Мое имя — Вендетта!

Браток по кличке Серый рванул ко мне с глумливой улыбочкой на физиономии. Я осталась стоять на месте, только смотрела в глаза ублюдку, отдавшему приказ.

— Ну, ты и мразь! — выплюнула я, ощущая на своем теле руки чужого мужика, — Что ж дружку бросил, сам не попробовав, импотент?

Ехидная улыбка сползла с лица Шрама мгновенно. Но он не долго думал, что мне ответить.

— А, что ты, милая, не кричишь, не сопротивляешься? Извини, я забыл, для тебя ведь это не в новинку, ведь тебя уже трое имели, так ведь? Муженек удружил.

Да, знал он обо мне многое. Что ж он хочет слез и сопротивления, так он их не получит! Я обняла ту мразь, что уже подбиралась к моим трусикам и изобразила нетерпение.

— Раз не хочешь присоединится, то вали отсюда, — сказала я, наглаживая насильнику спину. Браток по кличке Серый немало удивился, но не растерялся, принялся лапать мою грудь в ажурном бюстгальтере.

Шрам, не веря, смотрел на меня, находясь в легком шоке, поэтому мне пришлось играть до конца. Я начала сама целовать Серого. Тот застонал от удовольствия и вот этого Шрам уже не мог вынести, на что и был расчет — какое же мучение, если жертва не против.

— Серый, ну-ка, отвали от нее! — рявкнул он на весь дом.

Серый замешкался и недовольно произнес:

— Лука! Ты же сам мне ее отдал! Не ломай кайф, раз сам не хочешь.

— Я сказал, пошел вон! — с яростью выплюнул Шрам, буквально отодрав от меня Серого и вышвыривая его вон из комнаты. На этот раз замок он закрыл. Подлетев ко мне, он влепил мне пощечину.

— Шлюха!

Я расхохоталась ему прямо в лицо. Но он встряхнул меня, взяв за плечи, прекращая мою истерику. Глаза щипало от слез, но я быстрее сдохну, чем расплачусь у него на глазах.

— Так, ты импотент, как тебя там… Лука?

— Тебе, что, сука, доказать, что ты ошибаешься?

— Докажи, — блефовала я конкретно, рисковала, но иногда риск — это единственный выход, — А то завел и оставил неудовлетворенную.

Но я проиграла, потому что Шрам молниеносно сорвал с меня лифчик и одной рукой прижал к себе.

— Я, наверное, не откажусь от столь соблазнительного предложения, — произнес он, смотря на мои губы.

Кровь отхлынула у меня от лица и колени снова подогнулись. Я надеялась, что своим вульгарным поведением, показной похотью оттолкну его, сделаю бессмысленной цель изнасилования, но никак не рассчитывала, что он…

— Ну, теперь поняла, что я не шучу? — тихо осведомился он и я посмотрела ему в глаза, — Я могу отличить текущую девку от дрожащей.

Он неожиданно оттолкнул меня, ноги меня не слушались, и я грузно упала на колени. Слезы полились, сил сдерживать их больше не было. Он подошел к моей одежде, взял блузку и кинул мне ее. Я быстро натянула ее на себя, продолжая сидеть на коленях и молча плакать. Господи, а ведь это только начало, как мне выдержать все, где взять силы?

— Можешь не дрожать, — раздался его голос, через какое-то время, — Насиловать тебя я не буду.

— Сам не станешь, так дружку отдашь, — уже безразлично ответила я и посмотрела на него. Мне действительно было все равно, лишь бы вырваться живой отсюда и тогда я забуду весь этот ужас, забуду ради своих детей и любимого мужа. Господи, что будет с Антоном, когда он узнает, что со мной? Но мысли об Антоне пришлось оставить, так как Шрам или Лука продолжал молчать, сидя на стареньком диване. Плечи его поникли, на лице не было привычного для меня злорадства и, вообще, выглядел он уставшим. Как- то не вязалось его поведение с образом психа. Или же сейчас временное затишье?

— Может, скажешь, перед тем как мучить дальше, за что?

Лука молниеносно подскочил ко мне, опустился на колени на уровень со мной и больно схватил меня за шею, глаза его пылали яростью.

— Что ж ты за тварь такая? — выдохнул он мне в лицо, — Много дерьма сделала, чтобы не понимать за что наказание? Сидишь в уме перебираешь всех, кому ты боль причинила?

— А ты, урод, такой чистенький, совесть не запятнана что ли? — со злостью выкрикнула я. Лука отшвырнул меня от себя, и я распласталась на деревянном полу. Но почти не заметила этого, так как хоть что-то начало прояснятся, он не псих, не совсем нормальный, но все-таки не шизофреник. Шрам действительно считает меня в чем-то повинной и надо вытянуть из него эту информацию, чтобы понять, как действовать дальше.

— Мои грехи, по сравнению с твоими, незначительны.

— Уверена, что твои обидчики так не думают, — ответила я.

— Сейчас твоя очередь расплачиваться, а не моя, — раздраженно бросил мне он.

Я поднялась с пола и гордо встала перед ним.

— Ну, давай, начинай, чего ждешь?

Шрам весь раскраснелся от гнева, вскочил на ноги и быстро вытащил из-за пазухи охотничий нож. Я замерла, он подошел ко мне и приставил нож к горлу. Но ничего не происходило, он продолжал смотреть мне в глаза, я же как — то отстраненно отметила, что парень гораздо моложе, чем кажется, сначала я думала он мой ровесник, но на вид ему не больше двадцати пяти лет.

— Не могу, — вдруг прошептал он и убрал нож, — Не могу, твою мать! Я так сильно тебя ненавижу, я так долго ждал этого, а не могу…

В этот момент я поняла, что он никогда и никого не убивал, что этот мальчишка считает меня в чем-то виноватой, в чем-то таком, что возможно сломало ему жизнь, иначе, за что можно так ненавидеть? Господи, но что же я ему сделала, если не видела его ни разу, не знала кто он?

— Как тебя зовут? Кто ты? — спросила я.

Лука усмехнулся, убрал нож внутрь куртки и отойдя от меня произнес:


— Мое имя тебе ничего не скажет, считай, что я твоя вендетта, твой рок.

— Лука, не переигрывай, — насмешливо потянула я, — Ты ничего не объясняешь, а я действительно не понимаю, за что ты так со мной.

Он смотрел на меня долго, в его глазах было все, что только можно себе представить: обида, злость, сожаление и какая-то затаенная глубоко боль, что еле просматривалась в его взгляде. Но теперь, когда страх не управлял мной, я могла с уверенностью сказать — его глаза не были глазами убийцы.

Он ушел, а я с облегчением опустилась на диван, поджав по себя ноги и уставившись на дверь. Я не знаю сколько прошло времени, скорее всего пару часов, но дверь в мою тюрьму снова открылась и перед моими глазами появился Серый, его качало и комнату быстро заполнил запах алкоголя.

— Может, продолжим, малышка, пока Лука спит? — еле ворочая языком спросил он.

Значит Лука на мой счет распоряжений не давал, этот сам решил инициативу проявить, ублюдок.

— Нет, спасибо, я не в настроении, — угрюмо ответила я. Но Серый только засмеялся на мои слова и накинулся на меня, как голодный. Первое, что я сделала, так заорала во весь голос и начала кусаться и царапаться. Но то ли я этого делать не умела, то ли пьяный ублюдок был толстокожим — результатов это не дало, он порвал на мне блузку и начал целовать мою шею слюнявыми губами. Я еле подавила позывы к рвоте. И уже нащупывала ту точку у него на ключице, при нажатии на которую он вырубится на пару часов, как над моим ухом грозно прорычал голос Луки:

— Убери от нее руки, мразь!

На Серого это произвело то же впечатление, что и мои укусы. Лука, недолго думая, отшвырнул пьяного подельника от меня, но тот разъяренный, не получив уже второй раз желаемого, резко вскочил на ноги и было кинулся с кулаками на Луку. В отличие от него, Лука был практически трезв и вырубил идиота одним ударом, после чего выволок его из комнаты и закрыл дверь на замок. Шумно выдохнув, он сел рядом со мной на диван.

— Я что-то не совсем понимаю… Не подумай, конечно, что я против, но зачем ты меня спас? — подала я голос, все еще надеясь, что пойму наконец, что движет этим парнем.

— Если бы я еще сам понимал, зачем тебя спас, — пробормотал он, — Терпеть не могу, когда баб насилуют. Не мужик это уже, если силой женщину берет.

Благополучно промолчала насчет того, что в первый раз его это не остановило. Получается, Лука у нас парень с принципами. Причем с такими, что месть на второй план отошла. Кто ж ты такой? Почему меня ненавидишь? Хотя в свете последних событий, ненависть — это слишком громко сказано, больше обида и злость. Если бы ненавидел, уже бы и убил, и изнасиловал. А так, парень просто не знает, что со мной делать. Эти наблюдения давали маленькую надежду на спасение.

— И что дальше со мной делать будешь? — спокойным тоном поинтересовалась я. Лука тут же вскинулся и посмотрел на меня недобрым взглядом.

— Не обольщайся, сейчас налакаюсь в доску и тогда мне будет абсолютно плевать, может, тогда смогу убить такую тварь как ты.

— За что, Лука, за что? — продолжала нажимать я на него, понимая, что нужно, жизненно необходимо найти его слабое место, разговорить.

— Правда, не понимаешь? — зло бросил мне он, а я только головой мотнула, — Как, вообще, можно такое забыть? Ты, что не человек? Да, что ж я спрашиваю, разве человек может такое сделать!

Я с силой запахнула на себе порванную блузку, отчаянно захотелось покурить или выпить, или упасть в обморок, все, что угодно, но лишь бы стереть догадку, пронзившую мозг. Меня начало трясти. Я уже даже не догадывалась, а знала, о чем дальше будет говорить Лука. Был в моей жизни только один поступок, достойный ненависти и презрения, поступок, который не мог совершить нормальный человек. И об этом я старалась не вспоминать почти десяток лет, удавалось это все хуже и хуже, по прибытию в Россию. Но какое отношение ко всему этому имеет Лука? Кто он? Был ли он там? Навряд ли, ведь ему, по меньшей мере, тогда было лет пятнадцать — шестнадцать, не больше.

— Ты не знаешь, о чем ты говоришь, — глухо пробормотала я, сжавшись от мучительной боли воспоминаний.

— Неужели поняла, наконец? — с неугасающей яростью в глазах, спросил он и обернулся ко мне всем корпусом, — Объясни мне, как ты могла? Как рука поднялась на собственного отца? Как еще можешь дышать после этого?



Я знала, всегда знала, что рано или поздно наказание за самый смертельный грех наступит. Есть ли смысл сопротивляться, если я заслужила, если есть за что меня ненавидеть? Если я сама себя за это презираю. Что говорить, если нет оправдания на самом деле?

Мысли текут медленно, нехотя, все вокруг слышится словно через вату. А вместо реальности, перед глазами мелькают картины прошлого — одна за другой. Память, пройдя сквозь годы, уже не четко воспроизводит облик отца. Но память вредная штука — она с упорством возвращает меня в тот день, когда отец стрелял в меня. Как так получилось, что мы оба, оба перешагнули ту черту, которую перешагивать нельзя никогда? Сейчас, через девять лет — это можно назвать безумием, но оправдать все равно не получится. Промахнулся ли он тогда намерено? Или же все-таки его рука не дрогнула, или же он просто хотел убрать меня с дороги, но не убить? Теперь на эти вопросы никто не ответит. А меня…Я заклеймила себя меткой отцеубийцы самолично. И какая разница теперь, кто меня судит, если я сама себе судья, в первую очередь, если не смогу, да и не захочу оправдаться ни перед чьим судом?

Лука смотрит на меня с яростью в глазах, ждет от меня объяснений. Каких, зачем?

— Не дрогнула, — отвечаю я на его вопрос, закрываю глаза и опускаю голову. И жду, когда личный палач занесет над моей головой свой меч. Но ничего не происходит. Подняв голову и разлепив веки, вижу, что Лука смотрит на меня с ужасом, а по его щекам текут слезы, которые он вряд ли замечает. Он сразу стал несколько моложе и хочется прижать этого мальчишку и утешить. Пришлось собраться, засунуть бабскую жалость куда подальше и подумать о другом мальчишке, который сойдет с ума от горя, если его мать не вернется домой живой. Вот этой мысли и стоит держатся, не отпускать. Только в сказках человек может положить голову на плаху, если его съедает чувство вины. В жизни все не так — злодеи часто остаются безнаказанными. Все события и чувства намного сложнее. Если подумать, то Лука выглядит намного благороднее меня, пытаясь отомстить за смерть близкого ему человека, а у меня вряд ли дрогнет рука, если представится возможность устранить его и тем самым вернуться к семье. И кто я после этого? Хочется думать, что не кровожадный зверь, загнанный в угол.

— Это сложный выбор? — тихо спрашивает меня Лука, так тихо, что подумала, что ослышалась.

— Что?

— Выбрать между отцом и мужем было сложно?

В его глазах больше нет ярости и он действительно очень хорошо осведомлен, он ждет ответа и, возможно, сейчас мне стоит оправдываться всеми возможными путями, но лучшее оправдание — это правда.

— Я не успела этого понять, если бы поняла, никогда бы его не сделала и погибли бы оба, в лучшем случае. В худшем, один убил бы другого, и я ненавидела бы убийцу до конца своей жизни. Ненавидеть же себя гораздо проще. У меня не было этого самого выбора, все решил случай.

Произнеся эти слова, я замерла, не потому что ждала реакции Луки, а потому что ответ на мой внутренний вопрос, который я задавала себе все эти годы, пришел сам собой, в экстремальной ситуации, но и это не было оправданием.

— Ты ждешь, что я еще что-то скажу, буду защищать себя, — продолжила я, — Нет, не буду, мне нет оправдания. Я это знаю. Какие бы слова я сейчас не произносила, все сводится к одному простому понятию — мой грех не смоется ничем.

— Твой грех смывается очень просто, — с леденящим душу спокойствием, произнес он, — Кровью.

Неправильно, ох, как неправильно я повела разговор, но что же я могла сказать ему, кроме правды?

Лука тяжело поднялся, плечи его поникли, по походке было видно, что он измотан, не меньше моего. Но что дальше? Что мне ждать от озлобленного парня?

— Убийца в Нанте — твоих рук дело?

Лука резко обернулся и удивленно уставился на меня.

— Раз знаешь про киллера и жива, значит ты его грохнула?

Я вздрогнула от холода, который пробежался у меня по спине. Киллер убит, а последний кто с ним разговаривал был Антон. Хотя, зачем лгать самой себе — я знала, что мой муж с ним сделал. Он практически бросил мне это признание в лицо, когда я допытывалась, почему мы не возвращаемся во Францию. Я отрицательно покачала головой, а Лука усмехнулся.