Миры Бесконечности

И как я не догадалась? Это же лошадь, сотканная из света. Голубые и белые искры подсвечивают ее тело, как звезды – облака. Зверь переступает копытами, и когда я смотрю на морду лошади и ее сверкающие глаза, то понимаю, что вижу сквозь нее.

Мой взгляд скользит по поводьям к экипажу, стоящему за ней. Судя по открытому верху и широким бархатным сиденьям, он предназначен для неспешных прогулок, а не путешествий. Ландо ослепительно-белого цвета с выгравированными розами, присыпанными серебристой пыльцой. Я так очарована этим миром – миром, частью которого мне не позволено стать, – что уже не верю своим глазам.

В голове вспыхивает воспоминание о «Токийском цирке». О группе роботов в футуристической Японии, которые пытались выжить в мире, где им не позволено самостоятельное существование. Их лидером случайно становится девочка-подросток Наоко, ставшая роботом после того, как ее отец, желая спасти дочь от смерти, перенес ее сознание в металлическое тело.

Папа написал этот комикс в подарок мне. И хотя Наоко из «Токийского цирка» разительно отличается от меня, я всегда видела свои черты в ней.

Уверена, папа сделал это специально.

В «Токийском цирке» охотились на роботов. А в Бесконечности? Здесь под прицелом люди. Этот мир изменили специально, чтобы сделать людей слугами.

И вот куда попадет Мэй однажды? Прекрасный, невероятный мир, в котором ей придется вечно создавать одежду и чашки? А если она окажется в другом герцогстве?

Что, если она начнет сопротивляться и ее отправят в герцогство Войны?

Я не хочу подобного для своей сестры. Я не хочу этого для себя.

Папа сделал Наоко сильной. Она была неистовой, упрямой и верила, что сможет выстроить мосты между людьми и роботами, потому что считала себя частью обоих миров.

Но смог бы кто-то вроде Наоко построить мосты в Бесконечности, где Колонисты уже победили?

Я отворачиваюсь от ландо и обвожу взглядом множество искусственно созданных лиц. Они чем-то напоминают мне Наоко. Мягкими чертами лица и черными волосами она походила на меня, но папа всегда рисовал ее так, что было трудно придраться хоть к чему-то в ее образе. Люди могли быть растрепанными, с морщинами, уставшими. А роботы больше напоминали кукол, чем людей.

Я легко могла представить ее здесь, среди Колонистов. Она бы вписалась в этот мир. Выглядела бы почти как одна из них.

Какая ирония. Папа написал комикс о жизни роботов, предводителем которых стала девочка с моим лицом.

Но здесь я не лидер. А кто-то незначительный и чуждый. Я даже не представляю, чем могла бы помочь жителям Поселения вернуть то, чего они лишились. Это выше моего понимания. Кажется, будто я очутилась посреди океана, не умея плавать.

Восстания, о которых я слышала, всегда были лишь историями. И хотя я воображала себе, как это происходило, мне никогда не хотелось пережить подобное. Но жители Поселения хотят сделать Бесконечность безопасным местом для людей… для таких людей, как Мэй. И мне следует им помочь. Но как это сделать, если я не могу помочь даже себе?

Будь я Наоко, все было бы по-другому. Я бы верила в себя и свои силы. Доверяла своему сердцу сильнее, чем любым доводам. Я бы старалась не только победить в войне… но и сделать этот мир лучше.

Будь я Наоко…

Краем глаза я замечаю бледно-розовые волосы. Повернувшись, я вижу Шуру на другом конце рынка. Ее глаза и рот широко раскрыты, будто то, что она видит, шокировало ее.

А еще она кажется испуганной.

И почти сразу же до меня доходит, что она смотрит на меня. А я даже не представляю, сколько стою на одном месте, подвергая себя опасности.

Мне хочется броситься к ней – убежать подальше от этого места, – но тут я замечаю что-то в ландо, и это останавливает меня.

Вернее, кого-то.

Его глаза сияют серебром, ухоженные волосы белее всего, что я когда-либо видела. А кожа чуть темнее моей, словно сияет изнутри.

Когда он поворачивается, белые меха, скрывающие его шею и туловище, колышутся, как снег, падающий с горы. Он накрывает дверцу ландо ладонью и распахивает ее одним легким движением, а затем так плавно спускается по ступенькам, словно какое-то эфемерное существо.

И уже через мгновение он оказывается передо мной. Серебристые цепи, вплетенные в меховую накидку, ловят солнечный свет. Поглощают его. Несмотря на жесткие черты лица, на его правой щеке появляется ямочка. А еще он что-то говорит. Но я совершенно не слышу его.

Потому что в ужасе смотрю на корону из серебристых ветвей, сияющую у него на голове.

Корона. Ландо. Идеальное лицо бессмертного.

Неудивительно, что Шура так испугалась.

Ведь я умудрилась встретиться с принцем.





Глава 13




Разум требует бежать. Но меня окружают Колонисты и стены рынка, а принц Победы стоит в трех шагах от меня.

Бежать нет никакого смысла – это мне не поможет.

Страх захлестывает мое тело, разносясь волной огня по венам. Каждый нерв гудит от напряжения, а желание убраться отсюда затмевает все остальные.


Но я не могу сделать и шага. Ничего не могу сделать. Я застыла перед колесницей принца Келана и не могу отвести взгляда от его глаз, словно мы ведем разговор, который никак не можем облечь в слова.

Я не знаю здешних правил. Этого вообще не должно было случиться. Мне не следовало отставать от Шуры.

Но, кажется, какие-то инстинкты выживания все еще работают, потому что, несмотря на сумбур в моих мыслях, тело само приседает в реверансе.

В конце концов, он принц. И разве не так мне необходимо приветствовать его?

Я вновь слышу его голос, похожий на звучание флейты в самую темную зимнюю ночь. Он опасен – конечно, опасен, – но и красив.

– Я не хотел тебе мешать, – говорит он, а его глаза мерцают, как лучи солнца, отражающиеся от стекла. – Вижу, мой брат пользуется большим уважением при моем дворе.

Я стараюсь не хмуриться и не вздрагивать, опасаясь выдать себя. Так что старательно прячу все эмоции за маской спокойствия. Но, видимо, он замечает замешательство в моих глазах, несмотря на все мои усилия выглядеть настолько похожей на робота, насколько это возможно для человека.

– Ты в наряде любимого цвета моего брата, – приподняв бровь, поясняет он, а мне кажется, что фраза звучит заученно.

Я мгновенно опускаю глаза, и сердце едва не выпрыгивает из груди при виде алой ткани. На мне платье, которого я никогда раньше не видела. Платье, которое, без сомнений, я никогда не надевала. Кружева и бусины украшают мои руки, обнажая участки кожи под ними, а подол окутывает мои ноги, словно я оказалась посреди алых волн.

Не знаю, что это за трюк и как это получилось, но сейчас мои мысли занимает лишь одно: как сильно эта алая ткань напоминает кровь.

Принц наклоняется вперед, словно пытается вновь вернуть мое внимание. Не знаю, управляет ли он мной, или мной движет любопытство, но я вновь смотрю на него.

– Я не собиралась выражать поддержку вашему брату, – медленно говорю я, чувствуя, как нервы натягиваются все сильнее с каждой секундой.

Выражение его лица не меняется:

– Ты не собиралась надевать сегодня красное?

Я прижимаю руки к подолу, надеясь, что он не заметит, как сильно я стараюсь побороть дрожь в пальцах.

Разве он не знает, кто я?

Разве он не понял, что я человек?

Если он решил поиграть со мной, то мне остается лишь подыграть ему в надежде, что удастся сбежать отсюда.

– Нет. Мне нравится красный цвет. Но не потому, что он принадлежит двору вашего брата, а потому, что этот цвет красив сам по себе.

Это не совсем правда, но не стану же я говорить, что Наоко всегда носила красное. Кто знает, может, этого хватит, чтобы удовлетворить его интерес.

Принц приподнимает бровь, словно пытается разоблачить мой блеф.

«Будь сильной, как Наоко», – вздергивая подбородок, твержу я себе.

– Не просто красив. Он… эффектный. И смелый. Из всех цветов в мире красный самый пугающий. Надевая красный наряд, ощущаешь себя так, словно надел доспехи.

С мгновение принц молчит. А я ничего не могу прочесть в его глазах.

И, возможно, для этого есть причины.

– Ты в герцогстве Победы, – наконец говорит он и слегка склоняет голову вбок. В воздухе слышится запах дерева и холода, принадлежащий ему. – Здесь нечего бояться.

«Если ты не человек», – мысленно продолжаю я.

Но поскольку я не могу так ответить ему, то выбираю ложь:

– Я не боюсь.

– Даже своего принца? – Уголок его рта изгибается, и я пытаюсь понять, он дразнит меня или стоит опасаться его еще больше.

Адреналин бежит по телу, и остается лишь надеяться, что румянец на щеках не выдаст меня.

– Вы сами сказали: здесь нечего бояться, – возвращая ему улыбку и стараясь говорить ровно, отвечаю я.

Принц выпрямляется, его глаза сияют, как полная луна. И через мгновение с его губ срывается смех. Поначалу он едва слышен, а затем становится громче, и в нем появляются властные нотки, отчего я невольно расправляю плечи и встаю словно по стойке «смирно».

– Мне говорили, что моему герцогству чего-то не хватает, – наконец говорит он.

Я пытаюсь распознать угрозу в его голосе, но не нахожу ее. Поэтому продолжаю разговор, молясь, чтобы любопытство не сгубило меня:

– Вы говорите так, будто не согласны с этим.

– Не согласен. Это же Победа. – Он вскидывает руки. – Существование без страха – наш приз за Победу в войне.

Я послушно киваю в ответ, хотя в груди разгорается огонь.