Молодые боги

Гармунд щелкнул кнутом, и расположившиеся на траве невольники суетливо вскочили на ноги. На меня уже успели надеть рабский ошейник и пропустили веревку через кольцо – я оказался самым последним в цепочке. Еще щелчок – и группа невольников направилась прочь из сада. Я двигался следом за всеми и ошарашенно мотал головой, не понимая, что произошло, – буквы как появились, так почти сразу же и растаяли в воздухе. Или мне это показалось? Видел же, как наяву! Или все же галлюцинация?

Покинув усадьбу через распахнутые согбенным привратником ворота, наша вереница вышла на грунтовую дорогу. Подгоняемые надсмотрщиками, мы двинулись нестройным шагом навстречу судьбе. Вокруг пестрели покрытые желтой, выжженной солнцем травой холмы, разбавленные яркими зелеными пятнами тенистых рощ. Извилистая дорога, непривычно узкая, скорее даже широкая тропа, вела нас среди пологих склонов. Лишь единожды в просвете я увидел лазурную гладь моря вдали.

Если сенатор Орлов – при мысли о нем я скрипнул зубами от бессильной ярости – всерьез говорил о Палатинском холме, значит, это Италия. Пейзаж, по крайней мере, соответствует – типичный для севера средиземноморья.

Куда все же меня занесло? А может, я сплю? Или брежу?

Впрочем, мысли о том, что я не в себе, через некоторое время были опровергнуты тяжелой усталостью во всем теле и саднящей болью в сбитых ногах – шли мы уже больше часа, а поднимающееся солнце жарило все сильнее. Вскоре тропа вывела на мощенный брусчаткой тракт. Здесь мое внимание привлекла скрипящая, валко перекатывающаяся на неровностях дороги повозка с клеткой. Судя по количеству охраны, сидящие внутри были весьма опасны. Один из них – с виду обычный, но с бугрящимися под кожей жгутами мышц, пристально посмотрел на меня. Глаза у него были желтые, змеиные.

Большие, лишенные спиц, деревянные колеса неторопливо крутились, поскрипывая на неровностях, шагающие рядом стражники беззаботно переговаривались. Избегая пугающего взгляда узника в клетке, я прислушался – разговор велся на латинском языке!

На тракте мы пошагали следом за повозкой, но она двигалась чуть быстрее и вскоре исчезла вдали. Однако теперь все чаще попадались встречные путники и другие повозки – в основном груженные фруктами и овощами открытые тележки, запряженные ослами. Еще через некоторое время пришлось торопливо потесниться, освобождая дорогу марширующей центурии легионеров. Замерев на обочине, я с удивлением, которое не смогли притупить отчаяние, усталость и боль в кровоточащих ступнях, наблюдал за слаженной поступью воинов Древнего Рима.

Пропустив легионеров, наша вереница, понукаемая резким свистом хлыста, двинулась дальше. Теперь от тракта часто отходили узкие дороги, упираясь в богато изукрашенные ворота, за которыми среди ухоженных садов можно было вскользь заметить изящные строения белоснежных вилл. Вскоре после очередного поворота перед моим взором развернулся завораживающий вид – с вершины холма за чередой предместий открылась панорама города, раскинувшегося в широкой бухте. Ласковое море пестрело миллиардами бликов под лучами солнца – и безумно, до тягостного отчаяния, захотелось окунуться в лазурную воду, скрывшись от изнуряющего зноя.

Портовый город был огорожен высокой стеной, за которой все пестрело красным пологом черепичных крыш, прореженным линиями улиц. Но чем ближе к центру, тем чаще виднелись проплешины площадей, высокие здания арен и храмов, господствующие над улицами и кварталами. Но все это терялось на фоне величия высокой горы, у подножия которой раскинулся город.

Я замедлился и сбился с шага – впереди идущий раб, широкоплечий рыжебородый варвар, дернулся, когда веревка натянулась. Обернувшись, он расширившимися глазами посмотрел на меня, но вдруг по спине будто кипятком плеснули и раздался свист хлыста. Не в силах даже кричать от неожиданного взрыва боли я рухнул на колени. Выгнувшись, я беззвучно открывал рот, но второй удар заставил меня подняться на ноги. Запнувшись, я упал, врезавшись в раба впереди, и тут же попытался подняться, боясь новых жалящих плетей. Опасался я не зря – воздух снова засвистел, и спину взрезала боль.

Под смех надсмотрщиков, потешающихся над моей неуклюжестью, вереница рабов продолжила движение. Я теперь шагал с трудом, будто в полубеспамятстве – перед глазами стояла мутная, красная пелена. Понемногу сознание возвращалось, но окончательно я пришел в себя, только когда мы миновали ворота, окунувшись в равномерный гул большого города. Улица, на которой мы оказались, была непривычно узкой для жителя современного мегаполиса. Дома жались друг к другу, наползая один на другой и закрывая небо выдающимися вперед балконами. Практически в каждом здании на первом этаже располагались какие-то лавки, выставленные лотки с товаром заполонили тротуары, выдавливая людской поток на огороженную высоким бордюром проезжую часть. Суетившиеся рабы, прогуливающиеся граждане, немногочисленные патрульные сплошной рекой двигались по брусчатке мостовой, не обращая внимания на ползущие повозки.

Читая исторические и фантастические книги, я всегда, подобно героям произведений, мечтал оказаться в Римской империи. И вот – можно сказать, повезло. Теперь дело за малым – надо лишь с особым цинизмом наказать всех врагов, жениться на прекрасной принцессе и занять трон. Можно даже императорский.

Горько усмехнувшись своим мыслям, я неожиданно врезался в спину варвара. Моментально втянув голову в плечи, я сжался в ожидании наказания, но повезло, никто из надсмотрщиков не обратил внимания. Мы пришли – люди Павла крикливо ругались с расположившимися в узком переулке хозяевами других рабов. Вскоре все договорились, и нас довольно грубо подтащили к одной из стен, где выстроили шеренгой. Один за другим невольники опускались на землю, приваливаясь к стене, блаженно отдыхая после долгого перехода.

Вскоре появился сам Павел – четверо жилистых рабов опустили на землю закрытый пестрой тканью паланкин, и работорговец, кряхтя, выбрался на улицу. Он негромко дал указание, и один из надсмотрщиков двинулся вдоль нашего ряда с глиняной миской в руках – за его приближением я наблюдал, с трудом пытаясь проглотить сухой ком в горле. Мне достались остатки того, что плескалось на дне сосуда, – несколько глотков мутноватой, со странным привкусом жидкости. И все же эта была вода – ее прохлада показалась мне райским наслаждением, приведя в чувство. Сознание удивительно прояснилось – даже усталость отступила.

Я принялся осматриваться вокруг, почти сразу натолкнувшись взглядом на удивительной красоты девушку. Падающие на плечи белокурые локоны были стянуты на лбу тонким золотым обручем, и блеск драгоценного камня в нем мог посоперничать с сиянием ее огромных голубых глаз. У нее было совсем юное, с тонкими чертами лицо – и при этом невероятно сформировавшаяся фигура с аппетитными формами – белоснежная ткань туники то и дело будто приникала к коже, очерчивая линии тела. Нижнего белья под туникой не было – я задержался взглядом на просвечивающих сквозь тончайшую ткань сосках высокой груди. И тут же смутился – ее обладательница с интересом рассматривала меня.

Я опустил глаза и натолкнулся взглядом на свои пыльные, сбитые в кровь ступни. Поежившись, только сейчас понял, какое зрелище собой представляю. Когда пытался усесться так, чтобы набедренная повязка все же прикрывала то, что должна, со смесью стыда и злости увидел совсем рядом тонкие изящные лодыжки, которые обвивали ремешки элегантных греческих сандалий.

Раздался суетливый топот – Павел бежал к их обладательнице так, что едва не потерял собственные.

– Сколько? – легким и мелодичным голосом спросила девушка.

От удивления я даже поднял глаза – вопрос был задан по-английски.

Стараясь не смотреть на юную покупательницу, задержался взглядом на двух бугаях за ее спиной – телохранителях – и невысокой согбенной служанке с корзиной, в которой лежали фрукты и парочка изящных кувшинов.

– Триста сестерциев, госпожа, – склонился между тем в поклоне Павел. Он теперь тоже говорил по-английски.

Незнакомка, как оказалось, интересовалась не мной. Она рассматривала рыжего варвара, который в веренице шел впереди.

– Встань, скотина! – пнул его в бедро Павел, несмотря на то, что раб уже поднимался сам.

– Триста сестерциев? – поинтересовалась девушка, пощупав мускулы невольника, и неожиданно для меня заглянула ему в рот, бесцеремонно оттянув губу.

– Крепкий, хороший раб, – раздался за ее спиной голос, тоже говорящий по-английски.

К нам подошел патриций лет сорока в тоге – был он высок, широкоплеч, с красивым, породистым и волевым лицом. Вот только все это было несколько обрюзгшим и носило отпечаток разгульной жизни. Девушка лишь коротко глянула на добровольного советчика и снова обратилась к работорговцу.

– Мне нужен раб для работы в поле – а этот хоть и выглядит сильным, но быстро сдохнет. За триста сестерциев я лучше куплю негра, – качнула головой юная незнакомка. – Двести, – посмотрела она на Павла.

– Госпожа не найдет здесь негров за такую цену, – поклонился Павел, – в Африке и Киренаике сейчас неспокойно, рабов оттуда везти невыгодно и опасно. А этот, – ткнул он жирным пальцем в щеку моего соседа по веревке, – больше подойдет на роль охранника дома или гладиатора. К тому же он может быть выносливым совсем в других делах… – Павел замялся, и они с патрицием обменялись быстрыми понимающими взглядами.

– Откуда юная госпожа разбирается в рабах? – поинтересовался патриций, жадно пялясь на аппетитную грудь, лишь чуть-чуть скрытую невесомой тканью.

– Юная госпожа много в чем разбирается, – высокомерно хмыкнула незнакомка и перевела взгляд на меня. – Тогда я хочу взять этого. Сколько?

Сенатор едва сдержал улыбку. Я, увидев мельком брошенный взгляд Павла, поднялся, сгорая от стыда и неловкости.

– Госпожа, это аркадианец, – осторожно произнес Павел.

– Аркадианец? И что из этого? Сколько?

– Госпожа, вы давно в Империи? – поинтересовался патриций.

– Достаточно, – отрезала незнакомка. – Сколько он стоит? – едва не топнув ножкой по пыльной мостовой, вновь обратилась она к работорговцу.

Патриций, наконец оторвав взгляд от вызывающе торчащих под туникой сосков, шагнул ко мне. Пока покупательница пыталась выяснить цену, он с интересом заглянул мне в глаза, потрепал за щеку, заставил развернуться. Я стоял, еле сдерживаясь, краем глаза видя, что за мной пристально наблюдает татуированный Гармунд.


– Госпожа, только для вас – три миллиона сестерциев, – склонился едва не до земли Павел.

– Это шутка? – оторопела девушка. – Три миллиона?

– Только для вас, моя госпожа. Для других я продам его за пять или даже…

– Да его никто не купит за три миллиона, – звонко рассмеялась девушка. – За такие деньги я могу купить виллу на Палатинском холме!

– Я его куплю за три миллиона, – произнес патриций и неожиданно задрал на мне набедренную повязку. Оторопев на мгновение, я оттолкнул его, отпрянув, но тут же свистнул кнут – и руки ожгло болью.

– Да как ты смеешь, животное?! – взъярился Павел, набирая воздуха для тирады, но был остановлен повелительным взмахом сенатора.

– Достаточно. Три миллиона за него, я согласен. И триста за этого, – кивнул он на моего соседа.

Когда работорговец и патриций били по рукам, скрепляя сделку, незнакомка вдруг ойкнула – она выронила изукрашенный гребень. Подняв его, она оказалась совсем рядом – по плечам моим мазнуло дыхание и мягкое касание взметнувшихся от резкого движения локонов.

– Прорвемся, – услышал я ее шепот.

Сказано было по-русски.

Огромные голубые глаза оказались на краткий миг совсем рядом, но почти сразу незнакомка отошла, больше не обращая на меня внимания и оставив после себя стойкий аромат цитруса и жасмина.

– Госпожа, позвольте пригласить вас сегодня на ужин, – патриций тоже больше на меня не смотрел.

Юная покупательница же после совершенной на ее глазах сделки приняла вид настолько удивленный, что, смущенная собственным невежеством в делах работорговли, двинулась прочь, даже не отвечая патрицию. Телохранители и рабыня с корзиной поспешили следом.

– Ты знаешь, кто эта леди? – поинтересовался патриций у Павла.

Работорговец лишь замотал головой и развел руками. Видел я это краем глаза, пристально наблюдая за уходящей незнакомкой. Вдруг она обернулась и, скользнув взглядом по увлеченным разговором Павлу и патрицию, посмотрела мне прямо в глаза. Высунув язычок, она манящим жестом быстро облизнула губы, а после задорно подмигнула. Резкий разворот, взмах локонов – и вот она уже вновь удаляется. Еще миг – и белоснежная туника затерялась в толпе.

«Да что же здесь все-таки происходит?»

Голова раскалывалась от метавшихся мыслей – я даже не заметил, как меня отвязали от общей вереницы. Шея болезненно дернулась, и слуги нового хозяина повели меня прочь. Вдруг перед глазами из ниоткуда вновь появилась объемная надпись:



«Поздравляем с изменением социального статуса!»

«Вы теперь раб Квинта Остория Джонса!»





Критерий оптимальности




Неуклюже перебирая ногами, повинуясь рывкам веревки, я обреченно шел вперед. Слуги Джонса вели меня через толпу, но двигался я машинально, с трудом ориентируясь в пространстве, стараясь держаться за спиной идущего впереди варвара. И во все глаза рассматривал материализовавшуюся передо мной из ниоткуда надпись.

Я студент. Был – услужливо подсказало подсознание. Первый курс СФУ, в Красноярск приехал из вымирающего и стремительно деградирующего брошенного судьбой и государством поселка. В одиннадцатом классе школы был единственным учеником – и провожали меня в Красноярск, когда уезжал поступать, как героя на войну.

Денег у меня тогда не было даже на обратный билет. С собой вез полторы тысячи рублей и сумку с продуктами, которые должны были помочь продержаться первый месяц. Сразу поступить не удалось, но возвращаться домой не стал. Не очень люблю вспоминать тот год – первое время, до морозов, жил в шалаше на берегу Енисея. Подрабатывал где придется, в самых разных местах – не стыдно вспоминать только работу администратором сауны и грузчиком на овощной базе. А потом мне повезло – познакомился с одиноким и нелюдимым дядей Сережей (он даже здоровался не со всеми). Сергей Иванович, как я его называл, оказался ветераном без удостоверения. Кроме Афганистана, военнослужащие Союза выполняли интернациональный долг в самых разных местах планеты, о чем государству впоследствии оказалось легче забыть. Или забить.

Сергей Иванович, как казалось, очень устал от жизни. Он неоправданно мало ел и невероятно много пил. Но на работу к семи утра приходил по-военному четко и без какого-либо намека на перегар. Всегда выглядел свежим, даже несмотря на внешность, на коей годы оставили заметный отпечаток. После того как Сергей Иванович несколько раз вечером застал меня моющимся в тазике за раздевалкой, однажды пригласил к себе домой. Зиму и весну я прожил у него – и со второго раза поступил в университет. Сразу после этого Сергей Иванович умер. Он как знал – за несколько дней до смерти у нас было несколько разговоров, за которые он произнес слов больше, чем за предыдущие полгода. И, как оказалось после похорон, свою трехкомнатную квартиру переписал на меня. Кроме того, за неделю до смерти через одного из многочисленных знакомых он помог мне устроиться на интересную работу в дизайн-студию. Хорошая зарплата, удобный гибкий график – все, что нужно для души.

В моей поселковой школе был мощный компьютер, купленный каким-то чудом по программе министерства образования. К нему – после того как я решил продолжить обучение в десятом классе – по распоряжению директора пускали лишь меня, других учеников и даже педагогов только под присмотром. Мне же с самого детства нравилось работать с графическими редакторами, которые я с появлением в школе мощной машины покупал со значительной скидкой на торрентах. И это мое увлечение уже в Красноярске на новой работе начало приносить очень неплохие деньги.

Это все к чему: мне был знаком шрифт надписи! На одном из мероприятий студенческого научного форума я видел его в описании инновационного проекта…

Под ногу, возвращая в реальность, попалось гнилое яблоко. Ступня проскользнула, и я взмахнул руками, удерживая равновесие, – надпись, стоило лишь отвести от нее глаза, исчезла. Наткнувшись на плечо собрата по несчастью, купленного Джонсом вместе со мной варвара, я вздрогнул, ожидая реакции конвоиров. Но те даже не обратили внимания – продолжали двигаться через толпу.

Раб, которого я толкнул, неожиданно едва приметно поклонился.

– Молодой господин, – произнес он извиняющимся тоном.

Я же раб. Почему «господин»? И еще я аркадианец. Почему стою три миллиона, в то время как стоимость обычного раба триста сестерциев? Я умер, мне же в голову выстрелили. Но почему я жив? И как мне найти Катю?

Стоило задуматься, как навалилось невероятное количество вопросов, на которые пока не было ответов. Стараясь отвлечься, я принялся рассматривать своего спутника. Высокий, едва ли не на две головы выше меня, свалявшаяся от грязи рыжая борода лопатой. Грубое, но откровенно бесхитростное и простоватое лицо, волосы заплетены в две косы. Торс его был хаотично исполосован множеством шрамов – самых разных: следы от рваных, резаных и колющих ран. Легионер? Гладиатор? Или разбойник с большой дороги?

– Как тебя зовут? – поинтересовался я негромко.

– Кельтилл из Агединкума, молодой господин.