Мио-блюз

Я оцепенел. Не потому ли Герман Нильсон не желал об этом говорить? Защищал тяжелобольного крестника, а вовсе не Дидрика, как думал я.

— Чем он болел? — спросил я.

— Не знаю. Не спросила, думала, это неважно.

Сам я уже перестал отделять важное от неважного. Словно пылесос, засасывал все на своем пути.

— Что за лечение можно обеспечить в Дании, но не в Швеции?

— Мартин, я же не могла предположить, что тебя заинтересует именно это. Понятия не имею ни о болезни, ни о лечении. Подруга упомянула о пересадке, но очень неуверенно.

— О пересадке? — переспросил я.

— Возможно, от одного из родителей мальчика, — сказала Мадлен.

— Вряд ли, — сказал я. — Себбе — приемный ребенок. В Швецию он попал младенцем, примерно тогда же, когда я удочерил Беллу.

— Думаешь, информация насчет болезни имеет важное значение? Я не уверена, что сумею выяснить подробнее, но могу…

— Нет, — отрезал я. — Ни в коем случае. Твои выяснения кончаются здесь и сейчас, Мадлен. Понятно?

Она помолчала, потом обронила:

— О’кей, понятно.

— Вот и хорошо.

Сердце у меня стучало как безумное.

Быть не может, чтобы болезнь в данных обстоятельствах имела значение.

Положив трубку, я в поисках поддержки взглянул на Люси.

Или все-таки?

— Не знаю, — сказала она. — Я уже ничего не знаю и не понимаю.





34




Мне нравится слово roadtrip[13]. По-шведски нет удачного соответствия, и очень жаль. “Путешествие по дорогам” звучит отнюдь не так захватывающе. Последний roadtrip я совершил по дорогам Техаса. В тот раз, когда приезжал в Штаты и хотел помириться с отцом. Кончилось тем, что я ударил его. Больше мы не виделись.

Сейчас мне предстояло совершить roadtrip из Стокгольма в Данию с остановкой в Мальмё. И в нынешних обстоятельствах это слово вообще не очень подходит. Скорее подойдет exodus[14]. В путь я отправился на очередном прокатном автомобиле. Мечтая, чтобы настал день, когда мне не придется все время менять машины и телефоны. День, когда все опять будет спокойно.

Полиция редко действует так быстро, как в кино. Пройдет минимум день, пока они сообразят, что я исчез. К тому времени я успею проехать по Эресуннскому мосту, и они легко поймут, куда я направляюсь. При условии, что отыщут автопрокатчика. Но я все равно невольно дергался всякий раз, когда замечал на шоссе полицейскую машину. До смерти боялся не доехать до цели, боялся, что меня остановят и я не сделаю того, что сделать необходимо.

Мне позарез надо добраться до Мальмё.

Позарез надо попасть в Данию.

От Стокгольма до Мальмё около шестисот километров. Не желая привлекать внимание, я не превышал скорость, соблюдал скоростной режим куда аккуратнее обычного. Час за часом катил по нашей длинной стране. Проезжал города, где никогда не бывал, не испытывая ни малейшего любопытства. Терпеть не могу мелкие городишки. Помню одно лето, когда я был ребенком. Марианна взяла напрокат автодом. И мы втроем — она, сестра и я — катались недели две от кемпинга к кемпингу. Эти дни запомнились мне как вполне счастливые. Потому что за рулем Марианна поневоле пила куда меньше, чем всегда. В остальном отпуск получился не слишком веселый. Но как раз тогда Марианна, поскольку была трезвой, держалась на высоте.

Поужинал я в придорожном кафе. Бог о бок с шоферами грузовиков сидел в тесноте за длинными столами, ел мясные биточки, вкусом напоминающие резину. Купил в соседнем ларьке пакетик лакричных конфет и снова сел в машину. Люси любит шоколад, а по мне, нет ничего вкуснее лакрицы. Белла тоже так считает. Может, оттого, что я люблю лакрицу, но мне по душе, что нас объединяют общие вкусы.

Я позвонил домой, проверил, все ли спокойно, и пожелал Белле доброй ночи. Люси запыхалась, когда подошла к телефону. В голосе ее звенел смех.

— Слышу, веселье бьет ключом?

— Мы балуемся, — сказала Люси. — Нам это необходимо.

Я бы и сам не прочь. Было слышно, как Белла, словно смерч, носится по квартире. Чудесный шум, ничего не скажешь.

— Я только хотел пожелать доброй ночи.

Люси дала телефон Белле, но той было недосуг болтать со мной. Давненько она так не веселилась.

Когда я отложил телефон, на сердце полегчало. Зная, что с Люси и Беллой все в порядке, я мог целиком сосредоточиться на предстоящем. Первая остановка в Мальмё. Потом вторая, в Дании. А потом домой. Буду прятаться, пока все не уляжется.


Но события развивались не совсем так, как я планировал. И удивляться, пожалуй, не стоило. В последние недели судьба вправду меня не баловала. Тем не менее у дверей новой свидетельницы я испытал горькое разочарование: никто не открыл. Потом я долго стоял внизу на тротуаре в надежде разглядеть движение в каком-нибудь окне. Может, она дома, но боится выйти? Боится открыть дверь, потому что не уверена, кому откроет — другу или недругу. А может, она просто за границей.

Так или иначе, полный облом.

Я думал о тех, кому посоветовал уехать из Стокгольма. О Сюзанне, которую на самом деле звали Надя. О Вольфганге. Они-то наверняка скрылись? Буду считать, что да, иначе свихнусь.

Пошел дождь. Почему-то я всегда представляю себе южную часть Швеции именно под дождем. Как и Гётеборг. Люси считает, что я преувеличиваю. Но, по-моему, я просто констатирую факт. Время близилось к половине девятого. Гостиницу я в Дании не заказывал. Остановился в заведении, расположенном возле шоссе между Копенгагеном и Роскилле. Очень удобно. Наутро я отправлюсь дальше, на полуостров Шелланнс-Одде, а оттуда морем в Эбельтофт, где живут Ребекка и Дидрик. Автомобиль будет при мне. До семейства Стиль я доберусь примерно к десяти утра. Я точно знал, что ищу, так что найти их не составит труда. Ребекка была зарегистрирована в Дании как владелица недвижимости, и я без проблем получил адрес от датских властей. Эбельтофт, деревушка в пятидесяти километрах от Орхуса, — странный выбор. Почему не Копенгаген? Дидрику было бы куда легче мотаться туда-сюда.

Сразу после полуночи я погасил свет. Закрыл глаза, лег на спину и ждал сна, в общем-то не надеясь, что он придет.





35

Суббота — воскресенье




Я ошибался. К собственному удивлению, заснул мгновенно. Но во сне вернулись кошмары. Страшнее прежнего. На сей раз меня, словно зверя, преследовали под дождем в каком-то темном квартале. С каждым шагом я все больше чувствовал усталость и страх. Знал, что мне не уйти. Знал, что меня застрелят.

Грянул выстрел, я закричал. Словом, на сей раз было не так, как когда я стрелял в реальности. Пуля настигла его, и он не сказал ни слова. Но я во сне закричал. Громко, пронзительно. И снова меня волокли по грязной промзоне. Снова закапывали живьем. И снова я проснулся в холодном поту, с криком, застрявшим в горле.

Никогда уже я не стану прежним, подумал я, сбросив одеяло и направляясь в ванную. Никогда, черт меня побери.

Ночами мне не давало покоя прошлое, а днем — настоящее. Когда через несколько часов зазвонил будильник, я лежал без сна, глядя в потолок. Машинальные движения, одно за другим. Я встал под душ. Открыл кран. Помылся, обсушился. Достал из несессера бритвенные принадлежности. Почистил зубы. Оделся, вышел из номера и расплатился у портье за ночлег.

— Вы довольны?

— Конечно. С удовольствием остановлюсь у вас снова.

Я никогда сюда не вернусь. Гостиница не из тех, где я привык останавливаться, да и расположена не в таком месте, где я очень уж часто бываю. Но обременять портье подобными сведениями ни к чему, и я почел за благо промолчать. Сделал лишь то, что, полагаю, делали все остальные постояльцы, — расплатился и вышел. Сел в машину и поехал дальше.

До Шелланнс-Одде восемьдесят километров. Не помню, о чем я думал по дороге туда. Наверно, размышлял о том, что благодаря широкой автомагистрали первые десятки километров быстро остались позади, а вот последний отрезок пути, когда ехать пришлось по узким дорогам, занял гораздо больше времени. Наверно, думал о солнце, которое лишь изредка выглядывало из-за туч, и тогда трава сразу казалась намного зеленее, море — намного синее, а дорога — намного серее. А может, вообще ни о чем не думал. Я очутился в умственном тупике. Мысли затянулись в гордиев узел. И я бросил попытки привести в порядок идеи и путеводные нити. Придется Дидрику проделать грубую работу, добровольно или по принуждению. Я не сдамся, пока он не выложит все, что знает. Пока не расскажет, чем занимается.

И пока не найду Мио. Которого увела из детского сада Ракель, знакомая его мамы. Как, черт побери, удалось исключить ее из расследования пропажи Мио и бегства Сары? Не в пример всем остальным.

На коротком отрезке пути от Шелланнс-Одде до Эбельтофта поднялся ветер. Катамаран качало. Пассажиры стояли в очереди за кофе и свежими бутербродами, а я молча сидел, глядя на море. Жаль, Беллы со мной нет. Она обожает всевозможные лодки и суда и в восторге от моря. Ее дед говорил, что никогда не встречал ребенка, который настолько не боится воды. В груди защемило, когда я подумал о Беллином деде. Единственном из семьи зятя, кому симпатизировал. Ради Беллы я сохраню память о нем. Расскажу ей, чего он достиг в жизни, что сделало его таким хорошим человеком.

Вот и причал, я съехал с парома. Дом Дидрика располагался у моря, в нескольких километрах от центра Эбельтофта. Меньше чем в пяти минутах езды от гавани. Я толком не помню, о чем конкретно думал, подъезжая к его дому, зато очень хорошо помню, как себя чувствовал.

Меня трясло, руки взмокли от пота. Остановился я на некотором расстоянии от Дидрикова участка. По одну сторону дороги раскинулось просторное красивое поле. По другую тянулись дома. Дидриков был последним.

Он здесь? Здесь вообще есть хоть кто-нибудь? Ведь на неделе я видел Ребекку в Стокгольме. Возможно, дом пуст. Возможно, вся семья в Стокгольме.

Сердце словно бы билось о ребра. Ощущение крайне неприятное, и на миг я решил, что меня вот-вот хватит самый настоящий инфаркт. А в таком случае стратегически опасно, что, кроме Дидрика, мне здесь больше не на кого рассчитывать. Дрожащими руками я принялся разыскивать мобильник, по которому мог связаться с Люси.

Я умираю, детка. Позаботься о Белле.

Но тут я одумался. Хлопнул ладонями по рулю, возмущенный собственной слабостью и злой. Черта с два я умру, сидя в машине на датской дороге. Черта с два умру, так и не выяснив, что скрывает Дидрик. Вдруг меня вообще неверно информировали? Вдруг Дидрик вообще не настолько важен, как я воображаю? Но что-то он наверняка расскажет. Иначе я дальше не продвинусь, ведь расспросить больше некого. Ракель исчезла, остальные умерли.

Такие вот слова и мысли в конце концов заставили меня открыть дверцу и выйти из машины. Инфаркта не случилось. Пульс успокоился, ладони высохли. Я решительно захлопнул дверцу машины и нажал на ключе запирающую кнопку. Затем, кажется, выпрямился в полный рост и зашагал к дому Дидрика. Помнится, я думал, что готов ко всему, что бы ни увидел и ни услышал. Думал даже, что ничему не удивлюсь.

Глупость. Большая глупость.





* * *


Традиционный дом — деревянный, красный. Углы белые, крыша уступчатая. В нижнем этаже множество больших окон. Так я и увидел их, еще с улицы. Сквозь эти окна, сквозь дом. Они завтракали на заднем дворе. Светило солнце, ветер не был и вполовину настолько силен, как в открытом море. Дидрик и Ребекка сидели друг против друга, каждый чистил свое яйцо. Рядом, тоже друг против друга, сидели еще двое, которых я не знал. Примерно мои ровесники. Вероятно, заехавшие в гости знакомые? Или соседи?

День выдался совершенно безмятежный. Ни души кругом. Это и радовало меня, и тревожило. Уединение — штука хорошая. Правда, не только для меня, но и для Дидрика.

Час пробил. Медлить больше нельзя. И я, обратившись в воина, вооруженный только собственным интеллектом, ступил прямо на Дидриков участок. Ступил без тени сомнения. Шел, как машина. Когда я обогнул угол, Ребекка рассказывала о чем-то, что, похоже, веселило компанию за столом. Она сидела ко мне спиной и потому не видела меня. Но Дидрик увидел. Выражение его лица изменилось так быстро, что я буквально заставил себя идти дальше, как ни в чем не бывало. Сперва взгляд, который отчетливо показал, что, в шоке от моего появления, он меня не узнал. Затем внезапное удивление. И наконец, ярость. Но я не остановился.

— Привет, — сказал я. — Извините за вторжение в субботнее утро.

Ребекка стремительно вскочила на ноги. Я виновато улыбнулся и невозмутимо огляделся по сторонам.