Мoя нечестивая жизнь

– Ой, Экси, ты не должна ругаться, так мама говорит.

– Она тебе не мама, а я буду ругаться, когда захочу. А этой тетке, что выдает себя за твою маму, я наподдам, как наподдала этой старой кляче миссис Хоу за то, что хотела украсть меня.

– Мама говорит, ты злая и мне лучше выбросить тебя из головы! – завопила сестрица. – Лучше уж я буду их единственной дочкой!

– Но ты же из рода МАЛДУНОВ. Наши предки – короли Лурга.

– А мне-то что? – уже истерически кричала Датч. – Меня теперь зовут Датч Эмброз.



В следующее воскресенье ни Эмброзы, ни Лакричная в церкви не появились.

– Должно быть, простудились, летом такое бывает, – предположила миссис Темпл. – Может, на следующей неделе.

Но и на следующей неделе они не пожаловали. И через неделю тоже. Я-то знала: все из-за ЭНТО. Из-за того, что я ругаюсь. Из-за того, что дерусь. Сердце мое сделалось как воск, растаяло, разбилось на полновесные капли. Когда миссис Темпл по ночам брала меня за руку, та была словно в огне – такие кошмары мне снились.

– Экси, не думай о них, – сказала как-то миссис Темпл, гладя меня по голове. Голос у нее был мягкий, но слова беспощадные.

– Почему мне нельзя жить с вами?

– Я уже старая, и здоровье подводит. Лучше тебе переехать. Принимай все, что от Бога, и радуйся Его мудрости. Пути же Господни неисповедимы.

По-моему, так пути его просто порочны. И все-таки я усердно молилась. Ведь мы в руце Господа. Вот возьмет да и перенесет нас, Малдунов, домой к маме.



В то лето миссис Темпл находила для меня массу занятий. В кухне. В церкви. В саду. Я часами дергала лебеду и крапиву, чтоб сорняки не глушили тыквы. Псалмов Давида я переписывала столько, что рука затекала, а голова начинала гудеть от всех этих «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались». Поговорить было не с кем. Никто не являлся со словами: будь моей маленькой дочкой, я завью тебе волосы.

Нудным душным августовским днем, полная жалости к самой себе, я стояла у дороги возле дома и пинала пыль. По дороге шагал парень самого простецкого вида, босой, в коротких, не по росту, штанах. Когда он подошел ближе, я узнала Бульдога Чарли.

– Не ты ли сиротка при живой матери? – усмехнулся он.

– Скажешь еще что-нибудь про мою мать, я тебе глаза выцарапаю.

– Когти обломаешь.

– Сменил, значит, имя? Слышала, ты теперь Чарли Бут?

– Не произноси при мне фамилии Бут. Та к зовут бессердечного подонка.

Он сел рядом со мной на ступеньку, вертя в руках длинную тонкую ветку.

– Как тебе новая жизнь? – спросила я.

Чарли так терзал ветку, что я даже испугалась.

– Все кончено. Я Буту уже всю его бороденку повыдирал. А при случае и оба глаза вырву.

Правой рукой он потер мозоли на левой, будто собираясь задушить кого-то.

– Я пашу на Бутовом плуге каждый день до заката. И этот хрен все равно обзывает меня «ленивый ирландский ублюдок». Кормит только помоями, которые и свиньи-то не жрут. Будит еще до рассвета. «Поднимайся, грязный ирлашка, пора чистить стойло». Если у меня будет хоть половинка шанса, я вычищу ЕГО.

Он подбросил в воздух мелкие обломки, в которые превратилась ветка в его руках. Щепочки упали в пыль.

– А тебе-то здесь каково, мисс Полусиротка?

– Меня заставляют переписывать псалмы, – пожаловалась я.

– Псалмы? Ты псалмами недовольна? – с издевкой спросил он. – Ты сюда посмотри.

Он задрал рубашку и показал мне спину. Она вся была в рубцах от хлыста, красных, свежих. Зрелище было ужасающее. Не глядя на меня, Чарли поднял с земли камень и со всей силы шваркнул о дорогу.

– Хочешь сэндвич с курицей? – прервала я тягостное молчание.

Он пожал плечами. Я повела его к двери кухни. Миссис Темпл не было дома. Чарли сел за стол в самом мрачном настроении и набросился на сэндвич.

– Не ешь так быстро. Плохо ведь станет, если будешь так напихиваться.

– Только не мне. Буту – да, будет плохо. Прямо сейчас за него и возьмусь. Отрежу ему язык, сварю печень и отправлю потроха почтой в Нью-Йорк.

– Миссис Темпл говорит, скоро будет обратный поезд. С оплаченными билетами для нас.


– Шутишь?

– Как раз под Рождество.

– Еду! А ты?

– Нет. Мои сестра и брат здесь, а я обещала присматривать за ними.

– Твоя сестра живет за городом в большом доме. Два этажа, широкое крыльцо, качели, амбар, слуги. Эти Эмброзы здорово нажились на железной дороге. Куча добра, куча места.

– Но на нас троих не хватает.

– Сволочи они потому что. – Чарли потер нос и поднялся: – Спасибо за еду, Экс. Я на волю.

От дверей он состроил мне страшную гримасу. Дверь хлопнула. Чарли ушел.



В декабре, пыхтя паром, в холодный воздух Рокфорда наконец въехал нью-йоркский поезд. Со ступеней пассажирского вагона сошли несостоявшиеся творцы моего будущего – мистер и миссис Дикс. Возле депо стояли я, Чарли и моя милая Генриетта Темпл. Фанфары не возвестили о прибытии моего брата или сестры. Никто не просил меня остаться. Рука Бога не подхватила меня. Паровоз пыхтел и фыркал.

– До свидания, деточка. – Миссис Темпл прижала меня к груди. – В Рокфорде дома для тебя не нашлось. Но я буду тебе писать, сообщать новости о брате и сестре, о том, как о них заботится Общество помощи.

Она поцеловала меня, и я забралась в вагон, бросила прощальный взгляд на этот закоптелый, засыпанный коровьими лепешками город. И увидела, что у депо остановился экипаж.

Когда поезд тронулся, я поняла, что это миссис Эмброз, а семенящая рядом девочка – Датчи.

Я закричала.

Поезд набирал скорость. Две фигурки подняли руки в перчатках и принялись махать. Мне показалось, что сестра улыбается.

– Датчи!

Я ринулась по проходу к двери, собираясь выпрыгнуть. Миссис Дикс оказалась проворнее и успела ухватить меня.

– Стой! Они пришли просто попрощаться, помахать вслед. Они тебе напишут, вот увидишь.

Вжавшись в сиденье, я безучастно смотрела в окно. Земля летела навстречу волнами, словно разворачиваемый ковер.





Глава шестая

Дикое необузданное сердце




Минут через десять после отъезда из Рокфорда Чарли плюхнулся на сиденье рядом и шутливо пихнул меня:

– Пи-и-и. Снова городская мышь.

– Ничего я не мышь.

– Посмотрим, посмотрим. А чего глаза красные, маленькая миссис?

Я не ответила.

– Выше нос, недотрога. Что это ты? Мы возвращаемся за славой. Мы вырвались из этой Богом проклятой дыры. Неужели ты не рада, что видишь ее в последний раз?

– Я еще вернусь.

– Тебя пленили дешевые прелести прерий, да?

Показав в улыбке зубы, он вскочил, направился куда-то по проходу, щелкая жвачкой.

– Мистер, сядьте немедля, – приказал мистер Дикс.

– Благодарю, я уж лучше так.

Чарли не сиделось всю нашу поездку. Он слонялся по проходу, переходил из вагона в вагон, насвистывал и напевал, жевал жвачку из еловой смолы. Как мистер Дикс ни призывал его сесть, Чарли в ответ прислонялся к двери, доставал из кармана веревку и принимался вязать морские узлы, булини и хичи. И петли. Прошел день, настал следующий, мы уже катили по Огайо, когда он снова подсел ко мне. Возник Чарли откуда-то из глубины вагона, я и не заметила, как он оказался рядом со мной, задыхающийся, растрепанный, лицо красное, глаза слезятся.

– Ты где был?