Мио-блюз

— Ты и Германа втянул в этот цирк поневоле?

— У Германа крайне мало друзей. И менее любопытного человека, чем он, я не знаю. Ракель требовалось другое жилье, и его летний домишко вполне подходил. Сперва мы думали до поры до времени спрятать Мио именно там, но этот план просуществовал считаные минуты. Герман потребовал дом обратно, выставил его на продажу.

— А взамен Ракель получила таунхаус в Сольне?

— Да как тебе сказать. Пока жила в Орста-Хавсбаде, она продолжала искать жилье. Дачный домик с летним водопроводом и биотуалетом проблему все равно не решает.

Я сменил тему:

— Вы похитили Мио в тот же день, когда Сара исчезла.

Дидрик кивнул.

— Изначально мы этого не планировали, но в тогдашней суматохе просто представился удобный случай. Жуткий был день, сущий кошмар.

Дидрик провел ладонью по щеке. Пошел дождь, мы встали. Когда мы возвращались к вилле Дидрика, в лицо бил встречный ветер.

— Потом Себбе умер, — сказал я.

— Да.

— И Мио стал Себбе? Ведь люди не замечают, когда одного черного мальчика заменяют другим?

Дидрик презрительно фыркнул.

— Конечно. Потому мы и остались здесь, где никто нас не знает. Мио требовалась новая идентичность, вот он и стал Себбе. Так было проще всего.

На это я не купился. Дидрик что-то недоговаривает.

— Но разве у Себбе нет дедов и бабушек, которые хотят регулярно видеть внука? Или других родственников?

— Мои контакты с родителями оборвались, когда я унаследовал бабушкин фантастический дом, — сказал Дидрик. — Отец Ребекки умер, а у матери несколько лет назад случился инсульт. С тех пор она не в себе. Братья и сестры есть у нас обоих, но, переехав в Данию, мы с ними перестали общаться, отчасти сознательно. Они всерьез твердили, что нам лучше отказаться от попыток спасти Себбе. Мол, раз врачи говорят, что он безнадежен, значит, пытаясь обеспечить ему лечение за границей, мы только продлеваем его страдания.

— Братья-сестры иной раз и впрямь полные жлобы, — поддакнул я, хотя никогда не думал так о своей сестре (в отличие от ее мужа).

— Верно, — согласился Дидрик.

Но я по-прежнему недоумевал:

— Почему вы превратили Мио в Себбе? Вы же знали — и знаете, — что Люцифер потребует отдать ребенка ему. Он что же, извини за выражение, снова умрет? По-настоящему? Не проще ли назвать его как-нибудь иначе? Ведь к тому же здесь, в Дании, Себбе мертв.

— У тебя много вопросов, — сказал Дидрик. — Ребекка и Себбе зарегистрированы в Мальмё, чтобы в первую очередь держать на расстоянии как датские власти, так и стокгольмский губернский совет. Пойми, Себбе не считают мертвым ни в Дании, ни в Швеции. Он умер дома, здесь, в Эбельтофте, и мы не заявляли о смерти. Когда стало ясно, что лечение не помогло, мы сказали в копенгагенской больнице, что отвезли его домой, в Швецию. А в стокгольмской больнице — что Себбе по-прежнему лечится в Дании. Но на самом деле остались здесь, и мальчик умер в своем новом доме. Это была единственная возможность передать Мио его идентичность. Утаить смерть Себбе.

В этом плане было столько дыр, что он мог рухнуть в любую минуту. Однако, судя по всему, не рухнул. Дидрик продолжал свою жизнь в Стокгольме, а Ребекка все свое время в Дании отдавала ребенку. Сначала умирающему, а потом чудом выздоровевшему.

— Мио не страдает эпилепсией? — спросил я.

— Что есть, то есть. Мы нашли здесь врача, который выписывает ему лекарства. Без проблем.

Я остановился. Дождь хлестал по лицу. Надо было собраться с мыслями. Я что-то упустил в лавине Дидриковых слов и сведений.

Что-то очень важное.

Дидрик забрал Мио, потому что Люцифер его принудил.

Но почему, черт побери, я-то получил задание разыскать пропавшего ребенка?

— Люцифер, — хрипло сказал я. — Похоже, ты много с ним контактировал.

— Больше, чем хотел.

— Стало быть, он знает, где ты живешь? Знает, где находится Мио?

— Да.

Я покачал головой. Безумие нового калибра. Быть такого не может. Никак не может.

— Вам придется отдать его, — сказал я.

— Нет, Мартин, отдавать его мы не собираемся. Мы выкупили свободу.

— Можно спросить как, черт побери?

Дидрик смотрел на море. Лицо было бледное, напряженное.


— Я привез Мио из Стокгольма за неделю до смерти Себбе, — сказал он. — Семь дней кошмара. Мы тогда уехали из Копенгагена сюда, в этот дом. Спрятали Мио и Себбе от окружающих. Даже не берусь описать, как одиноко Мио чувствовал себя в те дни. Мы с Ребеккой занимались одним только Себбе. Ужасно. Ужасно! Всю ночь просидели подле Себбе, когда он умер, обсуждали, что нам делать. Тебе не понять… ты себе не представляешь… какое презрение можно испытывать к себе… и скорбь… черная, как ночь. А посреди всего этого — Мио. Мы… Люцифер вынудил нас дать ему идентичность Себбе. Чтобы, так сказать, обеспечить ему мобильность. Несмотря на уйму новых проблем. Мы согласились с огромным трудом. Сейчас я вполне доволен, что так вышло. Это была, так сказать, возможность, которой больше не представится.

Значит, предложение сделать из Мио Себбе исходило от Люцифера. Я бы должен был понять.

В ходе минувших недель я твердил всем подряд, что знал Дидрика не слишком хорошо. Толком не знал, как зовут его сына, никогда не бывал у него дома. Но у слова “знать” множество значений. Мне казалось, я знал Дидрика в том смысле, что он предсказуем. А теперь понимал, что это отнюдь не так. У меня набралось столько вопросов по поводу его истории, что я затруднялся, с чего начать.

— Где вы его похоронили?

Дидрик вздрогнул, потом ответил:

— На участке. Под яблоней.

Голос у него едва не сорвался.

Сил нет слушать дальше. Но мне не давала покоя эта его “возможность”. Чего-то в рассказе Дидрика недостает. Чего-то, о чем он уже говорил. “Отдавать его мы не собираемся”.

— Как я уже говорил, Люцифер не спешил забирать Мио, — сказал Дидрик. — Поначалу. Прошло несколько месяцев, настала весна. Потом он начал проявлять нетерпение, захотел получить сына. Я снова и снова изворачивался, говорил, что вот сейчас никак не могу поехать в Штаты. А затем, благодаря тебе, появилась возможность оставить Мио у себя.

— Это как же?

— Я согласился отдать Люциферу то, что он предпочитает даже своему сыну.

— И что же это, черт побери?

Дидрик повернул голову, посмотрел на меня.

— Ты, Мартин. Ему нужен ты.





38




Трудно было добиться от Дидрика, что́ конкретно означало “ему нужен ты”. В конце концов я понял, что с самого начала, когда я возник на их радарах, задача Дидрика была остановить меня и попытаться пристегнуть к преступлениям, в которых обвиняли Сару. Сам он выразился так:

— Было бы несложно убедить прокурора, что Сара совершала преступления не в одиночку.

Я предполагал, что все произошло бы по той же схеме, по какой раньше посадили Сару — с фальшивыми уликами и принудительными признаниями. Но затем почти сразу же случились совсем новые преступления, за которые можно было отправить меня за решетку. Убийства Бобби и Дженни изменили все. Правда, этот вывод я сделал самостоятельно. Дидрик мало говорил о своих поступках, куда больше он рассуждал о том, что, как ему казалось, делали я и Люцифер.

С тех пор как я начал искать Мио, ни Люцифер, ни его подручный ни разу мне не звонили. А я с ними связаться не мог. Зато Дидрик мог. Когда мы вернулись к дому, я зайти внутрь отказался.

— Все спокойно, — сказал Дидрик. — В нашу задачу не входит убивать тебя.

— Не входит? Ты ведь уже убил многих других.

Дидрик отвел взгляд и посторонился, словно пропуская меня в дом. Но я не двинулся с места.

— Ладно, тогда я позвоню прямо сейчас, — сказал он.

— Кому?

— Люциферу. Я должен связаться с ним, если или когда ты появишься.

Но звонить он не стал, вместо этого сказал:

— Ты, наверно, понимаешь, почему тебе поручено искать Мио? Надо, чтобы ты действовал, чтобы полицейское расследование получало новую подпитку. И я наконец смог бы тебя засадить.

Я стоял как парализованный. Понять бы только, каким образом мы с Люцифером знакомы. В голове мелькнули похороны Пастора Парсона. Я не сомневался, что они играют здесь важную роль. Но какую?

— Так и будешь стоять под дождем или все-таки войдешь?

Я нехотя вошел в дом.

— Что теперь? — спросил я.

— Я должен позвонить ему, — сказал Дидрик. — Должен.

Он достал мобильник, принялся тыкать пальцами в дисплей.

— Кончай, — сказал я.