Мирелла
Часть 24 из 27 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она открыла глаза.
И поняла, что Мор незаметно перенял такт и теперь в танце вел он. Кружил властно и стремительно, взмыв над землей в завораживающем вращении, от которого развевались ее пряди. Руки Мора покоились на ее талии, он поднял ее в воздух, точно перышко, и, верно, мог бы вознести выше самых крыш. Как это было приятно: быть влекомой!
Но Мирелла дала себе слово, что впредь не станет подчиняться ничьей воле. Она нахмурилась, и наигрыш смолк. Мор остановился с сожалением, не отнимая, однако, рук. Мирелла вновь ощутила под ногами землю, что придало ей благоразумия, и дурман ослаб. На ней была корона, прекрасные одежды, но ноги ее остались так же босы.
– Оставьте сей несчастный люд, – сказал Мор. – Они обречены. Этой ночью я заберу все гамельнские души.
Мирелла взглянула ему в глаза. Отныне всё будет иначе. Она наконец свободна. И приняла решение. Слыть ведьмой, рождать страх у глупцов вроде священника или Лотхен – ей это было безразлично. Она примет свою судьбу.
– Решено, – сказала она. – Ступайте. Ночи вам хватит на труды. Я буду ждать вас на рассвете.
У Мора засияли глаза. Он поклонился и удалился собирать души.
Мирелла не стала медлить. Едва сокрылся он из виду, она тоже двинулась в путь, в противную сторону. И поднесла флейту к губам. Ей вспомнились малютки, что играли с доской на колесиках, водили вкруг нее хоровод и барахтались в корыте с водой. Припомнила она и собственное детство – безвозвратно прошедшее, но драгоценное, схороненное в тайниках души.
Она завела веселый, ребячливый наигрыш, доступный лишь детскому слуху. Она петляла по Гамельну, оглашая улицы сей отрадной погудкой. Дети, едва заслышав ее, покидали на цыпочках свои жилища, не в силах противиться. Они выскальзывали из общих постелей, не будя родителей, и шли по мостовой вслед за Миреллой. К ним присоединились и близняшки-сироты, и юный могильщиков подручный. Кто постарше, брал малышей за руку. Пятилетний сын ее знакомца-прокаженного семенил ножками наравне со старшими.
Дети счастливы были оставить затворенные на семь затворов дома, покинуть эти тюрьмы, пока они не стали им гробами. Босиком, в одних ночных рубашках, они весело скакали меж мертвецов.
Они не оборачивались, дабы окликнуть родителей, позвать их с собой или просто проститься. Они знали, что взрослые уже не посмеют ни покинуть постель, ни подойти к своим чадам, боясь заразиться. К тому же у взрослых столько забот! Ставни и двери запереть, полы отскоблить, едой запастись, монеты перечесть, – столько нужных дел, что никак не сбежать им из Гамельна навстречу приключению. Они же, дети, были вольны и ничего не боялись.
Слыша, как уходят дети, несколько последних любящих отцов и матерей – а их и было немного – пробудились. Роняя слезы, они отпустили своих чад, веря, что те спасутся, тогда как самим им уже поздно. Сердца их разрывались, когда взирали они сквозь щель в окошке, как их малютки вступают в шествие.
На улицах счастливые и беззаботные дети запели песнь:
Фатрази детей
Так скачут сто детей, ей-ей
Единогласый хор, ор-ор
Хоробрый хоровод, вот-вот
Вот та, чей волос рыж, ишь-ишь!
Изыщет путь она, на-на
На воле, средь полей, лей-лей
Летим, ладонь в ладонь, дин-дон,
Дорога не страшна, на-на
С напевом столь лихим, хи-хи
Хитри, беду гони, ни-ни
Ни с чем уйдет чума, ма-ма
Могилам кончен счет, вот-вот
Вот скачут сто детей, ей-ей…
Из-за раны своей Пан с трудом поспевал за их радостным бегом по улицам Гамельна. Мирелла подхватила его и усадила себе на плечи. Они проходили мимо дома, где в живых остался один лишь младенец. Мирелла вошла в дом, взяла дитя на руки и подвязала к груди.
Такой и явилась она пред Мором, спустя несколько часов: мальчуган на плечах, младенец у груди, ватага маленьких плясунов следом, а за ними – настороженно шествуют прокаженные.
– Вы мне солгали, – сказал он.
– Да, – ответила Мирелла.
Она не пойдет за Мором. Ох, как сильно было искушение! Но она еще могла спасти детей и прокаженных. Она выведет их, целых и невредимых, спасет из когтей Чумы. Пусть Мор попробует напасть на них, тогда увидит, какими звуками поразит она его уши! Мирелла поставила Пана наземь, вручила ему грудничка и стала лицом к Мору, готовая к бою.
– Вы избрали самых слабых, – заметил он ей.
– Вовсе нет, – возразила Мирелла. – Я беру с собой лучших. Тех, кто умеет жить, невзирая на злой недуг, точащий их плоть, – она указала на прокаженных, – и тех, кто выжил и не отчаялся, – она указала на смеющихся над смертью детей.
Мирелла поправила корону.
– Отныне это мои люди. Я – их королева. Тронете кого из них – и вам несдобровать.
Она говорила с жаром, держа флейту наготове. Мор не сомневался, что она сможет его оттолкнуть. Ему казалось, теперь Мирелла чарует как никогда. Он признавал: она не уступает ему. И, возможно, даже был этим счастлив.
Он поклонился и указал на городские врата.
– Позвольте мне заняться последним стражем, дабы он не помешал вам уйти, – предложил он учтиво.
Мирелла покачала головой. Она приблизилась к стражнику. Тот взглянул на нее с испугом. Она уложила его одной острой нотой.
Мор прибавил:
– В таком случае позвольте хотя бы подарить вам это.
Он протянул ей полный золота бургомистров ларец. Мирелла кивнула прокаженным, чтобы они его приняли. И подумала, где же Гастен. Если она его встретит, то непременно отдаст, что ему причитается.
Мирелла одарила Мора искрящимся благодарностью взглядом.
– Я еще должна вам песню, я помню, – сказала она.
Мор улыбнулся ей.
– Тогда при следующем нашем свидании, – отвечал он.
Мирелла в два прыжка очутилась перед ним. Мор не успел уклониться.
Мирелла поцеловала его. На этот раз – никакой флейты меж их устами, никаких поцелуев из нот. Она коснулась губами его губ.
Ей безумно захотелось этого в тот миг. В конце концов, немного найдется барышень, кто может похвастать, что обменялась первым поцелуем с посланником Смерти.
Мор замер, ошеломленный. Он сомкнул глаза, отдавшись музыке. Когда же открыл их, Мирелла уже выступила в путь, и он мог лишь смотреть за тем, как юница удаляется, приплясывая, высоко держа коронованное чело, а за ней следует ее народ. Они еще встретятся.
Мор улыбнулся сей мысли.
Мирелла не ведала, куда идет. И никогда не была так счастлива отправиться прочь, наудачу. Она узнает мир за гамельнскими стенами. Золота у них немало. Прокаженные будут заботиться о малышах. А те всегда смогут, ежели захотят, вернуться домой, когда уйдет чума.
Ну а пока они шли навстречу неизведанному. Живы и здоровы, свободны, и никто им теперь не указ. Никто не помешает им петь и плясать. Они уйдут далеко и вернутся как можно позже.
Или – никогда.
И прежде чем вновь заиграть им в дороге, Мирелла пропела тихонько, лишь для себя одной, короткую песнь:
Любовная баллада о чуме
Нашла я любезного друга —
Чума на него, вот чудак!
Нашла я любезного друга,
С тех пор со мной что-то не так.