Мистический манускрипт о медном мертвеце

* * *





Я как раз разглядывала в микроскоп зуб гадюки, которую поймала этим утром за каретным сараем после возвращения из церкви, когда раздался едва слышный стук в дверь.

— Простите, мисс Флавия, — раздался голос Доггера. — На ваше имя доставили письмо. Я оставлю его на столе.

И с этим он ушел. Тем качеством, которое я больше всего ценила в отцовском мастере на все руки Доггере, была его сверхъестественное чувство такта. Он всегда интуитивно понимал, когда нужно прийти и когда удалиться.

Разумеется, меня тут же разобрало любопытство. Я выключила лампу и потянулась за ножом для масла, который стащила из кухни — он отлично подходит как для нарезания булочек, так и для распечатывания корреспонденции.

Конверт был самым обычным, без каких-либо опознавательных знаков — такие продаются в любом магазинчике на станции по 11 пенсов за сотню. На конверте не было марки (и не может быть, если письмо отправлено в воскресенье), что определенно указывает на тот факт, что некая личность подбросила конверт в отверстие для почты во входной двери.

Я понюхала конверт и только потом вскрыла его.

Внутри оказалось письмо, написанное карандашом на разлинованной бумаге. Подобная бумага и ужасный почерк явно указывали на то, что его отправитель — еще школьник.

«Убийство! — гласило письмо. — Приходите немедленно. Энсон Хауз, Грейминстер, лестница № 3». И подпись: Дж. Хакстон… или Плакстон? Автор послания нажимал на карандаш так сильно, что острый кончик проткнул листок прямо в середине его подписи; по сему можно было судить, что письмо было наспех нацарапано обломком графита, зажатым между грязным большим и указательным пальцами.

Убийство, безотлагательность, страх. Кто же устоит перед такими составляющими? Это как раз по моей части!



Резиновые шины Глэдис радостно поскрипывали, везя меня по заливаемой дождем улице. Я так резво крутила педали, что мой желтый непромокаемый плащ превратился в подобие тепличного домика: я так сильно вспотела от напряжения, что могла бы и не утруждать себя, надевая его — я все равно была насквозь мокрой, даже если в этот раз надо мной постарался не дождь.

Школа Грейминстер была окутана густым туманом. Акры зеленеющих лужаек создавали призрачную дымку, которая только изредка открывала вид на древние каменные стены и зияющие пустотой окна.

Казалось, что старая школа, где когда-то учился отец, существует одновременно в прошлом и настоящем, как если бы все ее прежние ученики, вернувшись в стародавние времена, бродили по ее коридорам. Намного опаснее призраков, разумеется, был Рагглз, маленький вредный привратник, который насмерть привязался ко мне во время моего предыдущего визита. Я еще не забыла его — и не похоже, что он тоже меня скоро забудет…

Я припарковала Глэдис под вывеской «Только для велотранспорта преподавательского состава», и обошла здание по кругу. Насколько я помнила, до лестниц можно было добраться с черного хода.

Лестница № 3 находилась в дальнем углу здания: это была темный, узкий лестничный пролет, облицованный плитами и не имеющий окон. Я начала восхождение наверх, стараясь производить как можно меньше шума. Школьные комнаты на первом этаже были снабжены белыми табличками, на которых я прочла фамилии: Лоусон, Сомервилль, Хенли. За боковой дверью скрывались тесный туалет и ванная. На втором этаже таблички поведали, что комнаты занимают Вагстафф, Бейкер и Смит-Причард.

Я забиралась все выше и выше, и запахи, окутывающие меня, с каждым шагом становились все сильнее: здесь были пропахшая потом обувь, чернила и нестираное белье, чей запах смешивался с безошибочным ароматом бриллиантина, кожи и залежавшихся кексов; в воздухе также чувствовалась едва уловимая нотка табачного дыма.

На самом верху лестница закончилась. Вокруг была такая кромешная тьма, что, только почти уперевшись носом в каждую из дверей, я смогла прочесть имена на табличках. Комнаты принадлежали Косгрейву, Паркеру и Плакстону.

Я нашла своего клиента!

Прежде чем я успела поднести руку к двери, она отворилась настолько широко, чтобы из-за нее мог выглянуть покрасневший глаз, который тут же оглядел меня с головы до ног.

— Флавия де Люс? — раздался хрипловатый голос, и я кивнула в ответ. После этого дверь отворилась настолько, чтобы впустить меня внутрь, и тут же захлопнулась за моей спиной.

В своей жизни я повидала немало смертельно напуганных людей, но их страх не шел ни в какое сравнение с состоянием мальчика, который сейчас стоял передо мной. Цвет его лица напоминал плесневелое тесто, его руки дрожали, и он выглядел так, словно до нашей встречи очень долго плакал.

— Тебя кто-нибудь видел? — сразу накинулся он на меня.

— Нет.

— Ты уверена?

— Я же сказала, что нет, неужели не понятно с первого раза?

Он мрачно кивнул, и мы снова оказались там, откуда начали. Убийство — не самая будничная тема для разговора, и я решила, что с этим мальчиком нужно быть помягче. В конце концов, он не намного старше меня.

— Где сейчас труп? — спросила я в лоб.

Он вздрогнул, но совладел с собой и проскользнул мимо меня в коридор. Дверь уборной на этом этаже украшала самодельная табличка: «Не убрано! Вход воспрещен!», что казалось несколько чрезмерным даже для засорившегося туалета.

Держась на расстоянии, Плакстон сделал мне знак, чтобы я открыла дверь. Я задержала дыхание и повернула дверную ручку.

В помещении царил полумрак — свет едва проникал через небольшое окно с витражными стеклами; его лиловые и желтые грани в форме бриллиантов придавали этому месту странное карнавальное настроение. Прямо под окном располагалась ванна, а в ней сейчас сидело нечто, больше напоминающее статую.

— Это шутка? — повернулась я к мальчику. Но один взгляд на его лицо поведал мне ответ: по тому, как он закрыл рот ладонью, можно было понять, что он не пытается скрыть озорную улыбку, а борется с приступом тошноты.

Нечто, занимающее ванную, вовсе не было статуей — это был человек, мужчина, мертвый мужчина, и при этом совершенно голый. За исключением лица, его тело выглядело так, словно было вылито из меди.


— Приношу свои извинения, — прошептал Плакстон, отводя взгляд от этого зрелища. — Сейчас это крайне неподходящее место для девочки…

— К черту девочек! — вспылила я. — Я здесь как эксперт, а не как женская особь.

Плакстон непроизвольно отшатнулся.

— Кто это? — глядя на покойника, я все еще едва верила своим глазам.

— Мистер Деннинг, — отозвался мой спутник. — Наш заведующий.

Я мысленно открыла блокнот и начала записывать детали с места преступления.

Покойный полулежал в ванне, как будто (если не принимать в расчет субстанцию, которой он был покрыт) задремал во время долгих водных процедур. В нескольких дюймах до верхнего края ванны по ее периметру тянулся непрерывный след голубой мыльной пены, а растрескавшаяся резиновая пробка все еще была воткнута в сливное отверстие. Какой бы не была жидкость, прежде наполняющая ванну, она уже успела вытечь и теперь фарфоровые стенки были совершенно сухими.

Я провела пальцем по осадку и понюхала его. Пентагидрат сульфата меди. CuSO2. Несомненно.

Заглянув в пространство позади ванны, я увидела то, что и ожидала увидеть — электрическую батарею. Один из ее зажимов (положительный заряд) был присоединен к прорезиненному проводу, дальний конец которого был оголен и сейчас свернулся на дне ванны подобно спящей змее. Другой зажим (отрицательный заряд) соединялся с проводом такой же длины, на конце которого обнаруживался здоровенный зубчатый зажим, вцепившийся в нос убитого.

Химическая и электрическая реакция и объясняла то, что тело было покрыто слоем металла. Проще говоря, в данном случае произошло электроосаждение.

И хотя я знала, что бесполезно искать в этом теле признаки жизни, я все же приложила два пальца к сонной артерии. Пульса не было. Мистер Деннинг, без сомнения, отправился в мир иной.

— Помоги мне, — обратилась я к мальчику, а сама схватила труп за плечи и оторвала его спину от стенки ванны. Раздался хруст, и несколько кусочков того, что покрывало тело, отвалились и упали на дно. Взгляд на оголившуюся часть кожи, по-прежнему покрытую тонким слоем меди, подсказал мне, что здесь и речи быть не может о смерти от ножевого ранения или выпущенной пули.

Плакстон даже не пошевелился в ответ на мою просьбу.

— Он действительно умер? — все еще не веря, спросил он; его губы дрожали. Я едва удержалась от парочки неуместных острот — что-то заставило меня держать себя в руках.

— Да, — подтвердила я очевидное. И только.

— Я так и подумал… Поэтому и написал тебе.

Странно было ожидать от него подобное — ведь, по моему мнению, мальчик все еще пребывал в глубоком шоке.

— Но почему ты позвал меня? — удивилась я. — Почему написал письмо вместо того, чтобы позвонить? И если уж мы заговорили о телефоне… почему ты просто не вызвал полицию?

Плакстон побелел еще сильнее (если такое вообще было возможно):

— Они решат, что это я убил его. Я хотел, чтобы за расследование взялся кто-то, кто сможет доказать, что я не виновен. Поэтому я и написал тебе.

— Ты и правда это сделал? Имею в виду… убил его?

— Конечно, нет! — возмущенно прошипел мальчик, (наконец) слегка розовея.

— А кто тогда это сделал?

— Не знаю. Поэтому я и хотел, чтобы ты пришла.

Плакстон уже начинал звучать как заевшая грамофонная пластинка. Я еще раз — на этот раз очень внимательно — вгляделась в мертвого человека.

— Мы можем поговорить в твоей комнате? — спросила я. Несмотря на то, что это казалось крайне заманчивым, обсуждение убийства над ухом самого убитого показалось мне несколько оскорбительным. Кроме того, я хотела получше разглядеть комнату Плакстона.

— Раскажи-ка мне, — приступила я к допросу, устроившись в его любимом плетеном кресле, — о других мальчиках, обитающих в комнатах этого крыла. Можешь начать с Паркера и Косгрейва.

— Косгрейв нормальный парень, — послушно начал рассказывать мой собеседник. — Он капитан спортивной команды. Его отец, профессор химии, преподает в Кембриджском университете.

— Случайно не Харрисон Косгрейв? — оживилась я. — Автор «О любопытных свойствах тиокарбанилида»?

Эта книга имела вечную прописку на моем прикроватном столике.

— Может быть, и он. Этот чудной старый индюк… Появляется здесь в День Основателей.

— Когда празднуют День Основателей?

— В последний раз как раз вчера. Семнадцатого.

— И Харрисон Косгрейв был здесь?

— Да.

Будь оно проклято! Я бы отдала селезенку, чтобы встретиться с ним.

— А Паркер? — я принялась выспрашивать дальше.