Монстр. Маленький изобретатель

Конечно, имелась в виду не дикция, а сам навык построения предложений. Но Лаз едва удержался от того, чтобы не съязвить по этому поводу. Приходилось поддерживать имидж четырёхлетки, иначе у него могли бы возникнуть куда большие проблемы, чем есть сейчас.

– С-спасибб-бо. Вы буд-дддете со м-мной з-з-занимать-т-ться м-механ-нн-низмами?

– Всё верно. Скажи, ты точно уверен, что этого хочешь? – в глазах этой женщины читались забота и внимание. Она была хорошей.

– Т-тт-точ-ч-ччно. Я х-хоч-хоч-чу быт-ть к-к-аа-ак д-дед-ддушк-ка, – ему нужен был хоть один по-настоящему детский повод. Что же, это было лучше, чем ничего.

– Да, твой дед – отличный мужик, – на лице Дамии появилась улыбка. – Это благодаря ему я сейчас с тобой разговариваю, а то так бы и маялась без дела в оружейной гвардии.

– Я д-д-ддумаю, что с-ссо м-мной в-в-ввам не п-при-придет-тся ск-ску-учать.

– Знаешь, мне тоже так кажется, – заговорщицкое подмигивание было довольно забавным, если держать в голове, что настоящая разница в возрасте между ними была всего в несколько лет, но Лаз улыбнулся не этому.

Просто, похоже, что у него впервые в этой жизни появился настоящий друг.





* * *


– Дамия. Дамия!

– А, госпожа Морфей, здравствуйте.

– Здравствуйте… уф… секундочку, – Фелиция, как истинная леди, очень редко бегала, и этот небольшой кросс полностью сбил женщине дыхание.

– Не торопитесь, – рывком сбросив с плеча немаленький ящик, Дамия поставила его на землю и уселась сверху. По сравнению с их первой встречей пару месяцев назад, отставной офицер выглядела куда более бодрой и живой. Фелиция не уставала поражаться этим переменам. Недавняя молчаливая скорбь исчезла бесследно, женщину словно подменили.

– Вот, присаживайтесь.

– Да, спасибо, – короб протестующе скрипнул, но выдержал.

– Вы что-то хотели у меня спросить?

– Ничего конкретного, просто узнать, как идут у вас с Лазарисом дела. Я его почти не вижу. С утра он исчезает из дома, возвращается только на обед, ужин и когда уже пора ложиться спать. И вы точно такая же. Я, конечно, понимаю, что это всё, наверняка, очень интересно, но мне же тоже хочется пообщаться с сыном, – в голосе Фелиции сквозило неприкрытое раздражение. Впервые за четыре года любовь её ребёнка была украден у неё, и кем? Бездушными железяками! И пусть сознание понимало, что это не изменило его чувств к маме, сердце продолжало отчаянно сопротивляться.

– Так пойдёмте со мной! – немного невежливым движением согнав свою нанимательницу с ящика, Дамия вернула ношу на плечо и призывно махнула рукой.

– Нет-нет, как же я пойду, там, наверняка, грязно, да и не хочу я его отвлекать… – конечно, ей хотелось пойти. Но она так долго сопротивлялась желанию сына, что теперь вмешиваться в его увлечение было как-то неудобно и даже немного стыдно.

– Да идёмте, Лаза сейчас нет в лаборатории, он на прогулке. Я настояла, чтобы он иногда выходил на воздух. Так что я смогу вам всё показать по-тихому, а когда он вернётся, вы сможете понаблюдать за нашими занятиями.

Фелиция поняла, что женщина видит её насквозь. Спорить было бессмысленно, так что она лишь благодарно кивнула.

Надо было сказать, что Кратидас Морфей все свои обещания исполнял по высшему разряду. В пустом ранее уголке старого сада теперь стоял небольшой домик, всё ещё поблёскивающий новенькой краской. Если бы не полдюжины толстых труб, торчащих из крыши как грибы, невозможно было бы догадаться, что это место – на самом деле высокотехнологичная лаборатория.

Свёкр Фелиции оказался прав, хобби его внука влетело старику в кругленькую сумму. Но встречая за завтраком, обедом и ужином искрящиеся энтузиазмом глаза Лаза, Кратидас ни о чём не жалел. И сейчас сама Фелиция, впервые переступившая порог домика с момента его постройки, смогла хотя бы от части понять, что так привлекало её сына.

Надо сказать, что Дамия поддерживала лабораторию в идеальной чистоте, привитой армейской выучкой. Однако было видно, что всё в этом месте активно использовалось. По одной стене ровными рядами висели инструменты, вроде бы чистенькие и блестящие, но рукоятки были затёрты, а рабочие поверхности начали стёсываться. У другой стоял длинный верстак, часть которого, специально для мальчика, могла опускаться почти до пола. В ящиках лежали деревянные заготовки разных деталей, другие ящики были заняты слитками металлов, большими и маленькими, третьи – свёрнутыми в трубочки схемами и чертежами, а дальнюю стену, освобождённую от стеллажей, украшали три печных топки разных размеров.

И во всём этом, приложив лишь небольшие усилия, можно было разглядеть нечто большее, чем просто набор оборудования. Стоило просто постоять в этом помещении пару минут, подышать запахом свежей стружки, чернил и горячего железа, как становилось понятно: тут творится настоящая магия. Не та, доступная любому чародею-недоучке, а особенная, никак с первой не связанная. Такая магия жила в старой пекарне, где слуги всегда покупали хлеб к столу, в кабинете Кратидаса, где в полутьме и тишине за тяжёлым дубовым столом он решал чьи-то судьбы. Даже в классе самой Фелиции, где она занималась со своими детьми, тоже витала эта магия. Именно она отличала настоящее от поддельного, показывала, что человек, который здесь работает, находился на своём месте, там, где ему следовало быть с самого рождения.

– Госпожа… – тихий голос Дамии выдернул Фелицию из ступора.

– Да-да, вы правы, здесь очень интересно… – она засуетилась, протянув руку к первому попавшемуся свитку, поднесла ладонь к лицу и замерла.

– Вы плачете, госпожа.





* * *


– Мам-ма! Ты п-пришла к-кк нам в г-ггости? – маленькое инвалидное кресло въехало в лабораторию, тихо поскрипывая недостаточно смазанными осями.

– Да, мой хороший. Встретила у дома Дамию, и она пригласила меня в гости, – профессионализма у Фелиции Морфей было не отнять: её голос ничем не выдал недавнего всплеска эмоций. Вот только никакой самоконтроль не мог убрать красноту с глаз.

– Мама, т-тты п-ппла-акала? – маленькая ладошка легла на её руку.


– Нет, дорогой, просто у вас тут было немного дымно, у мамы заслезились глаза. Всё в порядке, – оправдание, конечно, слабое, но ничего другого не придумалось.

– Н-ну ладно. Т-ттебе зд-д-здесь нр-нравится? – к счастью, Лаз, похоже, не обратил на слёзы большого внимания. Проехав между женщинами, он остановился посреди свободного пространства и картинно раскинул руки.

– Очень нравится. Ты ведь мне всё тут покажешь?

– К-кконеч-чч-чно! См-ммот-тр-три…





* * *


– Дорогой, а ты знал, что разные материалы по-разному реагируют на магию? К примеру, бронза… – вечером, когда чета Морфеев уже лежала в постели и Санктус только-только принялся за чтение книги, которую недавно откопал в закромах отца, Фелиция неожиданно начала разговор на совершенно новую тему.

Её руки ни на секунду не останавливались, с несколько раздражающим звуком втирая друг в друга один из множества кремов, но при этом она умудрялась вываливать на мужа горы странной и непонятно откуда взявшейся информации. Наконец, книжка была отложена на прикроватную тумбу: Санктус окончательно потерял строчку, на которой читал, и перевёл на Фелицию недоумевающий взгляд.

– Что происходит? Я словно переместился на три месяца назад, только тогда всё это мне говорил мой сын. Он тебя заразил, что ли? Вроде была самой ярой противницей всего этого – и вот на тебе.

– Ох, да, я же не сказала, – ничуть не снижая оборотов, Фелиция переключилась со способов закалки металлов на новую тему. – Я сегодня ходила в его лабораторию на, скажем так, экскурсию. Великий свет, ты бы его видел! Чувствую себя полной дурой, что запрещала ему этим заниматься. Наш сын просто светился от счастья! И знаешь, даже заикаться он стал гораздо меньше! Это всё точно идёт ему на пользу.

– И не ему одному, – усмехнувшись про себя энтузиазму жены, Санктус сполз под одеяло.

– О чём ты?

– Дамия. Она последнее время тоже светится.

– Значит, ты тоже заметил? – закончив ежевечерний ритуал с втиранием крема, Фелиция тоже опустила голову на подушку. – Мне кажется, что общение с Лазом как-то компенсирует, что ли, то время, что она потеряла со своим ребёнком.

– Согласен. Тесть был прав, порекомендовав её.

– Когда ты уже прекратишь называть моего папу «тестем»? – наморщенный женский носик развернулся в сторону мужа.

– А как называть? Папой? Бред. Торус? Он – старший офицер армии, не дорос я называть его по имени. Да и он сам никаких претензий к такому обращению не имеет, специально спрашивал, – несколько крупноватый мужской нос обратился на своего оппонента.

– Ну не знаю… мне странно, когда ты его так называешь.

– Не зацикливайся на этом, дорогая. Лучше расскажи мне ещё что-нибудь про твою сегодняшнюю экскурсию. Ты очень сексуально говоришь: «плавка стали».

– Что, серьёзно?

– Никогда не был так серьёзен.

– Ну, ладно. Плавка стали…

– Ох! В самое сердце!

– Дурак!

– Сама такого выбрала, теперь страдай.

– Хочешь, чтобы я страдала?

– Как тебе сказать… ну, у меня есть пара идей, как сделать страдания невероятно приятными.

– Дурак и извращенец, к тому же. И почему я за тебя вышла?

– Сам не знаю. Иди уже сюда…





Глава 7




День рождения в Кристории – праздник особый.

Официальная религия страны – церковь Великого Света, утверждала, что в годовщину появления человека в этом мире, его душа ненадолго объединялась с самой сущностью вселенной, подпитывая именинника силами и давая настрой на весь следующий год. А потому этот праздник следовало проводить как можно более весело и ярко, чтобы именно такой была твоя жизнь до следующего дня рождения.

Также очень большую роль играла в этих празднованиях цифра три. Круглые даты, вроде десяти или пятидесяти лет тут не играли такой большой роли, как на Земле, а вот третий, шестой, девятый и все последующие кратные трём даты считались очень важными. По древнему верованию, именно каждые третьи именины совпадали с полным обновлением человеческой души.