Минус восемнадцать

Теодор сидел на спинке скамейки с зажженной сигаретой в зубах и искал в мобильном песню Doolittle группы Pixies. Ирония состояла в том, что раньше его отец с пеной у рта доказывал, что есть группы гораздо лучше, чем, например, Мэрилин Мэнсон. И старик на самом деле оказался прав.

Парень сделал затяжку и оглядел школьный двор, полный ботаников. Сегодня днем папаша тоже явно не собирается ему звонить. Конечно, эти звонки — полная бессмыслица и сплошное притворство, ведь он только делает вид, что все супер и в полном гребаном порядке. Но сейчас, когда отец не звонил, Теодору, как ни странно, этого не хватало.

К счастью, он мог смотреть на Александру. Она бегала по баскетбольной площадке и закидывала в корзину один мяч за другим. На ней была зеленая кепка клуба «Бостон Селтикс». Теодор не любил кепки — они напоминали ему детские шапочки. Маленькие говнюки с застывшими соплями под носом. Хотя Александре кепка очень даже шла. Какие бы заношенные шмотки она ни надевала, на ней все смотрелось потрясающе.

Словно услышав его мысли по прямому проводу, она с улыбкой повернулась к Теодору и остановила на нем взгляд, чтобы убедиться, что он смотрит, когда она кидает с самого дальнего расстояния, и мяч попадает в сетку. Ему захотелось побежать туда и попробовать самому, но он знал, что опозорится и промахнется. К тому же отец еще может позвонить.

Эти чертовы уроды. Понятно, что они должны крутиться вокруг нее. Рилле, Калле и Йонте, или как их там. Теодор был уверен, что Александра чувствует то же самое. Все ее жесты красноречиво говорили о том, что она презирает этих ребят. Однако она подавала им мяч и позволяла принимать участие, такая классная. Она вела, обводила вокруг пальца одного за другим, подпрыгивала и закидывала мяч в корзину, словно законы гравитации на нее не распространялись. Она была настолько лучше их, что просто сидеть и смотреть на нее доставляло огромное удовольствие.

Внезапно один из ботаников сорвал с нее кепку и бросил дальше другому. Теодор молниеносно соскочил со скамьи и бросился через школьный двор. Он даже не успел принять какое-либо решения. Разум словно поставили на паузу, и всем заправлял инстинкт. Пульс, похоже, взял верх над временем и вытолкнул Теодора на баскетбольную площадку так быстро, что он не успел отреагировать.

Последние два года он только и делал, что вел себя спокойно.

Достаточно крепко схватить блондина за капюшон.

Каждый раз ему удавалось побороть желание и не позволять колкостям сорваться с губ.

После этого сильный рывок.

Никогда не доходило до угрозы.

Вместе с хорошо направленным ударом в икры.

Никогда даже не сжимал кулаков.

После чего этот идиот потерял равновесие и упал навзничь.

Удар по лицу. Он уже представил себе, как костяшки пальцев попадают в челюсть, и третий удар кончается вывихом. Как при виде крови из сломанного носа начинает пульсировать его собственная кровь, требуя еще адреналина. Но тут прозвенел звонок — перемена закончилась. Теодор очнулся, остановил себя и довольствовался сжатым кулаком и угрозой. После чего поднял кепку с асфальта, встал и повернулся к Александре.

Она взяла кепку, надела на голову и подарила ему улыбку, которая искупала все.





21




Все ее наличные и пакет с лакричными леденцами. Столько пришлось заплатить Дуне, чтобы заставить блондина рассказать, где можно найти окровавленную женщину — на заброшенном заднем дворе за велосипедным магазином на той же улице недалеко от ночлежки. К счастью, у нее с собой было только восемьдесят шесть крон. Хуже обстояло дело с солеными лакричными леденцами, на которые она подсела после первого посещения Швеции. Она отдала мужчине свой последний пакетик, и теперь за леденцами придется ехать на другую сторону пролива.

По иронии судьбы задний двор находился напротив пиццерии, где пировал Магнус. Если бы он оторвал глаза от своей несуразной пиццы и посмотрел в окно, то увидел бы, как Дуня пробирается по узкому темному проходу между стеной дома и гаражом с написанной от руки табличкой «парковка запрещена», которую водители полностью игнорировали.

Она не знала, что задний двор был прибежищем для бездомных. Но учитывая, что тот находится к югу от центра города, а окровавленная женщина шла на север по улице Стенгаде, не исключена вероятность, что она вышла именно из этого двора.

Хотя Дуня еще не заходила вовнутрь и дошла только до половины тесного прохода, воздух уже загустел и пах смесью влажной шерсти и общественного писсуара. Она остановилась, достала пистолет, сняла его с предохранителя и, держа перед собой обеими руками, пошла дальше.

Сам по себе двор был темным и запущенным. Здесь и там стояли магазинные тележки. Некоторые — с одеждой, объедками и прочим мусором — были перевернуты. Под рифленой пластмассовой крышей, вообще-то предназначенной для защиты велосипедов от дождя, лежали груды старых грязных матрасов, спальных мешков и одеял. Все это хаотичное нагромождение пахло мочой.

Но никаких бездомных здесь не наблюдалось — по какой-то причине они бросили все свои пожитки. Даже мешки для мусора со стеклянной тарой, которую наверняка собирали неделями. Может быть, им ничего не оставалось, кроме как сбежать. Но в таком случае почему?

И тут Дуня увидела.

Ботинок.

Сначала она подумала, что его просто забыли, как прочий хлам. Но приглядевшись, увидела, что ботинок надет на ногу, торчащую из-под слоя одеял. Ясно, что женщина говорила именно об этом человеке. Некий Йенс, который никогда никому не причинил зла. И смех остальных — их было слишком много, и она не осмелилась вмешаться.

Дуня подошла к стоптанному левому ботинку — большому, как минимум сорок пятого размера, может быть, больше — и осторожно приподняла одеяла. Рядом лежал правый ботинок и обе брючины, которые закрывали груды грязных покрывал. Она несколько раз слегка пнула ботинки ногой, но никакой реакции не последовало. Тогда она отбросила два последних одеяла, и обнажились брючины, которые сверху были темнее, чем снизу. Сначала она решила, что это моча, но потом поняла.

Честно говоря, она не знала, что ожидала увидеть. К сожалению, в том, что бомж навсегда закрыл глаза на матрасе под несколькими одеялами, не было ничего необычного. Особенно зимой. Но сейчас не зима. К тому же этот мужчина не просто закрыл глаза. Он истек кровью.

Дуня уже поняла, что имеет дело с убийством, но не от этого у нее перехватило дыхание. И не от широко раскрытых глаз, и не от метрового пятна засохшей крови на матрасе под телом.

Нет, ее взгляд остановился на грудной клетке, которая была так неестественно глубоко вдавлена, что все ребра наверняка были сломаны. Она отвела взгляд, но у нее перед глазами стояло, как асфальтовый каток медленно едет вперед-назад по беззащитному телу.






22




Пора просыпаться, подумал Фабиан, сворачивая на парковку рядом со зданием полиции в поисках свободного места. Они с Лильей собирались поехать в Лунд, чтобы встретиться с генеральным директором «Ка-Чинга». Но после зашифрованного сообщения Утеса о том, что они с Эльвином якобы нашли объяснение, они поехали обратно в участок на экстренное совещание.

Позвонила Соня, и только с помощью силы воли Фабиану удалось противостоять инстинкту, который приказывал ему притвориться недоступным и не отвечать на ее звонок.

— Фабиан Риск слушает.

— Алло, ты же видишь, что это я, — со смехом сказала Соня.

— Э… я сижу в машине, — сказал он, сразу же пожалев, что не послушался инстинкта. — Выходит, ты проснулась.

— Да, вчера все немного затянулось.

Ему хотелось спросить, что она делала и с кем праздновала. Но что-то подсказывало ему, что лучше не трогать эту тему.

— Надеюсь, тебе было хорошо.

— Лучше не бывает. Не помню, когда я последний раз так много смеялась.

— Хорошо. Сейчас я еду на важное совещание. Поговорим подробнее сегодня вечером.

— Отчасти поэтому я и звоню. Ты помнишь этого коллекционера из Арильда Алекса Уайта?

Фабиан ничего не ответил, хотя слишком хорошо знал, кто такой этот Алекс Уайт. Одно только имя вызывало у него раздражение.

— Ты знаешь, о ком я говорю. Я вас вчера познакомила. В общем, он предоставил мне полную свободу в его доме.

— Чтобы делать что? — Фабиан сразу же пожалел, что заговорил таким тоном. Но было уже поздно.

— Что угодно. В этом весь смысл. Он обещал купить одну из моих работ. Потрясающе, правда?

— Конечно, поздравляю, — отозвался он, проходя мимо рецепциониста Флориана Крусе (идеальный пробор, глаза устремлены в монитор). — Ты знаешь, что будешь делать?

— Нет, понятия не имею. Но сейчас собираюсь поехать туда и посмотреть. Сегодня вечером он хочет провести презентацию, так что пожелай мне что-нибудь придумать.

— Иными словами, сегодня вечером ты не придешь к ужину? — спросил Фабиан слишком недовольным тоном. Но у него больше не было сил притворяться. Он был действительно недоволен.

— Приду, но не успею ничего приготовить. Так что придется тебе. А сейчас мне пора. Созвонимся позже. Чао-какао.

Поднимаясь наверх на лифте, Фабиан слышал, как последние слова жены отдаются в нем эхом, словно у него внутри было совершенно пусто.

— Хорошо, тогда начнем. — Утес стоял в торце стола, ожидая, когда можно открыть совещание. Рядом сидел Эльвин на своем специально сконструированном стуле. Оба упрямо отказывались говорить, к чему они пришли, пока вся команда не соберется за столом.

— Все налили себе кофе и взяли по булочке? — продолжил Утес и кивнул на поднос, доверху наполненный свежими булочками с корицей и фисташками.

Фабиан быстро пробежался глазами по настенным доскам, но не увидел ни новых фото, ни каких-либо сенсационных записей, которые могли бы расставить все по местам. Возможно, сделанные коллегами находки лежали в старой потертой папке на столе перед Эльвином.

— Как вы все знаете, мы с Хуго собирали сведения о господине Брисе, и хотя до завершения работы еще далеко, у нас есть версия, как все взаимосвязано.

— Тогда давайте рассказывайте, а то скоро выходные, — сказал Муландер.

— Ты все узнаешь и останешься более чем доволен. Но всему свое время. — Эльвин посмотрел на Муландера без всякого намека на улыбку.

— Хорошо, — отозвался Муландер, ответив таким же взглядом.

— Как вы знаете, мы уже поняли, что Брисе был богат, — продолжил Утес, не обращая никакого внимания на небольшую стычку между коллегами. — И когда Ирен рассказала о разногласиях между Брисе и финансовым директором «Ка-Чинга», мы подумали, что это ответ на наш вопрос. Что мотив преступления — деньги. Ни больше, ни меньше. — Он подошел к одной из досок и обвел символ доллара рядом с фотопортретом Брисе. — И мы начали с того, что связались с его банком, а именно с Торговым банком на улице Гасверксгатан в южной части города. Главным образом с целью получить общее представление о его материальном положении и о том, не было ли за последнее время каких-либо странных операций с его счетами. Сегодня утром Хуго съездил в банк и встретился с его персональным банковским менеджером Рикардом Янссоном. Оказалось, что он стал персональным менеджером Брисе только семь недель назад. Не знаю, что считают все остальные, но меня слегка удивляет тот факт, что через неделю после предполагаемой даты смерти убитый перевел все свои счета и управление фирмой из крупного отделения на Большой площади, которое к тому же находится ближе к его дому, в меньшее отделение в южной части города.

— А у этого Рикарда Янссона нет никакого подходящего объяснения? — спросила Тувессон.

— Его единственное объяснение заключается в том, что он привык работать с крупными счетами, поскольку его клиентами являются и Scandlines, и Zoegas, — ответил Эльвин.

— Но он хотя бы успел встретиться с Брисе? — спросила Лилья. — Если тот уже два месяца как мертв.

Эльвин кивнул.

— Несколько раз, по его словам. Последний раз в прошлую среду, а именно 2 мая в 14:30.

Сначала риелтор, теперь персональный банковский менеджер. Фабиан не знал, что и думать. Оба утверждали, что встречались с Брисе, хотя на самом деле тот был мертв.

— Если еще кто-то считает, что Коса ошибся, могу сказать, что больше нет никакого сомнения в том, что жертва — Петер Брисе, — заключила Лилья, ища одобрения у Фабиана, который кивнул.