Мио-блюз

Человек, который не хочет, чтобы его запомнили, не должен выделяться. Его одежда не должна бросаться в глаза, он не должен пить слишком много или слишком мало, не должен говорить слишком громко. В сольнском баре все пошло не так. Один я был в рубашке. И ухоженным выглядел один я. Но ничего уже не поделаешь, раз я открыл дверь и шагнул в помещение.

Когда я подошел, женщина встала, протянула руку:

— Мария.

— Мартин, — представился я.

Мы сели.

— Вы явно чем-то важны для Бориса, иначе, думаю, вас бы сейчас не было в живых, — сказала она.

Деловито, будто говорила о погоде.

— Вот как?

— Такие хреновые заказы, как нынче вечером, либо выполняют сами, либо не выполняют вообще, вот что я вам скажу.

О чем она говорит?

— Полагаю, вы знали, что я найду, когда попаду внутрь, — продолжала она.

Я покачал головой:

— В том-то и штука. Я не знал, что найдется в том доме. Потому и хотел, чтобы кто-то проник туда и все осмотрел. Я хотел знать, есть ли там следы присутствия детей.

— Следы присутствия детей, — повторила она, вскинув голову.

Волосы у нее были длинные, собранные в хвост. Лицо без косметики. Ресницы светлые, чуть ли не прозрачные. Нос в веснушках. Глаза светлые, как льдинки. Точно завороженный, я искал объяснение, почему именно она стала членом Борисовой организации. Она не походила ни на кого из тех, кого я видел с ним рядом. В ней не было ничего от их грубости, от их закалки. Правда, мое знакомство с Борисовой сетью было весьма ограниченно.

— Ладно, с этого и начнем, — сказала она. — Со следов детей.

Она достала из сумочки мобильник. Внимательно глядя на дисплей, нажала несколько кнопок.

— Вот. — Она протянула мне мобильник. — Один из двух детских следов.

Я взглянул на дисплей. Фотография упаковки с лекарством. Стесолид — ректальный раствор для лечения, например, разных форм судорог.

— А при чем тут дети? — спросил я.

— Увеличьте фото, — коротко бросила она.

Я увеличил. Снимок уже не умещался целиком на маленьком дисплее. Я водил пальцем туда-сюда, скользил взглядом по фотографии. И наконец увидел. Прочитал про себя:

Дозировка:

детям с весом 5–12 кг (от ок. 3 мес. до 2 лет): 5 мг;

детям с весом более 12 кг (примерно от 2 лет и старше): 10 мг;

взрослым: 10 мг.



Предпоследняя строчка была подчеркнута.

— Ребенок, о котором идет речь, страдал эпилепсией или иной спазматической болезнью? — спросила Мария.

— Понятия не имею, — ответил я.

Но постараюсь выяснить, и как можно скорее. Мио пропал, когда ему было четыре года. Вряд ли речь шла об эпилепсии, возможно, судороги у него случались от высокой температуры. У Беллы такое было однажды, в двухлетнем возрасте. Я думал, она умрет прямо у меня на глазах. Воспоминание о тогдашней панике заставило меня отложить мобильник.

— На упаковке не было имени?

— Увы, нет. Его оторвали.

— А фамилии врача, который выписал рецепт?

— Она была на том же оторванном клочке. В упаковке оставалось только две ампулы. Она лежала в шкафчике в ванной.

— А что еще вы нашли? — спросил я, стараясь скрыть нетерпение в голосе. — Вы говорили, что следов два.

Она снова взяла в руки телефон.

— Вот.


Еще один снимок.

Пара желтых резиновых сапожек.

Я сразу вспомнил слова Сюзанны, воспитательницы из детского сада. В окно она видела, как Мио уводили. Двор был освещен плохо. Но при свете фонарей она узнала его желтые резиновые сапожки.

Пульс у меня участился. Впервые я вышел за пределы шатких теорий и сомнительных свидетельских показаний. Передо мной — конкретное доказательство, подтверждавшее то, что я слышал от свидетельницы, которая даже не назвала своего настоящего имени.

— Размер? — спросил я.

— Двадцать шестой. Я нашла их в дальнем углу гардероба.

На размер больше, чем у Беллы.

— А как вообще выглядел дом? На ваш взгляд, там кто-то живет?

Мария кивнула.

— Да. В корзине грязное белье, под мойкой ведро с мусором. Без запаха, значит, стоит там недавно.

Тем не менее в полдень, когда я там побывал, дом пустовал. Как и недавно, когда туда наведалась взломщица.

— В доме была и мужская, и женская одежда?

— Вся одежда, какую я видела, была дамских размеров. А в шкафу — несколько пар туфель на высоком каблуке.

— Детской одежды не было?

— Нет. Если не считать резиновых сапожек.

Я незаметно глянул на часы. Не стоит засиживаться слишком долго.

— Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли, — сказал я. — Непременно сообщу Борису, и вы получите хорошее вознаграждение. Я…

— Мы еще не закончили. — Она говорила тихо, но отчетливо. — Помните, что я сказала, когда вы пришли?

Разумеется, я помнил, хотя предпочел бы забыть.

— Вы сказали что-то о хреновом заказе.

И что меня бы не было в живых, но об этом я умолчал.

— Кто-нибудь знал, что вы собираетесь вломиться в этот дом? — спросила Мария. — Отвечайте честно.

На секунду я подумал, не вооружена ли она, но обе ее руки лежали на столе. Ногти коротко подстрижены и не накрашены.

— Никто не знал, — сказал я. — Кроме Бориса.

Даже Люси не знала, подумал я.

— Проникнуть в дом, не нанеся определенного ущерба, было невозможно, — сказала Мария. — Поэтому я решила совершить весьма топорный взлом. Повреждения довольно серьезные, я хотела, чтобы все выглядело по-любительски.

— О’кей, — сказал я, просто чтобы не молчать.

Сам бы я до такого нипочем не додумался. Глупо, конечно, с моей стороны. Чего уж лучше, если взлом выглядит как дело рук наркомана.

— По естественным причинам я, напротив, не хотела оставлять следы, которые могут меня выдать, — продолжала Мария. — И это, скорее всего, вызовет у полиции подозрения. Ну, что человек, совершивший топорный взлом, постарался не оставить отпечатков пальцев, волос или еще какой-нибудь чепухи.

Она пожала плечами, и я молча кивнул, показывая, что слежу за ее мыслью.

— Вот такие дела, — сказала она. — Я сделала все, что могла, и в целом все прошло благополучно. Если бы не чертовски неприятный сюрприз, который ждал в гостиной.

Я инстинктивно заерзал на стуле.

— О’кей?

Она наклонилась вперед. Клянусь, я мог пересчитать все веснушки у нее на носу.

— Не о’кей, Мартин. Совсем не о’кей.

Я развел руками, неуместно широко.

— Да скажите же, что пошло не так, черт возьми!