Мирелла
Часть 22 из 27 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Предатель Бедвик подступил к клетке.
– Ведьма! – плюнул он. – Всегда знал, что надо тебя стеречься. С прокаженными шашни водила. А теперь вон какие колдовские козни нам настроила! Ты у меня во всём признаешься!
Он подошел к орудиям пыток.
Мирелла всё сидела, поджав ноги, начеку. Она неотрывно следила за Бедвиком, перебиравшим клещи да пилы. Ох, как хотела она, чтобы он подошел! Чтобы отпер клетку и повел ее в пыточную! Уж она будет готова. Бросится на него, и пусть пеняет на себя. Бедвик положил клещи. И оперся на стол. Мирелла видела, как дрожит его рука. Он боролся с приступом недуга. Сии минуты слабости Бедвик старался скрывать. Мирелла ухмыльнулась в темноте застенка.
С лестницы донеслись шаги. Бедвик выпрямился и спешно отер сырой лоб. Мирелла напряглась пуще прежнего.
На нижней ступени показался Пан, запыхавшийся и взмокший. Он тащил два ведра воды. Больную ногу он приволакивал.
– Бедвик, я принес воды для Миреллы, – сказал он. – Какой зной! И ты можешь испить заодно.
Бедвик пнул одно ведро. Вода разлилась по земле.
– Ведьма не пьет! – прикрикнул он.
Пан как будто кивнул.
– Но я думал, всё же вода тебе пригодится, – проговорил он, кровожадно подмигнув.
– Не то ты думал, – ответил Бедвик.
– Верно, я не так понял, – продолжил Пан. – Бургомистр говорил про пытку водой.
Глаза у Бедвика загорелись.
Пытка водой – это чудное изобретение Средних веков. Палач заливал в жертву через воронку воду, пока брюхо ее не раздует так, что оно того и гляди лопнет.
Заманчивая мысль – пытать водою водоноску. Пан видел: Бедвик клюнул.
– Тебе ведь потребуется больше воды? – спросил Пан.
– О да, – отвечал Бедвик. – Наноси мне еще ведер пять.
Бочек в подземелье не было. Мальчик оставил одно полное ведро. Потом исчез и вернулся еще с парой. Оставил их также и вышел снова.
Мирелла наблюдала за ним, никак не постигая его задумки. Пан торопился, невзирая на хромоту. Бедвик ожидал, сидя в углу. Он старался хранить самоуверенный вид, но клевал носом. Его одолевали частые обмороки.
Наконец Пан принес последнее ведро.
Он нарочно оставил его поближе к прутьям Миреллиной клетки. И пристально, с нажимом, глянул на юницу, прежде чем захромать прочь.
Мирелла подошла к решетке, косясь на Бедвика.
Тот вдруг очнулся. Видя, что узница стоит у самых прутьев, он схватился за топорик и связку ключей. Мирелла не медля просунула руки сквозь прутья и запустила их в ведро. Достигши дна, она сжала в пальцах флейту. Пан нашел ее в кормушке и схоронил в последнем ведре.
Мирелла поднесла флейту к губам и для начала дунула с силой, дабы выгнать воду. Раздался влажный, мощный звук.
Бедвик замер в испуге, глаза его округлились так, что не стало видно век.
Мирелла завела резкий, недобрый наигрыш, сочащийся ее злостью. То была дикая плясовая, в которую ноги идут против воли. Бедвик, дрожа, выпустил топор. Он чувствовал, как ступни его движутся сами собой. Колени гнутся и бьются друг о дружку. Тело его будто раскололи надвое в пояснице. Ноги больше не слушались. Круженье их увлекало его торс, так что он никак и не мог противиться.
Мирелла всё играла. Зрачки ее потемнели. Ноты ускорили свой бег. А с ними – и водоносовы ляжки. Бедвика била дрожь, он весь взмок. Грудь вздымалась, тщетно ища воздуху. Тело его, хворое, недужное, столь тяжко страдало от невольной пляски, что водоноса вырвало прямо на себя.
Мирелла глядела на него. Она видела, что может загнать его так до смерти. И ее передернуло от гадливости. Она кончила играть, выдув мощную ноту, вроде той, которой уложила она Гастена, чтобы взять его платье. Бедвик рухнул наземь без чувств. Вновь воцарилась тишина. Мирелла навалилась на прутья и плеснула воды на лоб.
Спустя недолгое время она заслышала мелкие шаги Пана. Мальчик подошел к решетке и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Пан подступил к лежащему Бедвику. Осторожно, дабы не задеть его почерневшей кожи, он поднял ключи от острога. И выпустил Миреллу.
Юница взяла мальчика за руку. Уже направляясь к выходу, она взглянула напоследок на Бедвика, думая, должно ли его прикончить? Плоть водоноса содрогалась от волн жестокой лихорадки. Начали вылезать бубоны. Скоро он отойдет и без ее посредства. Она бросила чумного и вышла из острога.
Мирелла заморгала от слепящего солнца. И засмеялась, радуясь, что выбралась из мрачной и сырой темницы.
Но смех застыл у нее в горле.
На главной площади выстроилась рядами вся городская стража. Бургомистр осмелился вернуться в спальню после рокового нападения крыс-цыплят. Он увидел, что замки взломаны, а главное – что пропал его ларец. От сего злодейства смелость воротилась к нему вместе с гневом. Из темницы доносились злокозненные звуки флейты: издалека наигрыш было едва слышно. Зажав уши, бургомистр тут же забил в набат, сзывая на подмогу остатки гамельнской стражи. Стражники сгрудились перед острогом, поджидая Миреллу. Шут с ней, с казнью: бургомистр предпочитал прикончить ведьму поскорее.
– Вперед! – крикнул он из окна своим воинам. – Убейте ее!
Мирелла сжала флейту. В церкви ей удалось зачаровать всех чумных. Но те были ослаблены недугом. И наигрыш так сильно отдавался у них в груди благодаря эху сводов. Да и само чаровство, каким заворожила Мирелла их уши, было легким: захоти они крепко, они бы перестали плясать. А сии воины сильны и при оружии. На лицах их читалась решимость. Они не дадут себя обуздать. Перед строем из стольких мужей она чувствовала себя бессильной.
Мирелла заслонила собою Пана. Стражники обнажили мечи и ринулись на нее.
Вдруг из бокового проулка донесся воинственный клич. Какие-то вооруженные вилами, дубинами и черенками от метел люди вбежали на площадь, встав между ней и стражей.
Тела нежданно явившихся были сплошь в обмотках. Было их человек двадцать. И на двадцать голов и двадцать пар рук приходилось лишь сто двадцать пять пальцев.
Прокаженные, и мужчины, и женщины, примчались Мирелле на подмогу. Один схватил ее за плечи и увлек в укрытие, вместе с Паном. Остальные же выстроились против стражи, готовые к бою.
– Отпустите водоноску с миром, – крикнул вожак прокаженных, – и мы вас не тронем. Разойдемся, каждый в свою сторону, без единого удара.
Воинов разобрал хохот.
Они разбились на два пехотных взвода по пятнадцать человек, став четырехугольником. Прокаженных, как сказано, было двадцать.
На воинах были шеломы, защищавшие голову, нагрудники, способные отразить клинок, а ноги укрыты были набедренниками. Они гордо потрясали мечами. У прокаженных против них было лишь то, что они раздобыли дорогой в опустевших домах: старые кухонные ножи, палки, мотыги да лопаты, которые сжимали они в изглоданных гангреною руках.
Начальник стражи выкрикнул приказ. Солдаты приготовились к атаке: подались грудью вперед, прочно уперев ноги в землю, вскинули перед собой напряженные руки. Прокаженные стояли, качаясь на источенных недугом ногах или держась друг за дружку для надежности.
Исход битвы не вызывал сомнений.
Но вдруг прокаженные хором запели свою песнь. То была переделка сочиненного Миреллой напева. К нему добавились еще куплеты, дабы песнь эта стала боевой.
Боевая песнь прокаженных
Мы
Мы – прочь
Мы – жженые
Мы – прокаженные
Мы – прочные мужи.
Мы
Мы – низ
Мы – изгнаны
Мы – извергов
Мы – низвергать идем.
Мы
Мы – хилые
Мы – хитрые
Мы – храбрые бойцы.
Мы
Мы – вонь
Мы – боль
Мы – вольные
Мы – воины!