Моя любимая половина ночи

ДАЙ ПЯТЬ



Милли Моррис

вялая дай пять



* * *



Рейд пришёл к шести с тайской едой в одной руке и ноутбуком под другой. Вино заметно отсутствовало. Слава Богу.

— Где остальные? — я взяла у него пакет и унесла на кухню.

— Эд накосячил с образцами и переделывает их. Алекс может подойти позже, но его тот сайт знакомств почти не интересует.

— Потому что Тиндер его уже устраивает, — согласилась я.

— Точно. А у Криса срочное дело со студентом, что даже круто, ведь я смогу поесть горячую курицу, которую он ненавидит.

Он пошёл за мной на кухню, вытащил тарелки и столовое серебро, а я открывала контейнеры. Он двигался по моей кухне с той же свободой, что и у Криса, вручил мне стакан, как только я потянулась за ним, и мы с лёгкостью обходили друг друга, будто проделывали подобное каждый день. Молчание было простым. Мы наполнили тарелки «пьяной» лапшой [оригинальное название Пад Ки Мао — прим. ред.], курицей и овощным карри. Я налила нам воды из крана, игнорируя банки минералки в холодильнике (они пригодятся позже), и мы отнесли всё в столовую.

В компании еды и ноутбуков мы создали аккаунты на «IRL», подтвердили электронную почту, и нас ожидали ответы на множество вопросов. Почти все были простыми: имя, возраст, работа, партнёра какого возраста и где я ищу, краткое описание внешности, есть ли дети, хочу ли я их.

Однако другие были серьёзнее, и, когда я дошла до «любимых занятий», «обо мне» и «что я ищу в жизни», я задумалась. Мне всегда лучше удавалось отмечать детали в жизнях других людей, чем понимать собственную.

Рейд рядом со мной, похоже, не испытывал проблем, его пальцы летали по клавиатуре, клавиши удручающе щёлкали.

— Кстати, — сказал Рейд, доедая лапшу, — это отличный способ узнать друг друга.

Я посмотрела на него поверх своего стакана.

— Ты знаешь меня больше двух лет.

— Да, но можно говорить с кем-то почти каждый день, но так и не узнать простых вещей о человеке, понимаешь? — он опустил взгляд на экран. — Например, номер четыре: твое любимое место. Какое оно у тебя? Я бы сказал «Cajé», но только потому что ты ходишь туда за кофе дважды в день.

Я хмыкнула.

— Я люблю кофе.

— Я знаю, что ты выбираешь чёрный, хотя твоя тяга к сладким коктейлям вызвали бы у меня кариес. Ты читаешь всё, до чего доходят руки, но в столе у тебя зачитанное до дыр собрание сочинений Агаты Кристи, а память телефона забита фанфиками по «Шерлоку». Ты знаешь почти всё о моём родном городе и семье, но я ничего не знаю о том, где ты выросла, ссорилась ли с сестрой или когда был твой первый поцелуй, — он склонил голову и смотрел на меня со смесью восторга и пристального интереса. — Ты — загадка, Милли Моррис.

— Я выросла в Сиэтле, это ты уже знаешь. Мой папа и сестра, Элли, до сих пор живут там. Элли замужем, только родила близнецов, и она звала меня Зелёными мезонинами, потому что тогда мои волосы были более рыжими [Зелёные мезонины — место действия в романе «Аня из Зелёных мезонинов», и главная героиня, Аня, рыжеволосая — прим. пер.].

— И твоя мама умерла, когда тебе было двенадцать.

Я смотрела на экран перед собой, пытаясь подавить страх, который ощущала, когда поднималась эта тема. Рейд не виноват. Просто… Я в норме. И когда люди хотели это обсудить, то разочаровывались, поскольку я не выражала должного всплеска эмоций.

— Рак матки.

Рейд, протянув руку через стол, сжал мою.

— Наверное, тебе было очень тяжело. Я пытаюсь представить маленькую Милли, — я понимала, что он ждал моих объяснений. Он не давил, но, как и всегда, мягко и ненавязчиво уговаривал.

Дома у Рейда были фотографии в рамочках родителей и сестры, Рейми, и даже фотографии с ним в разном возрасте. Конечно, у его родителей тоже были фотографии Рейда и Рейми от рождения до настоящего времени. Я видела Рейда в разных возрастах, и это подкрепляло уверенность в том, что я его знала: как он выглядел младенцем, второклассником без зубов, подростком, семнадцатилетним юношей, который чувствовал неловкость, а не свою красоту.

И я понимала его желание узнать больше о моём прошлом, я-то с ним была хорошо знакома, просто мне было неприятно вспоминать детство. Желание сменить тему росло, словно внутри меня надували шар, который давил на рёбра. Поднявшись с места, я прошла к рукомойнику, включила воду и ждала, пока она станет холодной, чтобы наполнить стакан.

— Мой папа неплохо держался после смерти мамы. Нам повезло, — я пролила воду на стол, потому что было неловко от своих слов. Это не ложь: папа не бил, не сбегал, просто он не был мамой. И он не был виноват, хоть это и было его крахом. — А любимое место, — я почувствовала, как напряжение в груди ослабевало от смены темы. — Хм. Должно быть что-то лучше «Cajé», хотя у них хороший кофе.

— А место, которое хотела бы посетить?

— Я люблю Артист Пейнтпотс в Йеллоустоне, — сказала я, выпрямляясь.

— Это горячие источники?

— Типа того, но с грязью, — я села обратно за ноутбук. — Там ходят по небольшим мостикам в паре дюймов над землей, откуда видны бурлящие пруды грязи и воды. Цвет зависит от количества серы в земле, и, вроде, от времени года и погоды, но это круто. И ощущается как нечто доисторическое. Мы бывали там каждое лето, когда я была маленькой.

Снаружи Рейд выглядел спокойным, кивал и слушал меня. Однако я знала его достаточно, чтобы понять, что он запоминал эту информацию и заполнял ею брешь в файле про Милли, где почти вся моя история до Санта-Барбары оставалась для него пустой.

— А у тебя? — спросила я. — Виноградник твоих родителей?


Рейд откинулся на спинку стула и почесал подбородок, отвлёкся от анкеты. Мне нравилась такая любовь к диалогу с людьми, которая делала его самым простым человеком в общении. В этом я хотела походить на него.

— Возможно, — он задумался. — Или Сан-Грегорио? Холмы и секвойи. Прекрасное место. А ещё лучше, когда едешь туда на велосипеде.

— С кем ты туда катался?

— В основном, с университетскими друзьями. Мы с Крисом были там однажды, и папа встретил нас на пляже с сэндвичами и контрабандным пивом.

— Тогда Крис и твой отец влюбились? — Крис и Джеймс Кэмпбелл поражали дружбой, и Эд с Алексом им завидовали.

Рейд рассмеялся.

— Наверное, — он моргнул и улыбнулся мне, словно понял мою хитрость. — Следующий вопрос, — сказал он мне. — Первый поцелуй.

— Хм, — я встала, собрала наши тарелки и отнесла их на кухню. Я ощущала спиной взгляд Рейда, хотела потереть рукой шею или обвинить его в том, что он пялился. В ответ он мог начать спрашивать, почему мне неловко. И что я тогда скажу? «Мне неловко, потому что я всегда или печальна, или скучна?». Или: «Мне неловко говорить о себе, потому что всё ещё вспоминаю, как ты смотрел на меня в моей кровати, хотя я не должна больше так о тебе думать?». — Мне было четырнадцать, — сказала я. — Было странное чувство, когда наши носы столкнулись, и я просто открыла рот и покрутила языком пару раз. Его звали Тим Чен. Он слегка смутился, когда отстранился, но не жаловался, — я усмехнулась через плечо. — Поверь, сейчас я целуюсь лучше.

— О, я знаю, — Рейд хрипло рассмеялся, а потом понял, как и я, что сказал. — Блин, вот и оно, — мы притихли, и он добавил. — Я всё испортил.

Мой смешок раздался резким неуклюжим лаем по всей комнате.

— Ладно, этот звук всё испортил, — он обошёл стол и встал рядом со мной. — Что это было?

— Смех?

Он опустил пустой стакан на поднос, а я, оглянувшись, заметила его ресницы и перистые тени, которые они бросали на его скулы. Я не замечала раньше ресницы Рейда, но теперь вспомнила, как они выглядели, когда его глаза были закрыты, голова — откинута, а мышцы шеи — напряженны.

Я выключила воду. Напряжение было тем, что должен был убрать кекс «С похмелья/Мы в порядке?» и завершить наши сексуальные метания.

Соберись, Милли.

— Мы всегда довольно странные, — сказала я, образной метлой собирая все мысли о сексе и сметая их под ковёр. — Секс всё только усугубил.

— Наша остановка на половину ночи? — спросил он, и его улыбка была очаровательной смесью самоунижения и милоты.

Я покачала головой. Нужно бороться с хорошеньким ботаном.

— Хватит. Не нужно набираться словечек из интернета.

— Да ладно тебе, — сказал он, смеясь, — вы, ребята, ведёте себя так, словно я — ровесник моего отца. Мне тридцать один! Я и есть интернет!

Рейд подошёл ко мне, схватился за край стойки. Мой пульс сразу участился, как только я уловила запах его мыла. Вряд ли я когда-либо думала так много о сексе, даже когда состояла в близких отношениях с другими.

— И я рад, что между нами вообще нет ничего необычного, — сказал он.

Я легко и согласно улыбнулась.

Нет.

Не странно.

Ни капли.

Он пожал плечами.

— Иначе, но не странно. Я не хотел снова говорить об этом, кстати.

Я постучала по его носу указательным пальцем.

— Не переживай. Уверена, в следующий раз я скажу что-нибудь неловкое, когда буду готовить нам что-нибудь с баклажаном.

— С баклажаном, а не мелкой морковкой. Мне грех жаловаться.

— Ла-а-а-адно, — я вытерла руки и прошла в гостиную. — Может, закончим остальное сами и разойдёмся по домам?

То есть: может, хватит быть милым и оставь меня с моим вибратором?

Рейд явно был доволен собой.

— Что, слишком? Как насчёт огурца? Нет? Белая спаржа?

Я закрыла его ноутбук и вручила ему.

— Спокойной ночи, Рейд. Спасибо, что покормил. Если бы ты не принес ужин, мне пришлось бы грызть кожуру старого сыра.