Минута до полуночи

– Что случилось? – спроси Ларедо, держа ладонь рядом с рукоятью пистолета.

В ответ Лили слабо указала в сторону музея.

– Это… там, – едва дыша, прошептала она.

Взгляды Ларедо и Пайн обратились к входу в музей.

– «Это»? – спросила Пайн.

– Сзади. В… форме. О, это ужасно, – прошептала Лили.

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Пайн посмотрела на Блюм и жестом попросила ее с ней остаться.

Затем они с Ларедо распахнули дверь музея, вошли и оказались в окружении реликвий Гражданской войны в застекленных шкафах-витринах, на стенах висело оружие. В центре зала стояла крупномасштабная модель Андерсонвиллской тюрьмы, с двойным частоколом вокруг, фигурками заключенных, сторожевыми башнями, тентами и песком.

За черными заграждениями с информационными табличками стояли манекены в военной форме. Возле другой стены – женщина, одетая во все черное, в шляпке и с черным зонтиком. А рядом с ней солдат в шляпе, с золотой перевязью и саблей.

Первой это заметила Пайн, и даже ее закаленные нервы дрогнули.

Ларедо посмотрел туда, куда повернулась Пайн и зашипел.

– Проклятье, что?..

Они подошли к черной ограде, у которой стояли еще два солдата-манекена с ружьями в руках; за спинами у них висели флаги Конфедерации. Пайн даже не стала смотреть в их сторону. Ее взгляд остановился на маленькой фигурке между ними. Она решила, что это тот самый мальчик-барабанщик, одетый в серую форму повстанцев, с барабаном, висевшим на белой ленте на плече, и двумя палочками в руке. Вот только, в отличие от остальных фигур, эта когда-то была живым, дышащим человеком.





Глава 46




Окна закрыли коричневой бумагой, чтобы посторонние не заглядывали в музей, перед входом натянули полицейскую ленту. Неподалеку слонялась небольшая группа зевак, некоторые пытались заговорить с полицейским, стоявшим возле двери. Все выглядели встревоженными и расстроенными.

Внутри атмосфера оставалась напряженной.

Пайн и Блюм стояли рядом с телом. Оно по-прежнему оставалось в форме, бригада экспертов заканчивала работу, делая последние снимки.

Жертве было около десяти лет, мальчик, латиноамериканец.

Пайн смотрела на пару больших карих глаз, которые больше никогда ничего не увидят. Возможно, последнее, на что они смотрели, был убийца.

– Убийство всегда бередит душу, – пробормотала Блюм, глядя в сторону. – Но когда жертва ребенок… – Она больше ничего не сказала, но этого и не требовалось.

Ларедо и детектив Уоллис беседовали с двумя помощниками шерифа в форме. Лили, потрясенной служительнице музея, позволили уйти, предварительно задав ей необходимые вопросы.

Она рассказала, что пришла в музей, как и в любое другое утро. Убрала сумочку и заварила чашку чая. Затем начала работать над новым экспонатом в задней части музея, но ее внимание привлекло нечто необычное.

– Манекен был белым, – сказала Лили. – А он… он – нет.

Они почти сразу разобрались, каким образом тело сохраняло вертикальное положение: под формой находился кожаный ремень, концы которого были прикреплены к шурупу на стене.

Перед мысленным взором Пайн появилась маленькая футболистка по имени Холли. Пайн удалось спасти ей жизнь, а этому мальчику – нет. Она потерла глаза, не столько чтобы лучше видеть, сколько стараясь разогнать туман в голове.

У нее не получилось.

К ней подошел Ларедо.

– Нигде нет следов взлома, – сказал он. – Леди ушла вчера вечером около половины седьмого. Должно быть, у преступника был ключ.

Пайн кивнула.

– Перед главным входом, над крыльцом, установлена камера наблюдения, – сказала она. – Я обратила на нее внимание, когда мы входили. Кроме того, есть еще задний вход. Вероятно, он пришел оттуда и принес жертву. И у него было полно времени, чтобы подготовить… – Пайн замолчала и посмотрела на ребенка.

– Верно, – сказал Ларедо, проследив за ее взглядом.

– Что-нибудь уже известно о жертве? – спросила Пайн.

– Пока нет, – покачал головой Ларедо. – Прошло слишком мало времени.


– У нас его больше нет, – заявила Пайн. – А убийца не станет останавливаться из-за того, что мы от него отстаем.

К ним присоединился Уоллис.

– Это ужасно, – сказал он. – Ребенок, – детектив покачал головой.

Пайн кивнула.

– Я спросила Лили, не видела ли она кого-то, кто вел себя странно, или посетителей, которых она не узнала, – сказала она. – Но, конечно, когда собираются энтузиасты, которые намерены восстановить события Гражданской войны, появляется много новых людей. Более того, по ее словам, в последнее время музей пользовался огромной популярностью.

– Послушайте, может быть, отец или мать мальчика вовлечены в индустрию порнофильмов? – предположил Ларедо.

– Если и так, – ответила Пайн, – они должны были заметить исчезновение сына. – Я попрошу, чтобы его фотографию показали жителям города. Не исключено, что кто-то его узнает.

– Сначала пустынное место на главной улице, всего в нескольких кварталах отсюда, – сказал Ларедо. – Потом кладбище. Теперь музей.

– А что относительно Бет Клеммонс? – вмешалась Блюм.

– Я не вижу ее как часть галереи жертв, – сказала Пайн. – Просто она представляла для убийцы опасность. Он не стал ее переодевать или переносить в другое место. Клеммонс убили, чтобы она молчала.

Ларедо покачал головой.

– Но мы выяснили из другого источника, что все трое снимались в фильмах, причем вместе, – возразил он. – И Клеммонс нам для этого не потребовалась.

– Из чего следует, что Клеммонс знала что-то еще – и весьма важное, – сказала Пайн.

– В таком случае она должна была умереть, – сказала Блюм. – Сразу после смерти Гиллеспи. Убийца понимал, что рано или поздно мы вернемся, чтобы задать ей новые вопросы.

– Совершенно верно, – согласилась Пайн.

– Я позабочусь о том, чтобы распространить в городе описание мальчика и портрет, – пообещал Уоллис и опустил глаза. – Мы будем вынуждены использовать это изображение. Другого у нас нет.

– Мы также можем провести его через наши базы данных, – сказал Ларедо.

– И через Национальный центр пропавших и эксплуатируемых детей, – добавила Пайн.

Уоллис кивнул и отправился выполнять свое обещание.

Блюм подошла к Пайн.

– Преступник изменил основную тему, – тихо сказала Пайн.

– Ты имеешь в виду фату и смокинг? – уточнила Блюм.

– Однако он одел мальчика в форму, взятую в музее, и… – Пайн замолчала, не сводя глаз с тела, потом опустилась перед ним на колени.

– Эй, я пытаюсь сделать панорамные фотографии, если вы не против, – громко сказал один из техников.

Пайн повернулась и одарила его таким взглядом, что он быстро отступил и начал возиться с фотоаппаратом.

– Что это? – спросила Блюм, присаживаясь на корточки рядом с Пайн, Ларедо смотрел через ее плечо.

Пайн достала из кармана пару перчаток из латекса и аккуратно расстегнула ворот куртки мальчика. Она заметила тонкую серебряную цепочку у него на шее и, вытащив ее из-под одежды, подняла вверх.

– Амулет со святым Христофором, – сказала Блюм.

Пайн кивнула.

– Да, так и есть. – Она провела пальцем по поврежденной части. – Посмотри на зазубренную кромку. Что-то настолько сильно по ней ударило, что повредило металл.

– Нам известна причина смерти мальчика? – спросила Блюм.

– Нет, на нем нет видимых ран. Следы удушения также отсутствуют. И на шее нет отметин от веревки.

– Значит, яд?

– Я даже не знаю. – Пайн оглядела голову мальчика. – Шея повернута под странным углом.

– Ты думаешь, она сломана? – спросил Ларедо.

– Вполне возможно.

Она подозвала фотографа и попросила его сделать несколько снимков амулета.

К этому моменту к ним снова подошел Уоллис, и Пайн указала на подвеску.