Минута до полуночи

– А вы знали, что у нее был ребенок?

Клеммонс была ошеломлена.

– Что? – прошептала она. – Господи, вы серьезно?

– Это также стало известно после вскрытия.

– Она… нет, никогда. Я понятия не имела. Господи, это так… – Ее голос дрогнул, и она принялась грызть заусенец.

– А Ханна не рассказывала о своих родственниках, с которыми следовало связаться, если с ней что-то случится? – спросил Уоллис.

– Нет, она ничего не говорила. Никто из ее семьи сюда не приезжал. И никакого ребенка, совершенно точно.

– Мы можем посмотреть ее комнату? – спросил Уоллис.

– Думаю, да. Она там.

Клеммонс отвела их в спальню Ребане и вернулась в гостиную.

Они втроем оглядели просторную спальню и смежную с ней ванную комнату.

Пайн подумала о женщине, которая уже никогда сюда не вернется, потом ее мысли вернулись к текущим проблемам.

– Ну, за дело, – сказала она.





Глава 22




Час спустя Пайн сидела на кровати и наблюдала, как Блюм и Уоллис продолжают изучать вещи и жизнь погибшей женщины по имени Ханна Ребане.

Уоллис вышел из ванной комнаты.

– Ничего интересного, – сказал он, покачав головой.

Блюм закрыла последнюю дверцу встроенного стенного шкафа и повернулась к Пайн.

– У нее одежда от известных дизайнеров, туфли и сумочки, – отметила Блюм. – Настоящие, никаких подделок.

– Но телефона нет, хотя зарядное устройство имеется, – сказала Пайн, указывая на встроенный в стену возле кровати маленький письменный столик, за которым из розетки торчала зарядка.

– Если она взяла телефон, то почему оставила зарядное устройство? – спросил Уоллис.

– Может быть, думала, что вернется раньше, чем оно ей потребуется, – ответила Пайн. – Если она собиралась ночевать дома, то не стала бы брать его с собой. В таком доме должны быть внешние камеры. Давайте просмотрим записи, чтобы выяснить, когда она уходила и приходила. И что еще важнее, кто был вместе с ней.

Они вернулись в гостиную, где Клеммонс пила чай.

Пока Уоллис ходил договариваться с охраной здания по поводу записей камер наружного наблюдения, Пайн и Блюм сели напротив расстроенной женщины.

– У Ханны была машина? – спросила Пайн.

– Нет. Как и у меня. Если мы собирались куда-то ехать, то пользовались «Убером» или «Лифтом», или брали машину в аренду. Обычно отсюда мы могли дойти пешком до любого места, которое нам требовалось. Вот почему мы выбрали именно этот дом.

– Поколение миллениалов, – заметила Блюм. – Когда я в шестнадцать лет получила права, то сразу стала откладывать деньги на собственную машину.

– Значит, если она отсюда уехала, то вызвала бы такси? – спросила Пайн.

– Да.

– Вы не видели ее телефон?

– Нет. Наверное, она взяла его с собой.

– А у нее был лэптоп, планшет или что-то в таком же духе?

– Нет, только телефон. Она пользовалась только им.

– Ну, мы можем проверить по ее счету, какое такси она вызывала, – сказала Пайн, бросив взгляд на Блюм. – И попытаться проследить ее передвижения по сигналу сотового телефона. – Она снова повернулась к Клеммонс. – А вы не беспокоились из-за того, что ваша подруга не вернулась домой? Не обратились в полицию, чтобы ее объявили в розыск?


– Нет. Ханна и прежде исчезала на несколько дней. Три или четыре, потом она возвращалась живая и здоровая.

– А она вам рассказывала, где была?

– Нет, и я не хотела проявлять излишнее любопытство.

– Она находилось под воздействием наркотиков, когда возвращалась?

Клеммонс выглядела смущенной.

– Я не знаю, – ответила она. – Вполне возможно.

– Она исчезала на несколько дней регулярно, все время, что вы жили с ней, или это началось только в последнее время? – задала следующий вопрос Пайн.

– Это началось в прошлом месяце – она уходила и проводила где-то ночи. Хотя могла совершенно спокойно приводить парней сюда. Я так делала, и мои приятели у меня оставались. Обычное дело.

– Ханна не говорила о своих знакомых мужчинах? Вы не видели фотографий в ее телефоне?

– Нет.

– А в социальных сетях, «Фейсбуке», «Твиттере», «Инстаграме» или еще где-то?

– Да, она ими пользовалась. Но не в последние шесть месяцев. Мы обе отказались от «Фейсбука». У нее есть «Инстаграм», только она уже давно не публиковала там ничего нового.

– Она это как-то объясняла?

– Нет, и я никогда не спрашивала. Некоторым людям просто надоедает постоянно этим заниматься. К тому же у нас не было огромного количества подписчиков, и мы не могли зарабатывать, публикуя там свои фотографии или что-то рекламируя. Нам далеко до семейства Кардашьян или чего-то похожего.

– А у вас есть теория относительно того, что могло случиться с Ханной?

Глаза Клеммонс наполнились слезами.

– Нет, но я бы хотела знать, – ответила она. – Ханна была очень милой, и я не понимаю, почему кто-то захотел причинить ей вред.

– Ну, возможно, даже к лучшему, что вы не понимаете людей, способных делать такие вещи, – твердо сказала Пайн. – Потому что это очень темное место.

Слова Пайн заставили Блюм бросить на нее быстрый взгляд.

– Ну да… наверное, – пробормотала Клеммонс, вытирая глаза.

– Значит, если не считать того, что Ханна больше не хотела сниматься в фильмах для взрослых, когда вы с ней ужинали в последний раз, вы не заметили ничего необычного? – спросила Пайн. – Она была напряженной, рассеянной? Может быть, напуганной?

– Пожалуй, нет. Мы поужинали, и все. Я удивилась, что она собиралась отказаться от такой выгодной работы, но вполне ее понимала. Я сама планирую заниматься этим еще пару лет, а потом пойду в медицинское училище. У медиков всегда есть работа.

– Разумное решение, – сказала Блюм. – Так ваша жизнь будет иметь больше смысла.

– Надеюсь, вы меня не осуждаете, – нахмурившись, проговорила Клеммонс.

– Я бы могла солгать и сказать вам «нет», но все постоянно судят решения других людей, – сказала Блюм. – А моя мать вообще была королевой по этой части.

– Вы говорите как моя мать, – вздохнула Клеммонс.

– Я бы вполне могла быть вашей матерью. Уверена, что она хочет, чтобы вы были счастливы и вам не грозила опасность. Я уже не говорю о том, что карьера медсестры безопаснее жизни актрисы, снимающейся в фильмах для взрослых, – достаточно посмотреть на статистику.

– Но там платят очень хорошие деньги.

– Конечно, Бет. В этом все дело. Но разве вы не хотели бы помочь ребенку выздороветь, вместо того чтобы помогать кончить взрослому актеру?

– Вы очень прямой человек.

– Я прожила достаточно долго, чтобы понимать, когда требуется вежливость, а в каких случаях прямота дает необходимый результат. И я желаю вам всяческой удачи.

Пайн и Блюм встали, и Пайн протянула Клеммонс визитку.

– Если вам придет в голову еще что-то, пожалуйста, дайте мне знать, – сказала Пайн.

Клеммонс посмотрела на визитку.

– А вы сообщите мне, если сумеете найти того, кто это сделал? – спросила она.

– Мы сообщим, – обещала Пайн.

Она наклонилась, чтобы завязать шнурки, бросила загадочный взгляд на Блюм, и они ушли.