Моя новая жизнь
Часть 2 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Знаю, самой не по себе, — я зависла над сумкой, подаренной новоявленным родителем.
Я почти собрала вещи, их было совсем немного. В основном вся одежда была общей, мы обменивались ей между девочками, соседками по комнате.
К слову, мои соседки перебрались на одну кровать, ту, что к моей ближе всех. Лера, Сабрина и Надя — мои сокамерницы. Мы давно перестали ждать, что кто-то нас заберет, в этом возрасте мы уже не милые беспомощные детки, а значит уже никому не нужны. Я не думала, что мной кто-то может заинтересоваться.
Еще удивительней то, что моим опекуном стал мужчина. При первой встрече меня поразил его солидный вид, казалось, что одет он был по богатому. Таких людей я только по телевизору видела. Тогда я предположила, что возможно он шоумен. Мне показалось, он слишком молод, на вид ему лет тридцать, может чуть больше. Вся его внешность так и требовала оказаться на холсте, у меня даже пальцы зачесались от желания тут же начать переносить на бумагу его черты. В момент нашего знакомства я приклеила взгляд к его лицу стараясь запомнить каждую деталь.
Ольга Сергеевна, директриса детского дома, сказала мне, что этот человек предполагает наше родство, и, если ДНК тест подтвердиться, я попаду к нему в семью. От нее же я узнала, что он не женат и других детей не имеет.
Что ж, думаю, рассказывать, что показал тест, не требуется. Я всегда считала, что моего отца нет в живых. Так легче было воспринимать мое нахождение в обществе других брошенных детей. Я понимаю, оправдывать родителей смертью очень наивно, по-детски глупо, но не одна я это делаю.
Мне поменяли фамилию, и на удивление, очень быстро. Теперь в моем новом паспорте я Зарина. Эта фамилия звучит круче, чем Нелюбина.
Мое отчество совпадает с именем отца. Тот факт, что моя мать знала от кого она рожает меня немного порадовал.
Зарина Арина Дмитриевна. Хм… неплохо.
Несмотря на очевидную удачу быть той, кого забрали из страшного места, где дети доламывают свои и без того треснутые судьбы и уже не вылазят из ямы бедности, алкоголизма, зависимости и разврата, я боялась того, что будет со мной дальше. С Дмитрием мы виделись всего два раза и то, совсем не долго. Обменялись парочками стандартных фраз по типу: «Как поживаешь?» и «Хорошая погода сегодня». Условно так это было. Важно то, что контакт он со мной настраивать даже не собирался. Вечно занятой, постоянно отвлекался на звонки.
Да и я человек не общительный, если есть возможность вообще ничего не говорить, я предпочту этот вариант. Рта не раскрою.
— Слушай, Арин, — пока я искала под кроватью свой альбом с рисунками, Надя полезла в мой рюкзак. — тебе же все равно шмотки новые купят, я заберу у тебя толстовку, нам нужнее.
— Но… — хотела возразить я, вылезая из-под кровати.
— А я юбочку возьму, — Лера перелезла на мою кровать и начала рыться в новой сумке для вещей.
— Но я же не знаю, будут ли вообще на меня что-то тратить.
— Ой, не прибедняйся, мы его видели, мужик при бабках. — Нагло заявила Надя, рассматривая в руках чёрно-красную толстовку.
— Да-да, и он такой секси, — добавила ко всему Сабрина елейным голосом и по противному пошло засмеялась.
— Он вроде как мой отец, поэтому…
— Ты вечно занудствуешь, поэтому заткнись, — весело, совсем не грозно, от того и не обидно, сказала Надя. — тебе идет молчать.
— …прошу это не обсуждать, — упрямо договорила я.
— А мы уже все и без тебя обсудили, — не менее развязно заявила Лера. — что можно и что нельзя.
Демонстративно увлекаюсь поиском альбома, дабы закончить этот напряженный разговор. Они могут и не остановится. Этот водоворот из реплик может привести, к тому, что моя голова окунется в унитаз или волос на ней станет в разы меньше, или что-нибудь еще в таком роде.
— Можешь не искать, его Костя забрал, — сказала Сабрина, заглядывая ко мне в рюкзак.
Увлекшись содержимым моей сумки, Надя с Лерой почти и не обращали на меня внимание, но на слова Сабрины отреагировали:
— Он в бешенстве, кстати, — посмотрела на меня Надя. — смотри что еще пропало, он всякое утащит, лишь бы ты не уехала.
С этим человеком мне лучше вообще не видеться. Костя поехавший псих, который решил, что я ему подхожу по всем параметрам и теперь на любой мой, даже мягкий, отказ, что бы это ни было, ему сносит башню. Последний раз он перешел все границы и чуть не ударил меня стулом, который позже разломал ударом об стену.
Поэтому пусть забирает альбом. Жалко, конечно, там еще были чистые листы и работы, которые хотелось бы сохранить для себя, но страх был сильнее. Синяки от его захватов еще свежие, и я не самоубийца.
В комнату зашла Рима Петровна, наша воспитательница.
Девочки соскочили с моей кровати, захватив вещи из моей сумки, которые им так приглянулись.
— Собралась? — вечно строгий взгляд из-под очков и в этот раз смотрел недовольно с долей презрения, какая присутствует во взглядах каждого работника этого места, да, впрочем, как и у некоторых его воспитанников.
Я кивнула, проверяя содержимое сумки.
Главное, я взяла своего плюшевого зайца, который со мной уже давно, сколько я себя помню. Его шерстка уже порядком истаскалась, превратилась в небольшие комочки, некогда белоснежная шкурка потускнела, но любить его меньше я не перестала. Не одна ночь без него не обходится.
— Бери сумки и на выход, вернее, к Ольге Сергеевне, за тобой приехали, — сказала Рима Петровна, перед тем как закрыть дверь. — и, чуть не забыла, постельное белье сними и Светлане Евгеньевне в прачечную отнеси.
Я снова кивнула, и воспитатель закрыла за собой дверь.
- *запрещенная цензура*, - выругалась Надя. — ты уезжаешь, а мы тут догнивать остаемся…
— Вот везет, папаша богатый у нее, мне бы таких предков, дак нет же, у меня алкаши одни! — подключилась к возмущению Нади Лера.
Я посмотрела на недовольно смотрящую на меня Сабрину. Она поджимала дрожащие губы, а взгляд безотрывно направлен на меня.
— Несправедливо, — севшим голосом выдала она. Ее глаза покраснели, и я будто чувствовала, как в горле у нее встал больной ком, не позволяющий сказать что-либо еще.
Она вскочила с кровати и выбежала из комнаты.
Я ее понимала. Я знаю каково это видеть, как забирают кого-то и он уезжает в семью, где тепло, где любовь, где полноценная жизнь, а ты по-прежнему в холодных страшных, злых стенах без возможности получить все то, что так жаждет детское сиротское сердце и ты не знаешь, заберут тебя или ты тут на долгие годы до возраста, когда все живое внутри тебя уже мертво, мечты разбились о призму жестокой реальности, через которую тебя прокручивает учитель, воспитатель, да и любой ребенок, стоит тебе рассказать о чем-то воодушевляющем.
Выпускник детского дома знает, что сердце — это насос, качающий кровь и распространяющий его по телу, но не более. На другое оно уже не способно.
Я застегнула рюкзак с сумкой и поставила их на пол, быстро сняла постельное белье и отправилась в прачечную.
В коридоре меня ждала вполне ожидаемая картина. Компания из пяти человек обсуждала моего теперь родителя и мою удачу быть удочеренной.
То, что они говорили, мне совсем не понравилось. Я понимаю их чувства, и понимаю почему они меня так оскорбляют, но приятней от этого не становилось.
Незаметно по коридору пройтись не удалось. Лёня, главный задира, перегородил мне путь.
— Слышь, Нелюбкина, у тебя уже есть родичи, нехрен шататься по этим коридорам, эта наша территория теперь, — его здоровая рука легла мне на плечо и больно надавила на него, разворачивая меня в противоположную от прачечной сторону. — пошла вон отсюда!
Он толкнул меня так, что я по инерции сделала несколько шагов.
Его компания смеялась. Такое обращение со мной им понравилось. Оксана, одна из этой обозлившейся пятерки, девочка, у которой на меня, похоже, аллергия, — она всегда выказывала ко мне свою неприязнь, — добавляла дровишек в огонь своими словами: «Так эту *запрещенная цензура*, пусть идет *запрещенная цензура*»
Впрочем, она всегда была такой некультурной. Как она меня только не называла за все годы. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить школу. Самое безобидное прозвище: «неудачница». Вообще даже не отрицала этот факт. Было бы глупо, все детдомовцы — неудачники, всем нам не повезло, это же очевидно.
Его поступок меня разозлил. Я ничего плохого не сделала…
Развернувшись, я наклонилась так, чтобы его руки не успели меня схватить и пробежала по коридору до нужной двери. Забежав в нужную комнату, я захлопнула за собой дверь, с силой удерживая ручку, и для полной безопасности, опираясь ногой об стену рядом с дверью.
Я слышала, что он за мной бежал и что кричал: «Стой, сука!». Силы у нас не равны, бороться я с ним не собиралась. Но страшнее было бы, если бы я встретила в коридоре Костю, поэтому мне еще повезло.
— Открывай, тварь! Я ведь все равно тебя достану, долго ты тут не просидишь!
— Так что у нас тут происходит? Чего орем? — послышался голос Светланы Евгеньевны.
Я выдохнула и отпустила ручку двери. Подняла постельное белье и швырнув его в корзину, выбежала из прачечной, чтобы не на кого не натыкаться, решила как можно быстрее добраться до кабинета директора.
Добежав уже до бывшей своей комнаты, я схватила вещи и понеслась вниз, на второй этаж.
Уже у кабинета перед дверью притормозила, не решаясь войти. Около минуты собиралась с духом.
Коленки подкашивались при одной мысли, что мне нужно войти туда. Сердце билось, словно перед смертью и грудной клетке стало немного больно. Я прикусила запястье, чтобы хоть немного умерить нахлынувшее волнение.
Вот и все. Ад позади, а впереди сейчас что-то неизвестное и от того страшное. Как я буду дальше… я ведь шагаю в неизвестность. Кто этот человек, который меня удочеряет? Будет ли с ним лучше? Вдруг случится так, что он захочет вернуть меня обратно? Переживу ли я это?
Нет, одно я знаю точно, я ни за что сюда не вернусь, в худшем случае сбегу и буду жить под мостом, чем снова разлагаться в этом колодце полумертвых душ, где и моя уже не особо живой кажется.
Я стучусь, открываю дверь и замираю на пороге.
За столом сидит Директриса в кресле напротив расположился Дмитрий Алексеевич, мой… отец. Даже в мыслях звучит дико. У меня есть отец…
— Наконец-то, Ариночка, проходи, — наиграно вежливо позвала Ольга Сергеевна. — Дмитрий Алексеевич, вот ваши документы, забирайте, свидетельство об удочерении тоже берите. Что ж, Ариночка, в добрый путь.
Дмитрий Алексеевич поднялся с кресла и направился в мою сторону.
— Позволишь? — он взял у меня сумку с вещами и вышел в коридор. — Пойдем.
— До свидания. — еле слышно пропищала я.
— До свидания, Ариночка, до свидания. — почему-то голос директрисы показался едким и неприятным, будто она на что-то злилась.
Нет, никакого свидания, надеюсь, я вас больше не увижу.
Мы шли молча. Я боялась что-либо спрашивать, а Дмитрий не спешил рассказывать. Я не знаю ничего о нем, о его семье, где он живет, чем занимается. Разве это нормально?
Уже за калиткой детского дома я заметила, что дышать стало проще. На мгновение я почувствовала себя такой счастливой, какой я себя никогда не ощущала.
Мы подошли к черной дорогой иномарке. Со стороны водителя вылез мужчина, на нем, как и на моем «отце», был деловой костюм.
— Дмитрий Алексеевич? — выжидающе посмотрел на моего родителя этот человек.
Дмитрий открыл багажник, положил туда мою сумку и рюкзак, который я по его просьбе отдала вслед за первой поклажей.
— Знакомься, Арина, мой водитель — Александр. Можешь смело к нему обращаться, если нужно будет куда-нибудь съездить.
Александр улыбнулся мне:
Я почти собрала вещи, их было совсем немного. В основном вся одежда была общей, мы обменивались ей между девочками, соседками по комнате.
К слову, мои соседки перебрались на одну кровать, ту, что к моей ближе всех. Лера, Сабрина и Надя — мои сокамерницы. Мы давно перестали ждать, что кто-то нас заберет, в этом возрасте мы уже не милые беспомощные детки, а значит уже никому не нужны. Я не думала, что мной кто-то может заинтересоваться.
Еще удивительней то, что моим опекуном стал мужчина. При первой встрече меня поразил его солидный вид, казалось, что одет он был по богатому. Таких людей я только по телевизору видела. Тогда я предположила, что возможно он шоумен. Мне показалось, он слишком молод, на вид ему лет тридцать, может чуть больше. Вся его внешность так и требовала оказаться на холсте, у меня даже пальцы зачесались от желания тут же начать переносить на бумагу его черты. В момент нашего знакомства я приклеила взгляд к его лицу стараясь запомнить каждую деталь.
Ольга Сергеевна, директриса детского дома, сказала мне, что этот человек предполагает наше родство, и, если ДНК тест подтвердиться, я попаду к нему в семью. От нее же я узнала, что он не женат и других детей не имеет.
Что ж, думаю, рассказывать, что показал тест, не требуется. Я всегда считала, что моего отца нет в живых. Так легче было воспринимать мое нахождение в обществе других брошенных детей. Я понимаю, оправдывать родителей смертью очень наивно, по-детски глупо, но не одна я это делаю.
Мне поменяли фамилию, и на удивление, очень быстро. Теперь в моем новом паспорте я Зарина. Эта фамилия звучит круче, чем Нелюбина.
Мое отчество совпадает с именем отца. Тот факт, что моя мать знала от кого она рожает меня немного порадовал.
Зарина Арина Дмитриевна. Хм… неплохо.
Несмотря на очевидную удачу быть той, кого забрали из страшного места, где дети доламывают свои и без того треснутые судьбы и уже не вылазят из ямы бедности, алкоголизма, зависимости и разврата, я боялась того, что будет со мной дальше. С Дмитрием мы виделись всего два раза и то, совсем не долго. Обменялись парочками стандартных фраз по типу: «Как поживаешь?» и «Хорошая погода сегодня». Условно так это было. Важно то, что контакт он со мной настраивать даже не собирался. Вечно занятой, постоянно отвлекался на звонки.
Да и я человек не общительный, если есть возможность вообще ничего не говорить, я предпочту этот вариант. Рта не раскрою.
— Слушай, Арин, — пока я искала под кроватью свой альбом с рисунками, Надя полезла в мой рюкзак. — тебе же все равно шмотки новые купят, я заберу у тебя толстовку, нам нужнее.
— Но… — хотела возразить я, вылезая из-под кровати.
— А я юбочку возьму, — Лера перелезла на мою кровать и начала рыться в новой сумке для вещей.
— Но я же не знаю, будут ли вообще на меня что-то тратить.
— Ой, не прибедняйся, мы его видели, мужик при бабках. — Нагло заявила Надя, рассматривая в руках чёрно-красную толстовку.
— Да-да, и он такой секси, — добавила ко всему Сабрина елейным голосом и по противному пошло засмеялась.
— Он вроде как мой отец, поэтому…
— Ты вечно занудствуешь, поэтому заткнись, — весело, совсем не грозно, от того и не обидно, сказала Надя. — тебе идет молчать.
— …прошу это не обсуждать, — упрямо договорила я.
— А мы уже все и без тебя обсудили, — не менее развязно заявила Лера. — что можно и что нельзя.
Демонстративно увлекаюсь поиском альбома, дабы закончить этот напряженный разговор. Они могут и не остановится. Этот водоворот из реплик может привести, к тому, что моя голова окунется в унитаз или волос на ней станет в разы меньше, или что-нибудь еще в таком роде.
— Можешь не искать, его Костя забрал, — сказала Сабрина, заглядывая ко мне в рюкзак.
Увлекшись содержимым моей сумки, Надя с Лерой почти и не обращали на меня внимание, но на слова Сабрины отреагировали:
— Он в бешенстве, кстати, — посмотрела на меня Надя. — смотри что еще пропало, он всякое утащит, лишь бы ты не уехала.
С этим человеком мне лучше вообще не видеться. Костя поехавший псих, который решил, что я ему подхожу по всем параметрам и теперь на любой мой, даже мягкий, отказ, что бы это ни было, ему сносит башню. Последний раз он перешел все границы и чуть не ударил меня стулом, который позже разломал ударом об стену.
Поэтому пусть забирает альбом. Жалко, конечно, там еще были чистые листы и работы, которые хотелось бы сохранить для себя, но страх был сильнее. Синяки от его захватов еще свежие, и я не самоубийца.
В комнату зашла Рима Петровна, наша воспитательница.
Девочки соскочили с моей кровати, захватив вещи из моей сумки, которые им так приглянулись.
— Собралась? — вечно строгий взгляд из-под очков и в этот раз смотрел недовольно с долей презрения, какая присутствует во взглядах каждого работника этого места, да, впрочем, как и у некоторых его воспитанников.
Я кивнула, проверяя содержимое сумки.
Главное, я взяла своего плюшевого зайца, который со мной уже давно, сколько я себя помню. Его шерстка уже порядком истаскалась, превратилась в небольшие комочки, некогда белоснежная шкурка потускнела, но любить его меньше я не перестала. Не одна ночь без него не обходится.
— Бери сумки и на выход, вернее, к Ольге Сергеевне, за тобой приехали, — сказала Рима Петровна, перед тем как закрыть дверь. — и, чуть не забыла, постельное белье сними и Светлане Евгеньевне в прачечную отнеси.
Я снова кивнула, и воспитатель закрыла за собой дверь.
- *запрещенная цензура*, - выругалась Надя. — ты уезжаешь, а мы тут догнивать остаемся…
— Вот везет, папаша богатый у нее, мне бы таких предков, дак нет же, у меня алкаши одни! — подключилась к возмущению Нади Лера.
Я посмотрела на недовольно смотрящую на меня Сабрину. Она поджимала дрожащие губы, а взгляд безотрывно направлен на меня.
— Несправедливо, — севшим голосом выдала она. Ее глаза покраснели, и я будто чувствовала, как в горле у нее встал больной ком, не позволяющий сказать что-либо еще.
Она вскочила с кровати и выбежала из комнаты.
Я ее понимала. Я знаю каково это видеть, как забирают кого-то и он уезжает в семью, где тепло, где любовь, где полноценная жизнь, а ты по-прежнему в холодных страшных, злых стенах без возможности получить все то, что так жаждет детское сиротское сердце и ты не знаешь, заберут тебя или ты тут на долгие годы до возраста, когда все живое внутри тебя уже мертво, мечты разбились о призму жестокой реальности, через которую тебя прокручивает учитель, воспитатель, да и любой ребенок, стоит тебе рассказать о чем-то воодушевляющем.
Выпускник детского дома знает, что сердце — это насос, качающий кровь и распространяющий его по телу, но не более. На другое оно уже не способно.
Я застегнула рюкзак с сумкой и поставила их на пол, быстро сняла постельное белье и отправилась в прачечную.
В коридоре меня ждала вполне ожидаемая картина. Компания из пяти человек обсуждала моего теперь родителя и мою удачу быть удочеренной.
То, что они говорили, мне совсем не понравилось. Я понимаю их чувства, и понимаю почему они меня так оскорбляют, но приятней от этого не становилось.
Незаметно по коридору пройтись не удалось. Лёня, главный задира, перегородил мне путь.
— Слышь, Нелюбкина, у тебя уже есть родичи, нехрен шататься по этим коридорам, эта наша территория теперь, — его здоровая рука легла мне на плечо и больно надавила на него, разворачивая меня в противоположную от прачечной сторону. — пошла вон отсюда!
Он толкнул меня так, что я по инерции сделала несколько шагов.
Его компания смеялась. Такое обращение со мной им понравилось. Оксана, одна из этой обозлившейся пятерки, девочка, у которой на меня, похоже, аллергия, — она всегда выказывала ко мне свою неприязнь, — добавляла дровишек в огонь своими словами: «Так эту *запрещенная цензура*, пусть идет *запрещенная цензура*»
Впрочем, она всегда была такой некультурной. Как она меня только не называла за все годы. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить школу. Самое безобидное прозвище: «неудачница». Вообще даже не отрицала этот факт. Было бы глупо, все детдомовцы — неудачники, всем нам не повезло, это же очевидно.
Его поступок меня разозлил. Я ничего плохого не сделала…
Развернувшись, я наклонилась так, чтобы его руки не успели меня схватить и пробежала по коридору до нужной двери. Забежав в нужную комнату, я захлопнула за собой дверь, с силой удерживая ручку, и для полной безопасности, опираясь ногой об стену рядом с дверью.
Я слышала, что он за мной бежал и что кричал: «Стой, сука!». Силы у нас не равны, бороться я с ним не собиралась. Но страшнее было бы, если бы я встретила в коридоре Костю, поэтому мне еще повезло.
— Открывай, тварь! Я ведь все равно тебя достану, долго ты тут не просидишь!
— Так что у нас тут происходит? Чего орем? — послышался голос Светланы Евгеньевны.
Я выдохнула и отпустила ручку двери. Подняла постельное белье и швырнув его в корзину, выбежала из прачечной, чтобы не на кого не натыкаться, решила как можно быстрее добраться до кабинета директора.
Добежав уже до бывшей своей комнаты, я схватила вещи и понеслась вниз, на второй этаж.
Уже у кабинета перед дверью притормозила, не решаясь войти. Около минуты собиралась с духом.
Коленки подкашивались при одной мысли, что мне нужно войти туда. Сердце билось, словно перед смертью и грудной клетке стало немного больно. Я прикусила запястье, чтобы хоть немного умерить нахлынувшее волнение.
Вот и все. Ад позади, а впереди сейчас что-то неизвестное и от того страшное. Как я буду дальше… я ведь шагаю в неизвестность. Кто этот человек, который меня удочеряет? Будет ли с ним лучше? Вдруг случится так, что он захочет вернуть меня обратно? Переживу ли я это?
Нет, одно я знаю точно, я ни за что сюда не вернусь, в худшем случае сбегу и буду жить под мостом, чем снова разлагаться в этом колодце полумертвых душ, где и моя уже не особо живой кажется.
Я стучусь, открываю дверь и замираю на пороге.
За столом сидит Директриса в кресле напротив расположился Дмитрий Алексеевич, мой… отец. Даже в мыслях звучит дико. У меня есть отец…
— Наконец-то, Ариночка, проходи, — наиграно вежливо позвала Ольга Сергеевна. — Дмитрий Алексеевич, вот ваши документы, забирайте, свидетельство об удочерении тоже берите. Что ж, Ариночка, в добрый путь.
Дмитрий Алексеевич поднялся с кресла и направился в мою сторону.
— Позволишь? — он взял у меня сумку с вещами и вышел в коридор. — Пойдем.
— До свидания. — еле слышно пропищала я.
— До свидания, Ариночка, до свидания. — почему-то голос директрисы показался едким и неприятным, будто она на что-то злилась.
Нет, никакого свидания, надеюсь, я вас больше не увижу.
Мы шли молча. Я боялась что-либо спрашивать, а Дмитрий не спешил рассказывать. Я не знаю ничего о нем, о его семье, где он живет, чем занимается. Разве это нормально?
Уже за калиткой детского дома я заметила, что дышать стало проще. На мгновение я почувствовала себя такой счастливой, какой я себя никогда не ощущала.
Мы подошли к черной дорогой иномарке. Со стороны водителя вылез мужчина, на нем, как и на моем «отце», был деловой костюм.
— Дмитрий Алексеевич? — выжидающе посмотрел на моего родителя этот человек.
Дмитрий открыл багажник, положил туда мою сумку и рюкзак, который я по его просьбе отдала вслед за первой поклажей.
— Знакомься, Арина, мой водитель — Александр. Можешь смело к нему обращаться, если нужно будет куда-нибудь съездить.
Александр улыбнулся мне: