серийного убийцу. Поскольку денег у него нет, а скрыться надо незамедлительно, он врывается в дома частного сектора на окраине Тамбова, убив еще трех человек. Двое из них, муж и жена — пожилые пенсионеры, последней жертвой стала престарелая женщина-инвалид. В качестве орудий убийца использует тот же кухонный нож, подвернувшиеся под руку топор, утюг, полено. Первое убийство было совершено утром, сведения о Терещенко передавали по радио и телевидению, оперативники буквально шли по его следам. Но лишь поздней ночью Кедров, непосредственно участвовавший в захвате, сомкнул наручники на его руках. Президент помнил, что расследование по делу о четырех убийствах и причинении тяжких повреждений жене Терещенко заняло более года, после чего его приговорили к высшей мере. Тогда, в молодости, он испытал чувство глубокого удовлетворения от справедливого приговора. Да и сейчас, спустя столько лет, никоим образом не пожелал бы его отмены. Но нынче настали иные времена, у него высшая в стране должность. А она, если исходить из условий европейского этикета последних лет, с бесконечными диалогами политиков о гуманизме, обязывает поставить смертную казнь вне закона государства, вопреки Конституции России.
В раздумье президент подошел к окну. Лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь листву березовой аллеи, дробились о гладь пруда, садовник ровнял зелень на газонах. Поодаль любимец вороной, арабских кровей жеребец Фаворит, на котором Кедров оттачивал навыки верховой езды, неторопливо ел сахар с ладони внучки Насти.
— Идиллия… — произнес президент. Вот она, державная ноша: с утра наблюдать за этой, будто написанной талантливым живописцем картиной, потом решать вопрос об отмене смертной казни, а вечером идти с дипломатической элитой и семьей на юбилейный концерт «Виртуозов Москвы». Отказаться невозможно, днем прилетает премьер-министр Японии с супругой, готовятся жена с той же Настей, дирижировать будет сам маэстро Спиваков.
Мысли его прервал стук в дверь. Вошел Александр Снегирев, помощник. Доложил, что генеральный прокурор и министр юстиции уже в приемной.
— Проси, Саша, — распорядился президент, не без сожаления оторвавшись от происходящего за окном.
Перейти к странице: