Митральезы для Белого генерала

– Что у вас случилось? – тут же заинтересовалась Милютина.

– Да ничего особенного…

– Благодарю вас, – мягко, но вместе с тем решительно прервала его дочь военного министра. – Я уверена, мы еще не раз увидимся. Кстати, я забыла поздравить вас с производством в офицеры, господин прапорщик! Уверена, что это не последняя ваша награда.

Договорив, она властно взяла Люсию под руку, после чего они удалились, обсуждать накопившиеся к этому моменту новости, а таковых было много.

«Вот же блин, – подумал Дмитрий. – Еще решат, что я у бабы защиты попросил… а хотя, какого черта? Пусть думают!»

– Куды вещи-то? – робко спросил нагруженный, как верблюд, Деев.

– Здесь ставь, – махнул рукой Будищев. – Найдется кому донести.

– Слушаюсь, – отозвался матрос, с облегчением снимая с себя баулы и узлы. – Так побегу к своим?

– Нет, – мотнул головой Будищев. – Дуй к моей палатке да готовь ужин. Что смотришь? У Федьки, походу, все-таки контузия, а потому надо помогать. Я с Шеманом договорился, теперь ты мой вестовой.

– Благодарствую, – расплылся в улыбке еще не верящий своему счастью Деев. – Ой, кабы вы сразу сказали, так я б уже все и спроворил…

– Беги, – махнул рукой прапорщик, затем усмехнулся и добавил: – Ужин ужином, а пулеметы пулеметами.



Вороненый ствол револьвера казался тоннелем, ведущим прямо в преисподнюю. Во всяком случае, именно так показалось капитану Генерального штаба Недоманскому, ранним утром выскочившему из своей кибитки в отхожее место. Черт знает что за дрянь продал ему вчера маркитант под видом кахетинского! Обычно он не употреблял такую бурду, но в последнее время денег на приличный коньяк или хотя бы херес категорически не хватало, а заснуть трезвым не позволяла нечистая совесть. Стоит ли удивляться, что благородный желудок не выдержал такого издевательства над собой и взбунтовался? Он ведь все-таки не армейский бурбон[69], а самый настоящий генштабист – элита армии!

– Доброе утро, Михаил Аркадьевич, – вежливо поздоровался с ним Будищев, уперев ствол «смит-вессона» в лоб капитана.

– Здравствуйте, – судорожно сглотнул тот.

– Погодка нынче отвратная, не находите?

– Нет, то есть да… послушайте, что вы хотите?

– Как бы вам это объяснить, ваше благородие, – задумался на мгновение Дмитрий. – Дело в том, что мне нужен дружеский совет.

– Совет? – изумился офицер.

– Да. Я, как вам известно, человек не слишком образованный, в приличное общество не вхож, а тут дело деликатное. Как бы мне дров не наломать.

– Слушаю вас, – растерянно промямлил ничего не понимающий генштабист.

– Некоторое время назад, – начал свое повествование прапорщик, – мне посчастливилось выручить из беды одного офицера. Он некоторым образом проиграл в карты казенные деньги. Казалось бы, мне какое дело? Тем более что человеком-то он оказался на поверку дрянным. Но такая уж у меня натура, добрый я на свою беду! И вот теперь этот сукин сын про меня разные гадости рассказывает, будто я скандалы затеваю, людей порядочных ни за что, ни про что по роже бью. И вот у меня вопрос, мне его просто пристрелить, как собаку, или для начала попытаться выяснить, зачем он это делает?

– Вы же не собираетесь меня убить? – попытался отшатнуться назад совершенно потерявший самообладание Недоманский, но уперся в дощатую стенку.

– Хотите проверить?

– Вас услышат! – не слишком уверенно заявил капитан.

– Если вы не заметили, то вокруг постоянно идет стрельба. Текинцы при всяком удобном случае палят по нашим солдатам, те платят им той же монетой. Не думаю, что кто-то обратит внимания на одиночный выстрел, а уж связать его с найденным в выгребной яме пьяным в дым офицером и вовсе никто не сможет.

– Дмитрий Николаевич, – лихорадочно зашептал наконец-таки сломленный Недоманский, – я знаю, я виноват перед вами, но я… я не виноват! Вы просто не все знаете. Да! Это все Костромин, он страшный человек! Я… я не смог ему противостоять. Клянусь честью, я пытался, но…

– Да неужели?! – издевательски хмыкнул Будищев. – И чем же я вызвал неудовольствие его интендантского высокородия?

– Ей-богу, не знаю! Да и нет никакого неудовольствия, просто получилось уж больно глупо с вашими вещами, а Костромин не привык уступать.

– А откуда вы все узнали о моей безвременной кончине?

– Кто-то из казачьих офицеров сообщил…

– Кто именно?

– Не помню.

– Врете!

– Да как вы смеете!

– Смею! Итак, кто?

– Говорю же, не помню.


– Михаил Аркадьевич, мы зря теряем время! Ну ладно, из какого полка этот казак?

– Таманского, – нехотя ответил капитан, что не укрылось от внимательного взора Будищева.

– Бриллинг? – прямо спросил он и, заметив, как дрогнуло лицо Недоманского, понимающе ухмыльнулся. – Он тоже в вашей компании?

– Нет, – помотал головой генштабист. – Костромин очень злился на него, когда понял что это ложь. Говоря по совести, я совсем не завидую хорунжему. Из-за этой глупости он нажил себе смертельного врага!

– Пусть очередь займет, – непонятно к чему заметил Будищев, неуловимым движением убрав револьвер.

– Дмитрий Николаевич, – облегченно вздохнул офицер, сообразив, что расправа над ним отменяется, – клянусь честью, я все исправлю. Я пойду к Арцышевскому, или, если понадобится, к самому Скобелеву и расскажу, как все было. Поверьте мне!

– Не стоит, Михаил Аркадьевич, – без тени улыбки отвечал ему Дмитрий. – И о сегодняшнем нашем рандеву тоже не распространяйтесь, ладно!

– Конечно-конечно, вы целиком и полностью можете располагать мной!

– Кстати, давно хочу спросить, – неожиданно сменил тему прапорщик. – У кого вы строили[70] свой мундир?

– У Норденстрема[71].

– Зря. Хотя кителя у них сравнительно неплохо получаются, но вот шаровары почему-то дерьмом воняют.



Действующая армия – не лучшее место для скандалов, а потому его постарались елико возможно приглушить. В другое время и другому человеку с погонами прапорщика постарались бы просто заткнуть рот, однако с Будищевым такой номер не прошел, а приезд Милютиной и вовсе спутал местному начальству все карты. Всем было известно, что у графини Елизаветы Дмитриевны состоялся приватный разговор со Скобелевым, но поскольку о его содержании никто не знал, слухи ходили самые дикие. Но именно после него события понеслись вскачь.

– Господа, я до крайности разочарован всеми вами! – внушительно заявил Михаил Дмитриевич, вызвавший к себе всех участников трагикомедии. – Да-да, всеми!

– Но позвольте, – попытался возразить Костромин, но, увидев бешеный взгляд Белого генерала, осекся.

– Не позволю! – почти крикнул тот. – Самоуправство, которое вы себе позволили, неприлично было бы даже в кабаке! А вы, милостивый государь, в армии! Да-с! А уж про пропавшие деньги у меня вовсе нет слов!

– Это случайность, – буркнул в сторону интендант. – Недостающие деньги, принадлежащие господину Будищеву, оказались в шкатулке, в которую никто не догадался заглянуть.

– Аукцион вы устроить догадались, – саркастически усмехнулся Скобелев, – а вот осмотреть выставленные на нем вещи, нет!

– Виноват!

– То-то, что виноваты! Теперь вы, господин Нехлюдов.

– Я, – вскинулся молодой человек. – Я готов…

– Молчать!

И без того бледное лицо чиновника побелело еще более, руки нервно теребившие полу сюртука, сами собой опустились, дыхание замедлилось и вообще казалось, что бедолагу вот-вот хватит удар.

– Уж коли не умеете себя вести в приличном обществе, так сидите дома! – продолжал разнос генерал, добавив пару эпитетов, которые не везде можно повторить.

– Но это прапорщик меня оскорбил! – чуть не плача возразил юноша.

– Радуйтесь, что не пристрелил! – рявкнул Михаил Дмитриевич. – С него бы сталось…

– Он… он… угрожал мне…

– Чем же?

– Господин Будищев пообещал господину Нехлюдову, – счел возможным вмешаться Костромин, – засунуть его деньги в противоестественное отверстие!

– Куда-а? – выпучил глаза Скобелев.

– В задницу, ваше превосходительство! – отрапортовал сам виновник торжества, преданно поедая глазами командующего, после чего добавил немного извиняющимся тоном: – Вот только не успел разменять их у маркитанта. Пятаков у него не хватило.

– Шутить изволите? – нахмурился генерал.

– Никак нет!

– Значит так! – принял решение Михаил Дмитриевич. – Я принял решение и приказываю: деньги и личные вещи прапорщику вернуть!

– Уже сделано…

– Не перебивать! Вашу мать!.. Мать!.. Мать!.. Мать!..

Вспышка начальственного гнева была бурной, но недолгой. Обложив большим петровским загибом всех присутствующих, так что покраснели даже стены, генерал успокоился и продолжил уже обычным тоном:

– Коллежского асессора Нехлюдова из армии выслать с занесением соответствующей записи в служебный формуляр. Прапорщику Будищеву публично принести ему извинения. Аукционы запретить! Личные вещи погибших офицеров опечатывать в присутствии их сослуживцев и отправлять родным почтой за казенный счет! Всем ясно?