Мистер Кольт

— Это за что же его так?

— Не знаю. Оттуда пришло, — Мурик кивнул в сторону забора. — Говорят, дел он там наворотил неправильных очень много.

— Почему прилюдно? Да еще и я?

Мурик только развел руками.

Студебеккер тоже и руками развел и плечами пожал. Значит, Мурик не врал, значит, предстояло ему готовиться.

Поединки обычно проводились в цеху изготовления нестандартных железобетонных перекрытий. Последние две недели Кова готовился к бою, отнесся к этому серьезно и хоть как-то, но подтянул свою физическую форму. Две недели маловато было, но все же хоть что-то, потому что расслабился за последние годы. А ведь был период, и железо тягал он здесь, на зоне, и в рукопашной разминки проводил, физическая сила, выносливость и мышечная масса всегда в почете были на зоне и впереди многого ставилась, но потом постепенно снизил темп, разленился, а когда со Студебеккером союз заключил, так и вовсе неприкасаемым себя почувствовал. А зря, получалось, что не так, расслабляться не время было. Поэтому волновался, переживал, ведь неизвестно, каков из себя Боксер был в ринге, как поединок пойдет, и потом — не просто ведь победить требовалось, зрелище им подавай.

Но, как оказалось, волновался зря. Не боксером Боксер оказался, так, кликуха одна. Кова почувствовал это сразу, на первых же минутах боя. Стойка не боксерская, удары дворовые, реакция никакая, и кто сказал, что он боксер. Да, некоторые удары отработаны были, попадать под них не стоило, но это было решаемо. Дальше просто пошла игра. Несколько раз отправил он Боксера на песочек полежать, для зрелищности, пару раз сам подставился и тоже прилег ненадолго, быстро поднимался и в стойку. Бить старался сильно, но не по ответственным местам, выглядело со стороны это жестоко, но впечатляюще, после чего звучало как правило общее одобряющее «ух». Боксер терпел, боль переносил достойно, отвечал, но, скорее всего, уже понял, что победы ему не видать. Другое дело, знал ли он, что приговорили его? Здесь умели хранить тайну заговора. Даже если что-то и дошло до него, краем уха услышал, то вряд ли подозревал, что случиться могло это во время поединка, обычно это делалось проще — или нож в спину, или удавка сзади на шею.

После шестого раунда Кова решил заканчивать этот спектакль. По правилам количество раундов не лимитировалось. Обычно если один из бойцов чувствовал себя слабее соперника, пропускал подходящий удар, падал и уже больше не поднимался, но до этого момента зрелище должно было быть реальным, если толпа уходила недовольной, если явно видели подвох и то, что один из бойцов поддался, могли и наказать, причем обоих. Так что биться приходилось в любом случае.

Несколько отвлекающих ударов провел в голову, затем сильным и точным с левой достал по печени, Боксер охнул и наклонился вперед, тогда Кова провел апперкот правой снизу в челюсть, Боксер качнулся и до того, как рухнуть на землю, получил еще несколько ударов по затылку. Кова перевернул бессознательное тело лицом вниз, обхватил правой рукой шею и зажал в смертельном замке, прижал к себе что есть силы. Боксер очнулся, задергал руками и ногами, пытаясь освободиться, но безуспешно. В голове и глазах его постепенно мутнело, силы покидали, и тело слабело. Кова подержал шею противника еще некоторое время и, убедившись, что Боксер мертв, отпустил и ушел с ринга.

Обычно зрители в этот момент ликовали, восторженно орали, кто показывал большим пальцем вниз, кто вверх, танцевали, а кто пел всякую чушь, сейчас толпа ошеломленно молчала. Значит, о приговоре знали только несколько человек. Не думая о том, чем все это закончится, что будет с ним, ведь это было элементарным убийством на глазах у многочисленных свидетелей, Кова помылся из шланги холодной водой, переоделся и ушел к себе, что будет, то и будет, он должен был так сделать.

Рым сидел за столом в окружении трех своих вассалов, рядом с ним на койке Студебеккер, пили водку, закусывали колбасой, селедкой и магазинной квашеной капустой. Рым налил в свободный стакан и указал пальцем на табуретку:

— Присаживайся. Не откажи, выпей с братвой.

Кова сел за стол, поднял стакан. За что пьет не знал, сказал:

— За всех! — И выпил содержимое. Зацепил вилкой кусочек селедки и закусил.

— Дело ты сделал, — Рым налил ему еще полстакана. — Претензий нет. Но крови хотелось. Ты это знал?

— Знал. Нос сломал ему.

— Да. Это так. Смертельной крови, люди так хотели.

— Рым, ну как получилось. Голыми руками. Не зубами же его было рвать?

Пахан рассмеялся:

— А что, неплохо выглядело бы. А, пацаны?

Вассалы одобрительно поддакнули и закивали.

— Ну, да ладно. Дело сделал. Можешь быть спокоен, тебя отмазали, — он посмотрел на Студебеккера. — На всех уровнях. Боксер с крана упал мостового, без страховки дурила работать полез. Оттуда, из-за забора, хлопцы благодарят тебя и выставляются. Водка, пиво, сигареты, закусон, может, еще что?

— Ты же знаешь, Рым, я к этому спокоен. Если можно, пацанам выкати выпить, закусить, сигарет, пусть расслабятся.

— Хорошо. Свободен.

Потом был разговор со Студебеккером. Несколько дней Кова не наведывался к нему, он сам позвал:

— Ты что, обиделся?

— С чего бы это.

— Да я вижу, — Студебеккер закурил, и положив под голову руки вытянулся на койке. — Не моя это была идея. Но так надо было. Я не просил. Так ведь?

— Так.

— Я только дал понять, что отказываться не надо. Ну, хорошо, молодец, справился, выполнил. Все, это в прошлом. Хочу поговорить о будущем. А будущее-то у нас заманчивое вырисовывается.

— Вы так думаете?

— Знаю, Боря. Знаю. Я думаю, примерно через полгодика, а может, и раньше, досрочно на свободу ты выйдешь.

— Шутите, Романыч. Мне шесть лет еще париться.

— Слушай меня, Кова. Такое решение принято. Утвердили тебя.

— Куда утвердили?

— Куда надо. Придет время, узнаешь. Ты на меня работаешь. Это все, договор подписан, контракт не меняется. Так?

— Так.


— Ну вот и слушай. Начнут к тебе скоро адвокаты всякие наведываться, посещать. Бумаги подскажут, какие надо писать, что говорить, где подписи свои ставить. Слушай и делай, как скажут. Позже, туда ближе, к освобождению, инструкции еще кое-какие дам, ну и меня ждать будешь. Дела будем вместе делать большие. И не бесплатно, это называется — работать будем.

Как сказал Студебеккер, так и получилось, новые свидетели в деле с Бессарабом появились, новые показания, пересмотр дела и срока наказания. Получалось так, что пересидел даже один год Кова.

Последние дни перед выходом на свободу много времени проводили они вместе, Кова и Студебеккер. Первое, что должен был сделать Кова на воле, позвонить в Киеве нужному человеку и получить у него деньги — четыре тысячи долларов, на первое время. Снять однокомнатную квартиру недалеко от центра и недорогую. Купить ноутбук, принтер и сканер, телефон, несколько симок разных операторов. Зарегистрировать почтовый ящик на адрес, полученный от Студебеккера, и отправить ему номера купленных симок. Романыч напишет ему пару писем для проверки. Потом просто ждать, проверять почту от Студебеккера два раза в день, утром и вечером. Указания могут быть самые разные и в любой момент — выполнять не раздумывая. Работать будет как сам, так, возможно, и с кем-то. При получении по электронной почте условного сигнала, а именно в тексте фразы «необходимо изготовить зеркало», приступать к реализации обговоренного и детально продуманного между ними плана под названием «Зеркало». И ждать Студебеккера, воля — это неизбежно.

Возможно, без дела сидеть придется месяц, два, а то и три, деньги будет получать в обрез на оплату квартиры, скромное питание, шиковать не получится, поэтому что-то провернуть свое разрешается. Но осторожно, продумано, чтобы чисто было, не подставляясь и не рискуя, а лучше сначала посоветоваться. Вот только с кем?..

Как и в прошлый раз, Борис ушел от Любы в шесть утра. Она набросила халат и вышла проводить до прихожей:

— К тебе не приду. Пока сам не позовешь.

Борис улыбнулся и только тихо, почти на ухо ей заметил:

— Ты умная. Я знал.

Дома включил компьютер и проверил почту. Еще вечером пришло письмо от Студебеккера.

«Жена заказала шкаф. Необходимо изготовить зеркало, специальное, небьющееся. Надеюсь, справитесь».

Ну, вот и поступило указание. Он перечитал письмо еще раз.





14





К Святошинскому рынку добирался маршрутками. Мотаться по станциям метро с пистолетом в кармане было опасно, пристанционная охрана могла остановить и обыскать, такие случае были, попадались лихие головы.

Не давал покоя ему официант, не выходил из головы. Во-первый, не один теперь работал Борис, в боевой группе состоял, и любой прокол мог сказаться на всей команде, своего рода ответственность ощущалась, а во-вторых, появились еще две закавыки, небольшие, но были — оружейники Олег и Сергей. Сами по себе эти два приятеля опасности не представляли, ведь мало ли кто мог болтаться по оружейным магазинам со всякими вопросами о боевом оружии, и потом, спросил — еще не значит купил, а вот вкупе с официантом из кафе рыночного представляли опасность. Одно дело описания внешности только со слов и другое — опознание вживую. Не будет официанта — не будет звена, явно указывающего на то, что трупы на рынке его рук дело — Ковы.

Вот и получалось, что основной свидетель, который должен был исчезнуть, причем не вчера, а еще позавчера, это официант. Конечно, убивать его на рынке он не будет, не то место, и в кафе или возле кафе тоже не станет, но старичка «макарушку» с собой прихватил, мало ли, вдруг момент и подвернется.

А расклад был такой: последить за парнем, узнать, где живет, где бывает после работы, чем вообще живет и дышит, а там, глядишь, и возможность для задуманного невзначай подвернуться. Тем более время поджимало, Стэп работой в любой момент загрузить мог, и «Зеркало», Студебеккер ясно дал понять, операция «Зеркало» — начинается, значит, подчищать после себя огрехи и забыть об этом неприятном моменте.

Как оказалось, ничего сложного в ориентации на рыночной местности среди павильонов, ларьков и магазинчиков не было. Это в первый раз как попал туда, чуть ли не заблудился, но сейчас уже быстро сориентировался, знал, где что находится и как туда двигаться.

Сначала прошел к оружейной лавке, теперь там висела свежая вывеска «Садовый инструмент», и товар разложен был соответствующий. Посмотрел в сторону кафе. Разумеется, заходить туда не будет, ограничился осмотром территории, сделал несколько кругов по рядам, не углубляясь далеко, а в одном из павильончиков спросил, в котором часу «Солод» обычно закрывается. Сказали, что примерно часа в четыре дня, посмотрел на часы, было одиннадцать.

Борис сделал еще несколько кругов вокруг кафе, выбирая удобное место для наблюдения. Практически везде, с любой позиции попадал под случайные, перекрестные взгляды продавцов, застаиваться на одном месте нельзя было, с другой стороны, находясь постоянно в движении, мог прозевать, упустить объект.

И все же одну точку присмотрел. Более-менее подходила для этой цели, находилась между ларьками, причем с тыльной их стороны, так что на глаза рыночникам он не попадался, а если и могли обратить на него внимание, то не сразу. Но был и минус: входной двери в кафе оттуда видно не было. Если официант выйдет и повернет сразу влево — хорошо, попадет в поле зрения, если пойдет вправо, тогда неизвестно, какой путь дальше выберет, возьмет левее — неплохо, а если правее — была вероятность, что исчезнет незамеченным. Но лучшего или подобного для наблюдения места он пока не видел. Кроме всего прочего, больше одного раза маяковать там в любом случае нельзя было, если официанта не дождется, неизвестно, как потом действовать. Может, повременить придется, а затем опять на это место наведаться. В любом случае на операцию требовалось время, которого теперь становилось все меньше.

Борис еще раз посмотрел на часы, затем в сторону кафе. Вот бы вышел сейчас официант на улицу покурить, свежим воздухом подышать, увидеть бы его, убедиться, что тут он, на месте, жив-здоров и подозревать не думает о том, что интерес к его персоне кое у кого большой наметился.

Возможно, Борису показалось, но чья-то физиономия мелькнула, скрывшись, в тот момент, когда он посмотрел в сторону небольшого сарайчика, словно почувствовал взгляд на себе и повел головой в ту сторону. Разве кто-то мог за ним следить, наблюдать, подсматривать? Разве было такое возможно? Кто мог знать, что он сюда пришел? Невероятно. Тогда проверить, убедиться и, если это так, действительно хвост — уносить ноги, но не торопясь, без суеты, сквозь людные проходы двигаться по направлению к выходу из рынка.

У овощного киоска Борис задержался, купил пару бананов, съел один, ища урну покрутился вокруг, незаметно присматриваясь к торговому проходу. Все же показалось, не заметил никого и ничего подозрительного. Прошел ближе к выходу из рынка, съел второй банан, опять в поисках урны осмотрелся. Есть! Та же физиономия мелькнула за четвертым павильоном от него, в глубине рынка. Хвост. Невероятно, но факт. Что дальше, идти к безлюдному месту? Туда тип этот не рискнет соваться. А может, наоборот, в толкотню, где народу побольше, и делать вид что слежки, не заметил и по ходу определить, сколько на хвосте следопытов сидят? Тогда к подземному переходу, в сторону станции метро!

Борис спустился в переход, но к станции метро решил не идти. Вышел на платформу пригородных электричек. Хорошо, на перроне людей было много, прошел до его конца, незаметно скользнул взглядом назад: хвост не отставал, держался метрах в ста. Один был, уже легче. Теперь главное не спугнуть, пусть идет, очень ему хотелось выяснить, кто такой, от кого и с какой целью шел следом. Борис знал: в заборе должна была быть дырка, нет, раньше он здесь не был, но по опыту жизненному знал — в таком заборе дырка должна была быть.

Забор был кирпичный, старый и заброшенный, а значит, не ремонтировали его давно, то ли хозяина не было, то ли руки не доходили, а если так, то точно где-то обвалился или обсыпался. И он оказался прав: вот и проход, часть отвалившейся стены образовывала лазейку шириной около полуметра, но не до самой земли, пришлось взбираться на выступ, а, спрыгнув с него, уже оказался на другой территории.

Борис спрыгнул на землю и быстро пробежал к ближайшей такой же, как и забор, заброшенной одноэтажной постройке, обогнул ее и осторожно выглянул из-за угла. Он видел, как следопыт остановился, видимо раздумывая над тем, как ему поступать дальше: перелазить через выступ или не рисковать. С одной стороны, то, что было ему поручено, он выполнил, засек того, кто вертелся около кафе «Солод». Засек-то он засек, но похвалят ли его, когда узнают, что собственно, кроме того, что засек, больше ничего не выяснил. Все же решившись, он осторожно перебрался на другую сторону забора, подкрался к постройке, осторожно стал ее обходить и не заметил, как сзади подошел к нему тот, кого он преследовал.

Подхватив с земли кусок кирпича, Борис не сильно, но достаточно, чтобы отключить сознание, ударил сзади по голове своего шпиона, тот качнулся и опустился на землю. Схватив крепко за ворот двумя руками усадил его, оперев спиной о сырую и поросшую грязно-зеленым мхом стенку постройки, похлопал ладонью по щекам, шпик стал приходить в себя. Борис ударил его кулаком по темени, человек окончательно очнулся, испуганно завертел глазами и попытался встать, но, получив еще два раза по голове, прикрывшись руками, жалобно заскулил.

— Ну вот я тебя и взял сыскарь хренов, — процедив сквозь зубы, Борис достал из-за пояса пистолет и накрутил на ствол глушитель. — А теперь быстро выкладывай, кто послал, зачем, что обо мне знаешь? Менты или от кого другого? А может, сам мент? Хотя нет, на мента не похож, там таких не держат. Время пошло на секунды. Не услышу ответа, здесь и останешься с дыркой в башке.

Человек готов был заплакать, одной рукой прикрывал макушку, другой лицо:

— Я случайно. Я по нужде сюда зашел. Я не знаю вас.

— Тогда рот открыл, — Борис ткнул концом глушителя ему в зубы, человек открыл рот. — Считаю до трех, и ты труп. Раз…

Следопыт согласно закивал головой, Борис вытащил ствол из его рта и приставил к горлу.

— Рассказывай. У меня нет времени.

— А вы меня не убьете?