Министерство справедливости
Часть 7 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Короче говоря, Лев Ильич был гений, а я просто талант, — не вдаваясь в детали, подвел я итог. — В новом сценарии прошу сделать на это поправку. Сейчас расходимся, еще раз прорабатываем распорядок сеньора Артуро и ищем безопасную локацию. Встречаемся здесь, в моем номере, через два часа. Если будут идеи, можно и раньше. Аста ла виста!..
Выйдя из отеля, я первым делом купил у пожилого гаитянина в киоске путеводитель и сомбреро. После чего, оглядевшись, стал искать глазами какое-нибудь уличное кафе. Ближайшее нашлось в ста метрах, неподалеку от странного памятника: я не заметил его раньше, потому что такси позавчера привезло нас к «Барселоне» с другой стороны.
На низеньком, с уклоном вверх, каменном пьедестале стоял бронзовый макет легкового автомобиля в натуральную величину. Все дверцы были распахнуты настежь — казалось, это не машина, а огромная божья коровка, готовая взлететь. Подойдя к памятнику, я обнаружил на постаменте медные цифры 1, 9, 6 и 1, а под ними — такую же медную надпись «LIBERTAD». Слово переводилось с испанского как «свобода», а что означала дата, я не знал. Едва ли таким способом здесь отметили подвиг Гагарина, но еще меньше это смахивало на год рождения местной автомобильной промышленности. Скорее уж на год ее смерти: бронзовые корпус, дверцы и ветровое стекло были покрыты десятками декоративных отверстий, похожих на пулевые. Да и машина при внимательном взгляде оказалась не какой-то экзотической доминиканской маркой, а просто старым «шевроле».
Солнце припекало затылок даже сквозь сомбреро, поэтому я решил, что с памятником разберусь позже, и поскорее нырнул под белый зонтик кафе. Тощий, как вобла, мулат-официант с нескрываемым воодушевлением притащил мне меню: в час сиесты я был единственным посетителем. Я выбрал себе — по картинке — порцию кокосовых оладий, выдержал небольшую словесную баталию за бутылку простой минеральной воды без газа («но, сеньор, но рон, но капучино, но кола!»), а пока ожидал заказ, открыл путеводитель.
Нашелся там и текст на русском. Вся история Доминиканской Республики умещалась в пятнадцать строк и сводилась к перечислению войн за территорию. Сперва ею владели индейцы, которых изгнали испанцы, которых вытеснили французы, которых опять побороли испанцы, которых одолели американцы, которые тоже не задержались надолго. Уже через пять лет им надоело отвечать за местную чехарду. Они погрузились на корабли и уплыли с острова, позволив здешним военным устраивать перевороты самостоятельно…
— Пор фавор, сеньор! — Официант притащил тарелку с оладьями и зеленоватую бутылку «перье», а в качестве бесплатного приложения включил музыку. Он опознал во мне туриста, но не понял, откуда я, и составил ретро-репертуар наугад, на все случаи жизни.
Первой мне спела Пиаф, за ней в очередь выстроились Азнавур, Челентано, «Битлз», «Модерн Токинг» и кто-то вроде Бритни Спирс, только писклявый. Разноязыкий вокал отбил у меня охоту к чтению. Я принялся лениво листать путеводитель с конца и вскоре убедился в полной победе мировых брендов — ими были усеяны последние пять страниц.
Бренды величаво парили над местной пестротой. Они даже никого не заманивали — просто были. Любой турист, чей желудок сопротивлялся морским гребешкам, жареным с эстрагоном, или мясной похлебке санкочу, знал, что всегда утешится чизбургером с картошкой фри в «Макдональдсе». Покатавшись на велорикше, гость мог затем взять напрокат «мерседес». Без боязни можно было провести незабываемую ночь в бамбуковой хижине с видом на термитник, а затем вернуться обратно в пятизвездочный «Хилтон».
Я уже знал, что в особую зону комфорта попадали те, кто решил остаться в тропическом раю насовсем и кое-что вложить в экономику страны. К транснациональным благам — бытовой электронике от «Самсунга», компьютерам от «Эппл», мебели от «Икеи» и далее по списку — добавлялся здешний бонус: гражданство. Если вклад гостя в экономику был солиден, паспорт ему вручали через неделю. После этого райскую жизнь приезжего было уже нельзя поколебать извне: Доминиканская Республика своих граждан не выдавала.
Я достал из кармана и переложил в книжечку путеводителя два сложенных листа с выжимкой из досье на нашего клиента. Никаким Артуро Вальдесом этот любитель украшений из ларимара, конечно, не был. Всего год назад в его документах значилось другое имя — Демид Ерголин. Когда-то худенький студент Демидка удачно женился на однокурснице — дочери сотрудника аппарата ЦК КПСС, и с той поры тело Ерголина стало быстро округляться, набирая административный вес при всех режимах.
До поры он особо не светился, но уже в конце 90-х легко оттеснил двух фриков, Погодина с Чвановым, от руководства патриотической партией «Почва». Пролез в Думу с лозунгом «Гаси чурок!», был замечен самим Дорогиным и ловко обменял свое полумаргинальное партийное лидерство на солидный пост вице-премьера по военному экспорту. На этой должности он поправился еще килограммов на десять, а сколько там украл — никому в точности не известно. Ходили слухи о выгодной продаже каких-то противотанковых мин, под которые маскировались запретные противопехотные. Они взрывались под ногами аборигенов — но кто считает жизни африканцев? Говорили еще о бракованных зенитных комплексах, будто бы отправленных сразу в две воюющие страны где-то в жопе мира. Зенитчики промахивались по геликоптерам противника, зато с завидной регулярностью сбивали гражданские самолеты, пролетавшие высоко над местом схватки. Торговцы убийственным железом пожимали плечами: при чем тут вообще мы? Этим криворуким макакам надо, мол, было заучивать инструкцию потверже и целиться поточнее.
В последние восемь лет Ерголин заведовал Главкосмосом. При нем спутники перестали выходить на заданные орбиты, а нашим космонавтам на МКС приходилось постоянно клянчить всякие бытовые мелочи у американцев. При нем новенькие с виду ракеты оказывались ржавым мусором и взрывались уже на старте, а ядовитый гептил лился на головы тем, кому не повезло жить вблизи недостроенного космодрома «Источник». Зато у самого Демида Альбертовича дела шли отлично: после каждой аварии он покупал себе то особняк в центре Москвы, то дачу на Рублевке, то участок на Истре, и к концу прошлого года его круглая морда не влезала в кадр протокольной съемки.
После 4 декабря российская недвижимость нашего клиента, понятно, ушла с молотка, но сам Ерголин успел вовремя слинять из страны и унести в жирном клюве изрядно бабла. И вот теперь я тупо брожу указательным пальцем по карте Санто-Доминго из путеводителя и гадаю: где к Вальдесу можно подобраться поближе, но при этом не подвергая риску окружающих? Ведь даже если Великая Вселенская Справедливость бросит на чашу моих весов всего один сюжет с минами, никому вокруг не поздоровится…
От размышлений меня отвлек визг шин: яркий желто-белый экскурсионный автобус съехал с шоссе и резко затормозил метрах в десяти от кафе. Из салона высыпались туристы, по виду японцы — все в синих джинсовых костюмчиках, серых бейсболках и солнцезащитных очках, все с одинаковыми смартфонами в руках и рюкзачками на плечах. От толпы отделилась дама-экскурсовод в униформе под цвет автобуса. Она поманила своих подопечных за собой, ближе к памятнику, и на ходу начала что-то им рассказывать через мегафон. К счастью для меня, языком взаимного общения был английский — ни для кого здесь не родной, а потому простенький. Даже я понимал смысл каждой фразы.
Как оказалось, «шевроле» на постаменте — бронзовая копия машины Рафаэля Леонидаса Трухильо, диктатора Доминиканской Республики, а по-здешнему хефе. Придя к власти в первой половине XX века, генерал Трухильо присвоил себе звание генералиссимуса, превратил страну в доходный семейный бизнес, ввязался в несколько войн и за тридцать лет правления уже совершенно сбрендил: он рассорился со всеми соседями по региону, с оппозицией и с церковью, а у рядовых доминиканцев давно сидел в печенках. При этом он часто ездил без охраны, с одним только шофером, поскольку был уверен, что народ его обожает. Но никто особенно не расстроился, когда машину хефе в упор расстреляли четверо заговорщиков — однажды майской ночью 1961 года, аккурат на этом месте.
Я невольно усмехнулся: ну что за беспечность! Матерый отец нации обязан во всем видеть угрозу своей драгоценной жизни. Невозможно представить, чтобы какой-либо маршрут нашего бывшего П. П. Дорогина, к примеру, не зачищали бы на километр вокруг и на три метра вглубь, а сам Пал Палыч не отправлялся бы куда-то — хоть в сортир — без кортежа бронемашин. Эх, Трухильо, галифе на лямках, босоногое детство диктатуры… Впрочем, даже к самому осторожному из вождей костлявая может явиться без спроса и пропуска. И тогда никакая броня, никакая армия вооруженных охранников ничего не смогут поделать с одной сердечной мышцей, вдруг переставшей сокращаться…
«Гоп-стоп, мы подошли из-за угла. Гоп-стоп, ты много на себя взяла…»
Господи, а это еще зачем?! Похоже, у официанта закончился запас Азнавура, Челентано и «токингов» и из загашника был извлечен русский шансон — громогласный и беспощадный. Мой столик находился на полпути между динамиком кафе и мегафоном экскурсовода, так что я на себе испытал эффект стереофонии: в одно ухо влетали одесские бандюки, а в другое — доминиканские пистолерос. «Теперь расплачиваться поздно, посмотри на звезды… a lone dictator is killed… видишь это всё в последний раз». От сочетания двух стихий трещала башка, но я терпел: уже через несколько секунд в диком месиве звуков мне внезапно почудилось нечто, похожее на подсказку. Это еще было как щекотание в ноздре, которое предвещало возможный — хотя не обязательный — чих. Истина пряталась где-то рядом, но где именно? «There were no outsiders around… гоп-стоп, у нас пощады не проси, гоп-стоп, и на луну не голоси…» Ну-ка, ну-ка, погоди секундочку… Звезды, луна… и без посторонних… Так вот же оно! Ап-чхи!
Воображаю, как удивлялся официант, глядя на меня: одинокий посетитель, забывший об оладьях и минералке, что-то старательно замеряет зубочисткой на карте путеводителя. А еще больше он, наверное, удивился, получив небывалую — при эдаком скромном заказе — сумму чаевых. Что ж, заслужил. За своевременную случайность приплатить не грех.
К себе в номер я вернулся раньше назначенного срока и сразу же эсэмэсками вызвал свою команду. Когда же Ася, Димитрий и Нафталин примчались на зов, я без предисловий объяснил им идею. Поначалу они скептически переглядывались между собой, но я был терпелив и специально повторил для них замеры дважды — второй раз уже на большом плане Санто-Доминго с помощью полотна рулетки. Постепенно недоверие стерлось с их лиц: младший брат их кумира тоже оказался не промах. Он, понятно, не перепрыгнул планку старшего, но уже заметно к ней приблизился. На большее я пока и не претендовал.
— А мы-то даже не рассматривали этот вариант, — покаялся Димитрий. — Думали, дело дохлое, по расстоянию не проходит. Там ведь всё огорожено, и телохранители у него…
— Как видите, проходит даже сейчас, но впритык. Если же здесь, — ткнул я пальцем в план города, — помогут Нафталин и Ася, мы срежем угол и дотянемся вообще с запасом.
О том, что у моих весов и радиус действия поболее, чем у Левкиных, я нарочно умолчал. Не стоит выкладывать на стол сразу все карты. Прибережем важный козырь до поры.
— И как вы додумались, если не секрет? — почтительно спросила Ася. — Озарение нашло?
«Музыкой навеяло», — ответил я. Про себя, конечно. А вслух небрежно произнес:
— Да так. Вовремя вспомнил старика Канта. Про звездное небо и нравственный закон.
Эпизод в Санто-Доминго. Новая локация
Самое высокое место парка Мирадор-дель-Сур — рукотворное. Это вам, конечно, не пик Дуарте, но тоже кое-что над уровнем океана. Рамон Касерес, тридцать первый президент Доминиканской Республики, распорядился насыпать холм, с которого жители и гости столицы могли бы полюбоваться ее красотами. Работы начались в 1910 году, а через несколько месяцев Касерес был убит повстанцами и проект застопорился. Гражданская война, оккупация, быстрая смена правителей — всё это мешало довести дело до конца.
При генералиссимусе Трухильо холм получил статус национального проекта и обрел гордое имя «Эверест Антилиано». Из бюджета были выделены средства, но поскольку строительный подряд отошел компании брата диктатора, Эктора, холм за тридцать лет подрос всего на шестьдесят метров. Каждый следующий президент, вступая в должность, клялся не бросать начатое, однако затем отвлекался на что-то более важное. При Хоакине Балагере высота холма увеличилась только на три метра, при Хуане Боше — на пять, при Франсиско Кааманьо — на два. Лишь в конце 70-х, когда у власти находился Антонио Гусман Фернандес, долгострой завершился: двухсотметровая высота была взята.
Всю территорию, прилегающую к возвышенности, обнесли высокой железной оградой. На вершине холма установили три мощных бинокуляра — чтобы глядеть вниз, на город, а также один длиннофокусный телескоп-рефрактор — чтобы смотреть вверх, на небо. Через день после торжественного открытия смотровой площадки газетчики выяснили масштаб взяток, которые дочь и зять президента вымогали у компаний, возводивших «Эверест Антилиано». Для главы государства это тоже стало новостью, и он покончил с собой…
«Вот идиот! — думает о Фернандесе сеньор Артуро, пока лифт возносит его к смотровой площадке. — Нашел, из-за чего стреляться! Тоже мне проблема — репортеришки». Обычно Вальдес наезжает сюда по пятницам, резервируя время с двадцати трех до полуночи. Две его охранные гориллы, двухметровые Эрнесто и Хуан, сторожат подножие холма и отшивают случайную публику из числа гуляющих. Вальдесу нравится быть частью толпы — но только в шумных торговых центрах. Здесь, в тишине, он предпочитает одиночество.
Телескоп хоть и старенький, полулюбительский, однако всё еще неплохой: азимутальная монтировка, объектив с переменным фокусом и лунным фильтром — на случай, если кому-то из публики приспичит взглянуть на спутник Земли. «С Луны, пожалуй, и начнем», — говорит себе сеньор Артуро. Добавив светофильтр, он направляет в нужную сторону трубку искателя и вдавливает правый глаз в резиновую «юбку» окуляра. Последнее время прильнуть совсем вплотную не получается: мешают щеки. В будущем году Вальдес даже запланировал раскошелиться и сделать парку небольшое целевое пожертвование — для телескопа, на покупку бинокулярной насадки с увеличенной двойной «юбкой». Иначе ему придется срочно худеть, а сеньор Артуро не любит в чем-то себя ограничивать.
Луна со времени их последней встречи совершенно не изменилась: всё такой же серо-голубоватый шершавый кругляш в неопрятных шрамах от кратеров. Спасибо тебе, кормилица! Три года назад он пообещал в обозримые сроки построить во-он там, левее кратера Шредингера, российскую базу плюс космодром для посадки сверхтяжелых ракет плюс хотя бы один экземпляр такой ракеты. Средств на это ухнули не скупясь — отложили строительство трех мостов в Сибири. Но кто виноват, если дорога от двери Центробанка до двери космического НПО так ухабиста? Пока деньги везли, они просыпались с телеги, и в итоге их хватило только на треть ракеты. Ясно, что на трети никуда не долетишь, а раз нет транспорта, то и с прочим можно не спешить. В конце концов, Луна четыре миллиарда лет обходилась без российской базы — вот и дальше как-нибудь просуществует.
Сеньор Артуро убирает светофильтр и привычным жестом передвигает искатель в сторону оранжевой точки в небе. Салют, дружище! Как жизнь, как сам? Вулкан Никс Олимпик не жмет? Плато Большой Сырт не чешется? Среди многих его обещаний экспедиция на Марс котировалась еще выше, чем проект лунного поселения. Русская Геральдическая Коллегия даже присвоила ему титул князя — авансом, за обязательство умыть НАСА. А уж сколько бабок закачали в марсианскую эпопею! Папаша Тускуб с его сокровищами нервно курит в сторонке. Жаль, что недостроенный тренировочный модуль будущих марсонавтов выгорел из-за короткого замыкания и восстановлению не подлежал. Причем журналюгам необязательно было знать, что вместо пяти манекенов внутри сгорели пять курсантов ВКА имени Можайского: все парни — сплошь добровольцы, урна с прахом — одна на всех. В его ведомстве слово «погиб» вообще было под запретом. Естественная убыль персонала по коду «Д» (несчастный случай) официально считалась нулевой. Того, кто пытался своими жалкими жизнями поколебать волшебную статистику Главкосмоса, увольняли задним числом без компенсации. Захоронения производились на закрытой территории — родным без спецпропуска не пройти. Да и глядеть там было не на что: все могилы безымянные…
Пообщавшись с прочими планетами Солнечной системы и сделав дежурный выговор Венере и Меркурию за участие в исследовательской программе пиндосов, сеньор Артуро подкручивает винт регулировки широты и берется за рукоятку фиксации азимута, чтобы изменить положение объектива. Пора, наконец, заглянуть в дальний космос.
В том полушарии, где он жил прежде, еще не будучи Артуро Вальдесом, не каждое из прекрасных созвездий было доступно — и прежде всего Южный Крест. Здесь же он виден отчетливо, и всякий раз, когда попадает в объектив сеньора Артуро, у того сосет под ложечкой: даже на сытый желудок он испытывает чувство, похожее на голод. По форме созвездие смахивает на орден «За благородство», который ему должны были вручать в конце прошлого года. Обычным наградам-штамповкам он уже потерял счет, но эта была штучной. В той же последовательности, в какой на небе теперь сияют звезды Акрукс, Бекрукс, Гакрукс и Декрукс, дизайнер расположил на кресте из белого золота четыре крупных сапфира. К этим камням сеньор Артуро питает тайную слабость. Чтобы пролезть в наградной список, ему пришлось даже прикинуться, смешно сказать, благотворителем.
Подавив природное отвращение, он поехал за МКАД в обшарпанную детскую больницу. Там он сфоткался с какими-то наголо бритыми вонючими засранцами и раздал им конфеты с воздушными шариками, а сразу после этого выкинул нехилую сумму в фонд мадам Чунько, русской версии Терезы-санта-мадре. Интуиция у цепкой сучки была отменная — профессионалка, ничего не скажешь. Едва она учуяла его интерес, плата за орден выросла вдвое. Он и это стерпел — лишь бы получить заветную награду. Вручение ордена было назначено на 6 декабря, и всего за два дня до церемонии шеф устроил всей своей команде мечты такую гнилую подлянку! Ну что ему стоило крякнуть хотя бы неделей позже — без сюрпризов, плавно, с объявлением законного наследника?
Сеньор Артуро вздыхает и смотрит в небо на Южный Сапфировый Крест. Сегодня он особенно красив. Как будто даже звезд там прибавилось: между Бекруксом и Декруксом сверкает яркая точка — пятый, ранее не учтенный сапфир. Слегка удивившись такой новации, Вальдес достает из нагрудного кармана льняной платочек и промокает заслезившийся правый глаз, а потом извлекает из жилетного кармана припасенную одноразовую бархотку и протирает окуляр. Снова глядит в небо через телескоп. Ошибки нет, пятая звезда продолжает сиять и вроде бы увеличилась в размерах. Ах вот оно что! Кажется, небесная механика дарит ему возможность увидеть вооруженным глазом приближение падающей звезды, то есть метеорного тела. Обычно небольшие осколки комет сгорают в верхних слоях атмосферы Земли за считаные мгновения. Но отдельные крупные экземпляры могут продержаться в пределах видимости до пятидесяти минут.
Сеньор Артуро отрывается от телескопа, чтобы взглянуть на циферблат часов: если падение небесного гостя затянется, визит на смотровую площадку придется продлевать. Сумма смешная, но кому охота тратиться дважды? Когда он снова приникает к окуляру, то понимает, что тревожился напрасно и уложится в срок без доплаты. Метеорное тело приближается к Земле стремительно, и необычайный его вид завораживает.
Чтобы не испортить зрение чересчур яркой картинкой, приходится возвращать лунный фильтр и добавлять максимум затемнения, но огненный ореол, окружающий небесного гостя, все равно слепит глаз сеньора Артуро. Руководя Главкосмосом, он никогда не интересовался космосом как таковым, но здесь, на новой родине, вчерашняя работа стала чем-то вроде хобби. Со скуки он прочел много специальной литературы, даже осилил том Иоганна Кеплера, а уж научпоповских лент пересмотрел без счета. Одно время он носился с идеей установить персональный телескоп на крыше своей гасиенды, но та расположена в низине — неподходящее место для небесных наблюдений. К тому же при наличии жены даже час уединения на крыше не купишь ни за какие деньги.
Между тем космический визитер уже давно выбрался за пределы сапфирового креста и теперь напоминает не крупную звезду, а целый теннисный мячик в пылающем круге. Он перемещается по ночному небу так быстро, что сеньору Артуро приходится вручную двигать тубус телескопа и пригибаться, чтобы не выпускать метеор из поля зрения. Впервые за вечер Вальдес испытывает нечто вроде беспокойства и тут же его отгоняет. Нет, чепуха. Вероятность того, что обломок кометы сумеет долететь до Земли, не сгорев дотла, крайне невелика, а уж того, что упавший метеорит накроет самого наблюдателя, вообще ничтожно мала. Одно лишь странно: почему ему не виден эффектный метеорный хвост? Непорядок. Разве длинный светящийся шлейф — не обязательный атрибут?
Отодвинувшись от окуляра, Вальдес задирает голову и получает ответ. На всех известных ему снимках падения небесных тел они видны снизу и сбоку. Сейчас же боковая проекция отсутствует, вид — только снизу: огненный мяч молча пульсирует над его макушкой. Через несколько томительных секунд падение перестает быть беззвучным. К картинке прилагается свист: сперва еле слышный, потом всё громче, и вот уже закладывает уши.
С каким-то спокойным удовлетворением сеньор Артуро понимает, что звук ему хорошо знаком. Он запомнил его со времен трансляций с космодрома «Источник», когда после старта ракеты что-то в небе идет не так. Вживую он слышит этот свист в первый раз. И, кажется, второго не будет. Ноги становятся каменными, живот и щеки висят на нем, как гири. Скорость по вертикали в разы превышает скорость по горизонтали. При такой комплекции законы гравитации не дадут убежать далеко. Иоганн Кеплер, твою-то мать…
За миг до того, как на его месте возникает кратер, Демид Альбертович Ерголин успевает подумать: «Сколько же сволочей в Санто-Доминго сейчас загадывают желание!»
Глава двенадцатая
— Левее, теперь выше! Нет, ты на Ямайке. А теперь тебя занесло в океан. Правее, и не останавливайся — ты пока застряла на Гаити. Нет, рано. Возьми еще правее.
Ася стояла на табуретке перед картой мира и, близоруко щурясь, водила острием булавки вправо-влево, Нафталин от окна корректировал процесс, а мы с Димитрием не мешали: он, по обыкновению, уткнулся в свой ноутбук, а я заваривал себе чай и нарезал колбасу для бутерброда. Вчера поздно вечером, когда мы вернулись в Москву, я не успел поужинать, но сегодня с утра твердо рассчитывал позавтракать. На всякий случай я не выяснял, сколько дней этот сервелат уже лежит в холодильнике. Может, он еще Левкин.
— Замри! Ты на месте. Фиксируй! — скомандовал Асе Нафталин.
Очередная победа Великой Вселенской Справедливости была надежно пришпилена к карте красным четырехугольным флажком. Ася спрыгнула с табуретки, мимолетным жестом поправила растрепавшуюся прическу и задумчиво произнесла:
— А ведь это, Роман Ильич, у нас первый такой случай…
— То есть как первый? — удивился я. Из-за этой неожиданной реплики я чуть не промахнулся ножом мимо колбасы. — В каком смысле? Первый на Карибах? Первый на этом острове? Но вот же неподалеку я вижу еще один флажок — в Порт-о-Пренсе.
— Первый с участием космических тел, — терпеливо объяснила мне Ася. — До сих пор проблемы решались земными средствами. Из такого далека раньше ничего не прилетало.
Пока я раздумывал, обрадоваться ли мне такому рекорду, подал голос Димитрий.
— Строго говоря, тело не совсем космическое, — сказал он, оторвавшись от ноутбука. — То есть да, на башку клиента оно прилетело из космоса, но происхождение у него земное. Глядите, на сайте их газеты El National цитируют заключение лаборатории метеоритики Технологического университета Санто-Доминго… Ась, как это поточнее перевести: «…es un fragmento del tanque de combustible de titanio de un satélite artificial»?
— «…является фрагментом титанового топливного бака искусственного спутника», — ответила Ася. — А там случайно не сказано, какая страна произвела спутник?
— Сейчас найду… — Димитрий пробежался пальцами по клавиатуре. — Вот, пожалуйста. Германия, «Грейс», цель — наблюдение за климатом, июль прошлого года. Но выводила его на орбиту российская ракета-носитель «Поток». И получилось у нее криво. Спутник ни разу не вышел на связь и через сутки исчез — пятнадцать лимонов евро выброшено зря. Главкосмос тогда выпустил пресс-релиз: мы типа доставили, за остальное не в ответе. А через месяц три обломка свалились в Сахаре — двух бедуинов убило на месте.
— Это многое объясняет, — кивнула Ася. — Клиенту аукнулся один из многих его косяков.
— Никто, кроме Вальдеса, в Санто-Доминго больше не пострадал. Правда, телескоп всмятку, а на месте падения во-о-от такая дыра в земле! — Димитрий приподнял и повертел во все стороны ноутбук, чтобы нам было легче рассмотреть фото кратера.
Я поскорее перевел взгляд обратно на бутерброд. Ерголин получил по заслугам — факт. Но стоило представить масштаб силы, его сгубившей, как делалось неуютно. Кем я-то был? Канониром «Большой Берты»? Погонщиком Левиафана? Умей рыба-лоцман мыслить абстрактно, она бы вот так же порой обалдевала, сравнивая свой размер с габаритами гигантского катрана, чью охоту направляла… О-хо-хо. Чтобы отвлечься от пугающих сравнений, я сосредоточился на колбасе. Вкус у нее оказался не ахти, а значит, ее вряд ли купил Левка. Тот, помнится, был гурманом. Значит, она осталась с поминок по Левке.
— Попомните мое слово — яму еще внесут в путеводитель по Санто-Доминго и будут ее показывать приезжим, — ухмыльнулся Нафталин. — В Эрец-Исраэль каждый кустик, каждый исторический пупырышек в земле на учете, а тут — прямо-таки небольшой каньон. Туристам есть на что поглазеть и сделать селфи. Жаль, конечно, что грохнулся кусок спутника. За дырку в земле от настоящего метеорита смело можно брать двойной тариф.
— Увы, мое могущество, похоже, не распространяется на большой космос, — заметил я, дожевав бутерброд. — Ионосфера — пока мой потолок. Уж не говоря о том, что без вас троих я бы вообще не справился. Вы молодцы. Будь моя воля, всем бы выдали премии. Димитрию — за то, что спрятал нас от камер наблюдения. Асе — за то, что отвлекла охрану. Нафталину — за то, что сделал мне проход в заборе, и я смог подобраться к холму.
— Пара пустяков. — Димитрий ласково, как котенка, погладил свой ноутбук. — Зря они заменили аналоговые камеры цифровыми. Пригляд — дело тонкое, и прогресс там не всегда на пользу. Детализация выше и картинка четче, не спорю, но в ночное время да при искусственном свете толку от этого ноль целых, хрен сотых. Зато прохиндеям вроде меня стало проще удаленно вклиниваться в сигнал и зацикливать его на многократный повтор.
Нафталин неторопливо скатал в трубочку железный противень и раскатал обратно.
— Забор там качественный, литой, с коваными деталями, — сдержанно похвалил он. — Ему уже лет сорок, не теперешняя штамповка. Пришлось извлечь целую секцию, чтобы не попортить литье, а потом втиснуть ее обратно. Ты уникум, Аська. Так уболтала обоих дуболомов, что я мог бы незаметно и десять секций своротить. — Из металлического листа, как из тетрадного, Нафталин сложил самолетик и теперь раздумывал, куда бы его деть.
— Вовсе я их не убалтывала, — с легкой досадой в голосе сказала Ася. — Я просто спросила у них, где ближайший выход из парка, а потом мы с ними поговорили на разные темы. И между прочим, Наф, они совсем не дуболомы. Вполне нормальные парни. Оба студенты. Чтобы платить за колледж, устроились в охрану. Эрнесто любит прозу Маркеса, а Хуан тащится от фильмов Альмодовара и ведет страницу в Фейсбуке. Найдут себе другую подработку — все равно наш клиент нанимал их за гроши. Оба теперь могут пойти в экскурсоводы и рассказывать, как эта штука с неба упала вблизи от них… Кстати, про небесный подарочек отличный прикол был у Льва Ильича. Помнишь, Дим?
— А то как же! — засмеялся Димитрий. — Когда он только пришел, Аська у него спросила, откуда эти способности. А Лев Ильич ответил на полном серьезе: мне, говорит, в юном возрасте в голову попал микрометеорит. Мы аж рты разинули. А он чуть подождал и так же, без улыбки, добавил, что камешек был из этого… как его… Ась, я забыл, как называется та погибшая планета, с которой прилетел Супермен? Что-то на букву «к».
— Криптон, — быстро подсказала Ася. — А вещество — криптонит.
— Вот-вот, — кивнул Димитрий. — Тут мы въехали, что это пурга. Но правда ведь смешная?
Борода помогает прятать эмоции. Вот и сейчас я понадеялся, что фальшь моей улыбки останется незамеченной. Это же была моя хохма! Это я, я придумал про мелкий обломок планеты Криптон, упавший в детстве мне на голову, и поделился своею выдумкой с братом. Случилось это в тот день, когда мы с ним виделись последний раз — на похоронах отца. Сукин сын запомнил шутку и выдал за свою. Чего еще можно ждать от Левки?
Выйдя из отеля, я первым делом купил у пожилого гаитянина в киоске путеводитель и сомбреро. После чего, оглядевшись, стал искать глазами какое-нибудь уличное кафе. Ближайшее нашлось в ста метрах, неподалеку от странного памятника: я не заметил его раньше, потому что такси позавчера привезло нас к «Барселоне» с другой стороны.
На низеньком, с уклоном вверх, каменном пьедестале стоял бронзовый макет легкового автомобиля в натуральную величину. Все дверцы были распахнуты настежь — казалось, это не машина, а огромная божья коровка, готовая взлететь. Подойдя к памятнику, я обнаружил на постаменте медные цифры 1, 9, 6 и 1, а под ними — такую же медную надпись «LIBERTAD». Слово переводилось с испанского как «свобода», а что означала дата, я не знал. Едва ли таким способом здесь отметили подвиг Гагарина, но еще меньше это смахивало на год рождения местной автомобильной промышленности. Скорее уж на год ее смерти: бронзовые корпус, дверцы и ветровое стекло были покрыты десятками декоративных отверстий, похожих на пулевые. Да и машина при внимательном взгляде оказалась не какой-то экзотической доминиканской маркой, а просто старым «шевроле».
Солнце припекало затылок даже сквозь сомбреро, поэтому я решил, что с памятником разберусь позже, и поскорее нырнул под белый зонтик кафе. Тощий, как вобла, мулат-официант с нескрываемым воодушевлением притащил мне меню: в час сиесты я был единственным посетителем. Я выбрал себе — по картинке — порцию кокосовых оладий, выдержал небольшую словесную баталию за бутылку простой минеральной воды без газа («но, сеньор, но рон, но капучино, но кола!»), а пока ожидал заказ, открыл путеводитель.
Нашелся там и текст на русском. Вся история Доминиканской Республики умещалась в пятнадцать строк и сводилась к перечислению войн за территорию. Сперва ею владели индейцы, которых изгнали испанцы, которых вытеснили французы, которых опять побороли испанцы, которых одолели американцы, которые тоже не задержались надолго. Уже через пять лет им надоело отвечать за местную чехарду. Они погрузились на корабли и уплыли с острова, позволив здешним военным устраивать перевороты самостоятельно…
— Пор фавор, сеньор! — Официант притащил тарелку с оладьями и зеленоватую бутылку «перье», а в качестве бесплатного приложения включил музыку. Он опознал во мне туриста, но не понял, откуда я, и составил ретро-репертуар наугад, на все случаи жизни.
Первой мне спела Пиаф, за ней в очередь выстроились Азнавур, Челентано, «Битлз», «Модерн Токинг» и кто-то вроде Бритни Спирс, только писклявый. Разноязыкий вокал отбил у меня охоту к чтению. Я принялся лениво листать путеводитель с конца и вскоре убедился в полной победе мировых брендов — ими были усеяны последние пять страниц.
Бренды величаво парили над местной пестротой. Они даже никого не заманивали — просто были. Любой турист, чей желудок сопротивлялся морским гребешкам, жареным с эстрагоном, или мясной похлебке санкочу, знал, что всегда утешится чизбургером с картошкой фри в «Макдональдсе». Покатавшись на велорикше, гость мог затем взять напрокат «мерседес». Без боязни можно было провести незабываемую ночь в бамбуковой хижине с видом на термитник, а затем вернуться обратно в пятизвездочный «Хилтон».
Я уже знал, что в особую зону комфорта попадали те, кто решил остаться в тропическом раю насовсем и кое-что вложить в экономику страны. К транснациональным благам — бытовой электронике от «Самсунга», компьютерам от «Эппл», мебели от «Икеи» и далее по списку — добавлялся здешний бонус: гражданство. Если вклад гостя в экономику был солиден, паспорт ему вручали через неделю. После этого райскую жизнь приезжего было уже нельзя поколебать извне: Доминиканская Республика своих граждан не выдавала.
Я достал из кармана и переложил в книжечку путеводителя два сложенных листа с выжимкой из досье на нашего клиента. Никаким Артуро Вальдесом этот любитель украшений из ларимара, конечно, не был. Всего год назад в его документах значилось другое имя — Демид Ерголин. Когда-то худенький студент Демидка удачно женился на однокурснице — дочери сотрудника аппарата ЦК КПСС, и с той поры тело Ерголина стало быстро округляться, набирая административный вес при всех режимах.
До поры он особо не светился, но уже в конце 90-х легко оттеснил двух фриков, Погодина с Чвановым, от руководства патриотической партией «Почва». Пролез в Думу с лозунгом «Гаси чурок!», был замечен самим Дорогиным и ловко обменял свое полумаргинальное партийное лидерство на солидный пост вице-премьера по военному экспорту. На этой должности он поправился еще килограммов на десять, а сколько там украл — никому в точности не известно. Ходили слухи о выгодной продаже каких-то противотанковых мин, под которые маскировались запретные противопехотные. Они взрывались под ногами аборигенов — но кто считает жизни африканцев? Говорили еще о бракованных зенитных комплексах, будто бы отправленных сразу в две воюющие страны где-то в жопе мира. Зенитчики промахивались по геликоптерам противника, зато с завидной регулярностью сбивали гражданские самолеты, пролетавшие высоко над местом схватки. Торговцы убийственным железом пожимали плечами: при чем тут вообще мы? Этим криворуким макакам надо, мол, было заучивать инструкцию потверже и целиться поточнее.
В последние восемь лет Ерголин заведовал Главкосмосом. При нем спутники перестали выходить на заданные орбиты, а нашим космонавтам на МКС приходилось постоянно клянчить всякие бытовые мелочи у американцев. При нем новенькие с виду ракеты оказывались ржавым мусором и взрывались уже на старте, а ядовитый гептил лился на головы тем, кому не повезло жить вблизи недостроенного космодрома «Источник». Зато у самого Демида Альбертовича дела шли отлично: после каждой аварии он покупал себе то особняк в центре Москвы, то дачу на Рублевке, то участок на Истре, и к концу прошлого года его круглая морда не влезала в кадр протокольной съемки.
После 4 декабря российская недвижимость нашего клиента, понятно, ушла с молотка, но сам Ерголин успел вовремя слинять из страны и унести в жирном клюве изрядно бабла. И вот теперь я тупо брожу указательным пальцем по карте Санто-Доминго из путеводителя и гадаю: где к Вальдесу можно подобраться поближе, но при этом не подвергая риску окружающих? Ведь даже если Великая Вселенская Справедливость бросит на чашу моих весов всего один сюжет с минами, никому вокруг не поздоровится…
От размышлений меня отвлек визг шин: яркий желто-белый экскурсионный автобус съехал с шоссе и резко затормозил метрах в десяти от кафе. Из салона высыпались туристы, по виду японцы — все в синих джинсовых костюмчиках, серых бейсболках и солнцезащитных очках, все с одинаковыми смартфонами в руках и рюкзачками на плечах. От толпы отделилась дама-экскурсовод в униформе под цвет автобуса. Она поманила своих подопечных за собой, ближе к памятнику, и на ходу начала что-то им рассказывать через мегафон. К счастью для меня, языком взаимного общения был английский — ни для кого здесь не родной, а потому простенький. Даже я понимал смысл каждой фразы.
Как оказалось, «шевроле» на постаменте — бронзовая копия машины Рафаэля Леонидаса Трухильо, диктатора Доминиканской Республики, а по-здешнему хефе. Придя к власти в первой половине XX века, генерал Трухильо присвоил себе звание генералиссимуса, превратил страну в доходный семейный бизнес, ввязался в несколько войн и за тридцать лет правления уже совершенно сбрендил: он рассорился со всеми соседями по региону, с оппозицией и с церковью, а у рядовых доминиканцев давно сидел в печенках. При этом он часто ездил без охраны, с одним только шофером, поскольку был уверен, что народ его обожает. Но никто особенно не расстроился, когда машину хефе в упор расстреляли четверо заговорщиков — однажды майской ночью 1961 года, аккурат на этом месте.
Я невольно усмехнулся: ну что за беспечность! Матерый отец нации обязан во всем видеть угрозу своей драгоценной жизни. Невозможно представить, чтобы какой-либо маршрут нашего бывшего П. П. Дорогина, к примеру, не зачищали бы на километр вокруг и на три метра вглубь, а сам Пал Палыч не отправлялся бы куда-то — хоть в сортир — без кортежа бронемашин. Эх, Трухильо, галифе на лямках, босоногое детство диктатуры… Впрочем, даже к самому осторожному из вождей костлявая может явиться без спроса и пропуска. И тогда никакая броня, никакая армия вооруженных охранников ничего не смогут поделать с одной сердечной мышцей, вдруг переставшей сокращаться…
«Гоп-стоп, мы подошли из-за угла. Гоп-стоп, ты много на себя взяла…»
Господи, а это еще зачем?! Похоже, у официанта закончился запас Азнавура, Челентано и «токингов» и из загашника был извлечен русский шансон — громогласный и беспощадный. Мой столик находился на полпути между динамиком кафе и мегафоном экскурсовода, так что я на себе испытал эффект стереофонии: в одно ухо влетали одесские бандюки, а в другое — доминиканские пистолерос. «Теперь расплачиваться поздно, посмотри на звезды… a lone dictator is killed… видишь это всё в последний раз». От сочетания двух стихий трещала башка, но я терпел: уже через несколько секунд в диком месиве звуков мне внезапно почудилось нечто, похожее на подсказку. Это еще было как щекотание в ноздре, которое предвещало возможный — хотя не обязательный — чих. Истина пряталась где-то рядом, но где именно? «There were no outsiders around… гоп-стоп, у нас пощады не проси, гоп-стоп, и на луну не голоси…» Ну-ка, ну-ка, погоди секундочку… Звезды, луна… и без посторонних… Так вот же оно! Ап-чхи!
Воображаю, как удивлялся официант, глядя на меня: одинокий посетитель, забывший об оладьях и минералке, что-то старательно замеряет зубочисткой на карте путеводителя. А еще больше он, наверное, удивился, получив небывалую — при эдаком скромном заказе — сумму чаевых. Что ж, заслужил. За своевременную случайность приплатить не грех.
К себе в номер я вернулся раньше назначенного срока и сразу же эсэмэсками вызвал свою команду. Когда же Ася, Димитрий и Нафталин примчались на зов, я без предисловий объяснил им идею. Поначалу они скептически переглядывались между собой, но я был терпелив и специально повторил для них замеры дважды — второй раз уже на большом плане Санто-Доминго с помощью полотна рулетки. Постепенно недоверие стерлось с их лиц: младший брат их кумира тоже оказался не промах. Он, понятно, не перепрыгнул планку старшего, но уже заметно к ней приблизился. На большее я пока и не претендовал.
— А мы-то даже не рассматривали этот вариант, — покаялся Димитрий. — Думали, дело дохлое, по расстоянию не проходит. Там ведь всё огорожено, и телохранители у него…
— Как видите, проходит даже сейчас, но впритык. Если же здесь, — ткнул я пальцем в план города, — помогут Нафталин и Ася, мы срежем угол и дотянемся вообще с запасом.
О том, что у моих весов и радиус действия поболее, чем у Левкиных, я нарочно умолчал. Не стоит выкладывать на стол сразу все карты. Прибережем важный козырь до поры.
— И как вы додумались, если не секрет? — почтительно спросила Ася. — Озарение нашло?
«Музыкой навеяло», — ответил я. Про себя, конечно. А вслух небрежно произнес:
— Да так. Вовремя вспомнил старика Канта. Про звездное небо и нравственный закон.
Эпизод в Санто-Доминго. Новая локация
Самое высокое место парка Мирадор-дель-Сур — рукотворное. Это вам, конечно, не пик Дуарте, но тоже кое-что над уровнем океана. Рамон Касерес, тридцать первый президент Доминиканской Республики, распорядился насыпать холм, с которого жители и гости столицы могли бы полюбоваться ее красотами. Работы начались в 1910 году, а через несколько месяцев Касерес был убит повстанцами и проект застопорился. Гражданская война, оккупация, быстрая смена правителей — всё это мешало довести дело до конца.
При генералиссимусе Трухильо холм получил статус национального проекта и обрел гордое имя «Эверест Антилиано». Из бюджета были выделены средства, но поскольку строительный подряд отошел компании брата диктатора, Эктора, холм за тридцать лет подрос всего на шестьдесят метров. Каждый следующий президент, вступая в должность, клялся не бросать начатое, однако затем отвлекался на что-то более важное. При Хоакине Балагере высота холма увеличилась только на три метра, при Хуане Боше — на пять, при Франсиско Кааманьо — на два. Лишь в конце 70-х, когда у власти находился Антонио Гусман Фернандес, долгострой завершился: двухсотметровая высота была взята.
Всю территорию, прилегающую к возвышенности, обнесли высокой железной оградой. На вершине холма установили три мощных бинокуляра — чтобы глядеть вниз, на город, а также один длиннофокусный телескоп-рефрактор — чтобы смотреть вверх, на небо. Через день после торжественного открытия смотровой площадки газетчики выяснили масштаб взяток, которые дочь и зять президента вымогали у компаний, возводивших «Эверест Антилиано». Для главы государства это тоже стало новостью, и он покончил с собой…
«Вот идиот! — думает о Фернандесе сеньор Артуро, пока лифт возносит его к смотровой площадке. — Нашел, из-за чего стреляться! Тоже мне проблема — репортеришки». Обычно Вальдес наезжает сюда по пятницам, резервируя время с двадцати трех до полуночи. Две его охранные гориллы, двухметровые Эрнесто и Хуан, сторожат подножие холма и отшивают случайную публику из числа гуляющих. Вальдесу нравится быть частью толпы — но только в шумных торговых центрах. Здесь, в тишине, он предпочитает одиночество.
Телескоп хоть и старенький, полулюбительский, однако всё еще неплохой: азимутальная монтировка, объектив с переменным фокусом и лунным фильтром — на случай, если кому-то из публики приспичит взглянуть на спутник Земли. «С Луны, пожалуй, и начнем», — говорит себе сеньор Артуро. Добавив светофильтр, он направляет в нужную сторону трубку искателя и вдавливает правый глаз в резиновую «юбку» окуляра. Последнее время прильнуть совсем вплотную не получается: мешают щеки. В будущем году Вальдес даже запланировал раскошелиться и сделать парку небольшое целевое пожертвование — для телескопа, на покупку бинокулярной насадки с увеличенной двойной «юбкой». Иначе ему придется срочно худеть, а сеньор Артуро не любит в чем-то себя ограничивать.
Луна со времени их последней встречи совершенно не изменилась: всё такой же серо-голубоватый шершавый кругляш в неопрятных шрамах от кратеров. Спасибо тебе, кормилица! Три года назад он пообещал в обозримые сроки построить во-он там, левее кратера Шредингера, российскую базу плюс космодром для посадки сверхтяжелых ракет плюс хотя бы один экземпляр такой ракеты. Средств на это ухнули не скупясь — отложили строительство трех мостов в Сибири. Но кто виноват, если дорога от двери Центробанка до двери космического НПО так ухабиста? Пока деньги везли, они просыпались с телеги, и в итоге их хватило только на треть ракеты. Ясно, что на трети никуда не долетишь, а раз нет транспорта, то и с прочим можно не спешить. В конце концов, Луна четыре миллиарда лет обходилась без российской базы — вот и дальше как-нибудь просуществует.
Сеньор Артуро убирает светофильтр и привычным жестом передвигает искатель в сторону оранжевой точки в небе. Салют, дружище! Как жизнь, как сам? Вулкан Никс Олимпик не жмет? Плато Большой Сырт не чешется? Среди многих его обещаний экспедиция на Марс котировалась еще выше, чем проект лунного поселения. Русская Геральдическая Коллегия даже присвоила ему титул князя — авансом, за обязательство умыть НАСА. А уж сколько бабок закачали в марсианскую эпопею! Папаша Тускуб с его сокровищами нервно курит в сторонке. Жаль, что недостроенный тренировочный модуль будущих марсонавтов выгорел из-за короткого замыкания и восстановлению не подлежал. Причем журналюгам необязательно было знать, что вместо пяти манекенов внутри сгорели пять курсантов ВКА имени Можайского: все парни — сплошь добровольцы, урна с прахом — одна на всех. В его ведомстве слово «погиб» вообще было под запретом. Естественная убыль персонала по коду «Д» (несчастный случай) официально считалась нулевой. Того, кто пытался своими жалкими жизнями поколебать волшебную статистику Главкосмоса, увольняли задним числом без компенсации. Захоронения производились на закрытой территории — родным без спецпропуска не пройти. Да и глядеть там было не на что: все могилы безымянные…
Пообщавшись с прочими планетами Солнечной системы и сделав дежурный выговор Венере и Меркурию за участие в исследовательской программе пиндосов, сеньор Артуро подкручивает винт регулировки широты и берется за рукоятку фиксации азимута, чтобы изменить положение объектива. Пора, наконец, заглянуть в дальний космос.
В том полушарии, где он жил прежде, еще не будучи Артуро Вальдесом, не каждое из прекрасных созвездий было доступно — и прежде всего Южный Крест. Здесь же он виден отчетливо, и всякий раз, когда попадает в объектив сеньора Артуро, у того сосет под ложечкой: даже на сытый желудок он испытывает чувство, похожее на голод. По форме созвездие смахивает на орден «За благородство», который ему должны были вручать в конце прошлого года. Обычным наградам-штамповкам он уже потерял счет, но эта была штучной. В той же последовательности, в какой на небе теперь сияют звезды Акрукс, Бекрукс, Гакрукс и Декрукс, дизайнер расположил на кресте из белого золота четыре крупных сапфира. К этим камням сеньор Артуро питает тайную слабость. Чтобы пролезть в наградной список, ему пришлось даже прикинуться, смешно сказать, благотворителем.
Подавив природное отвращение, он поехал за МКАД в обшарпанную детскую больницу. Там он сфоткался с какими-то наголо бритыми вонючими засранцами и раздал им конфеты с воздушными шариками, а сразу после этого выкинул нехилую сумму в фонд мадам Чунько, русской версии Терезы-санта-мадре. Интуиция у цепкой сучки была отменная — профессионалка, ничего не скажешь. Едва она учуяла его интерес, плата за орден выросла вдвое. Он и это стерпел — лишь бы получить заветную награду. Вручение ордена было назначено на 6 декабря, и всего за два дня до церемонии шеф устроил всей своей команде мечты такую гнилую подлянку! Ну что ему стоило крякнуть хотя бы неделей позже — без сюрпризов, плавно, с объявлением законного наследника?
Сеньор Артуро вздыхает и смотрит в небо на Южный Сапфировый Крест. Сегодня он особенно красив. Как будто даже звезд там прибавилось: между Бекруксом и Декруксом сверкает яркая точка — пятый, ранее не учтенный сапфир. Слегка удивившись такой новации, Вальдес достает из нагрудного кармана льняной платочек и промокает заслезившийся правый глаз, а потом извлекает из жилетного кармана припасенную одноразовую бархотку и протирает окуляр. Снова глядит в небо через телескоп. Ошибки нет, пятая звезда продолжает сиять и вроде бы увеличилась в размерах. Ах вот оно что! Кажется, небесная механика дарит ему возможность увидеть вооруженным глазом приближение падающей звезды, то есть метеорного тела. Обычно небольшие осколки комет сгорают в верхних слоях атмосферы Земли за считаные мгновения. Но отдельные крупные экземпляры могут продержаться в пределах видимости до пятидесяти минут.
Сеньор Артуро отрывается от телескопа, чтобы взглянуть на циферблат часов: если падение небесного гостя затянется, визит на смотровую площадку придется продлевать. Сумма смешная, но кому охота тратиться дважды? Когда он снова приникает к окуляру, то понимает, что тревожился напрасно и уложится в срок без доплаты. Метеорное тело приближается к Земле стремительно, и необычайный его вид завораживает.
Чтобы не испортить зрение чересчур яркой картинкой, приходится возвращать лунный фильтр и добавлять максимум затемнения, но огненный ореол, окружающий небесного гостя, все равно слепит глаз сеньора Артуро. Руководя Главкосмосом, он никогда не интересовался космосом как таковым, но здесь, на новой родине, вчерашняя работа стала чем-то вроде хобби. Со скуки он прочел много специальной литературы, даже осилил том Иоганна Кеплера, а уж научпоповских лент пересмотрел без счета. Одно время он носился с идеей установить персональный телескоп на крыше своей гасиенды, но та расположена в низине — неподходящее место для небесных наблюдений. К тому же при наличии жены даже час уединения на крыше не купишь ни за какие деньги.
Между тем космический визитер уже давно выбрался за пределы сапфирового креста и теперь напоминает не крупную звезду, а целый теннисный мячик в пылающем круге. Он перемещается по ночному небу так быстро, что сеньору Артуро приходится вручную двигать тубус телескопа и пригибаться, чтобы не выпускать метеор из поля зрения. Впервые за вечер Вальдес испытывает нечто вроде беспокойства и тут же его отгоняет. Нет, чепуха. Вероятность того, что обломок кометы сумеет долететь до Земли, не сгорев дотла, крайне невелика, а уж того, что упавший метеорит накроет самого наблюдателя, вообще ничтожно мала. Одно лишь странно: почему ему не виден эффектный метеорный хвост? Непорядок. Разве длинный светящийся шлейф — не обязательный атрибут?
Отодвинувшись от окуляра, Вальдес задирает голову и получает ответ. На всех известных ему снимках падения небесных тел они видны снизу и сбоку. Сейчас же боковая проекция отсутствует, вид — только снизу: огненный мяч молча пульсирует над его макушкой. Через несколько томительных секунд падение перестает быть беззвучным. К картинке прилагается свист: сперва еле слышный, потом всё громче, и вот уже закладывает уши.
С каким-то спокойным удовлетворением сеньор Артуро понимает, что звук ему хорошо знаком. Он запомнил его со времен трансляций с космодрома «Источник», когда после старта ракеты что-то в небе идет не так. Вживую он слышит этот свист в первый раз. И, кажется, второго не будет. Ноги становятся каменными, живот и щеки висят на нем, как гири. Скорость по вертикали в разы превышает скорость по горизонтали. При такой комплекции законы гравитации не дадут убежать далеко. Иоганн Кеплер, твою-то мать…
За миг до того, как на его месте возникает кратер, Демид Альбертович Ерголин успевает подумать: «Сколько же сволочей в Санто-Доминго сейчас загадывают желание!»
Глава двенадцатая
— Левее, теперь выше! Нет, ты на Ямайке. А теперь тебя занесло в океан. Правее, и не останавливайся — ты пока застряла на Гаити. Нет, рано. Возьми еще правее.
Ася стояла на табуретке перед картой мира и, близоруко щурясь, водила острием булавки вправо-влево, Нафталин от окна корректировал процесс, а мы с Димитрием не мешали: он, по обыкновению, уткнулся в свой ноутбук, а я заваривал себе чай и нарезал колбасу для бутерброда. Вчера поздно вечером, когда мы вернулись в Москву, я не успел поужинать, но сегодня с утра твердо рассчитывал позавтракать. На всякий случай я не выяснял, сколько дней этот сервелат уже лежит в холодильнике. Может, он еще Левкин.
— Замри! Ты на месте. Фиксируй! — скомандовал Асе Нафталин.
Очередная победа Великой Вселенской Справедливости была надежно пришпилена к карте красным четырехугольным флажком. Ася спрыгнула с табуретки, мимолетным жестом поправила растрепавшуюся прическу и задумчиво произнесла:
— А ведь это, Роман Ильич, у нас первый такой случай…
— То есть как первый? — удивился я. Из-за этой неожиданной реплики я чуть не промахнулся ножом мимо колбасы. — В каком смысле? Первый на Карибах? Первый на этом острове? Но вот же неподалеку я вижу еще один флажок — в Порт-о-Пренсе.
— Первый с участием космических тел, — терпеливо объяснила мне Ася. — До сих пор проблемы решались земными средствами. Из такого далека раньше ничего не прилетало.
Пока я раздумывал, обрадоваться ли мне такому рекорду, подал голос Димитрий.
— Строго говоря, тело не совсем космическое, — сказал он, оторвавшись от ноутбука. — То есть да, на башку клиента оно прилетело из космоса, но происхождение у него земное. Глядите, на сайте их газеты El National цитируют заключение лаборатории метеоритики Технологического университета Санто-Доминго… Ась, как это поточнее перевести: «…es un fragmento del tanque de combustible de titanio de un satélite artificial»?
— «…является фрагментом титанового топливного бака искусственного спутника», — ответила Ася. — А там случайно не сказано, какая страна произвела спутник?
— Сейчас найду… — Димитрий пробежался пальцами по клавиатуре. — Вот, пожалуйста. Германия, «Грейс», цель — наблюдение за климатом, июль прошлого года. Но выводила его на орбиту российская ракета-носитель «Поток». И получилось у нее криво. Спутник ни разу не вышел на связь и через сутки исчез — пятнадцать лимонов евро выброшено зря. Главкосмос тогда выпустил пресс-релиз: мы типа доставили, за остальное не в ответе. А через месяц три обломка свалились в Сахаре — двух бедуинов убило на месте.
— Это многое объясняет, — кивнула Ася. — Клиенту аукнулся один из многих его косяков.
— Никто, кроме Вальдеса, в Санто-Доминго больше не пострадал. Правда, телескоп всмятку, а на месте падения во-о-от такая дыра в земле! — Димитрий приподнял и повертел во все стороны ноутбук, чтобы нам было легче рассмотреть фото кратера.
Я поскорее перевел взгляд обратно на бутерброд. Ерголин получил по заслугам — факт. Но стоило представить масштаб силы, его сгубившей, как делалось неуютно. Кем я-то был? Канониром «Большой Берты»? Погонщиком Левиафана? Умей рыба-лоцман мыслить абстрактно, она бы вот так же порой обалдевала, сравнивая свой размер с габаритами гигантского катрана, чью охоту направляла… О-хо-хо. Чтобы отвлечься от пугающих сравнений, я сосредоточился на колбасе. Вкус у нее оказался не ахти, а значит, ее вряд ли купил Левка. Тот, помнится, был гурманом. Значит, она осталась с поминок по Левке.
— Попомните мое слово — яму еще внесут в путеводитель по Санто-Доминго и будут ее показывать приезжим, — ухмыльнулся Нафталин. — В Эрец-Исраэль каждый кустик, каждый исторический пупырышек в земле на учете, а тут — прямо-таки небольшой каньон. Туристам есть на что поглазеть и сделать селфи. Жаль, конечно, что грохнулся кусок спутника. За дырку в земле от настоящего метеорита смело можно брать двойной тариф.
— Увы, мое могущество, похоже, не распространяется на большой космос, — заметил я, дожевав бутерброд. — Ионосфера — пока мой потолок. Уж не говоря о том, что без вас троих я бы вообще не справился. Вы молодцы. Будь моя воля, всем бы выдали премии. Димитрию — за то, что спрятал нас от камер наблюдения. Асе — за то, что отвлекла охрану. Нафталину — за то, что сделал мне проход в заборе, и я смог подобраться к холму.
— Пара пустяков. — Димитрий ласково, как котенка, погладил свой ноутбук. — Зря они заменили аналоговые камеры цифровыми. Пригляд — дело тонкое, и прогресс там не всегда на пользу. Детализация выше и картинка четче, не спорю, но в ночное время да при искусственном свете толку от этого ноль целых, хрен сотых. Зато прохиндеям вроде меня стало проще удаленно вклиниваться в сигнал и зацикливать его на многократный повтор.
Нафталин неторопливо скатал в трубочку железный противень и раскатал обратно.
— Забор там качественный, литой, с коваными деталями, — сдержанно похвалил он. — Ему уже лет сорок, не теперешняя штамповка. Пришлось извлечь целую секцию, чтобы не попортить литье, а потом втиснуть ее обратно. Ты уникум, Аська. Так уболтала обоих дуболомов, что я мог бы незаметно и десять секций своротить. — Из металлического листа, как из тетрадного, Нафталин сложил самолетик и теперь раздумывал, куда бы его деть.
— Вовсе я их не убалтывала, — с легкой досадой в голосе сказала Ася. — Я просто спросила у них, где ближайший выход из парка, а потом мы с ними поговорили на разные темы. И между прочим, Наф, они совсем не дуболомы. Вполне нормальные парни. Оба студенты. Чтобы платить за колледж, устроились в охрану. Эрнесто любит прозу Маркеса, а Хуан тащится от фильмов Альмодовара и ведет страницу в Фейсбуке. Найдут себе другую подработку — все равно наш клиент нанимал их за гроши. Оба теперь могут пойти в экскурсоводы и рассказывать, как эта штука с неба упала вблизи от них… Кстати, про небесный подарочек отличный прикол был у Льва Ильича. Помнишь, Дим?
— А то как же! — засмеялся Димитрий. — Когда он только пришел, Аська у него спросила, откуда эти способности. А Лев Ильич ответил на полном серьезе: мне, говорит, в юном возрасте в голову попал микрометеорит. Мы аж рты разинули. А он чуть подождал и так же, без улыбки, добавил, что камешек был из этого… как его… Ась, я забыл, как называется та погибшая планета, с которой прилетел Супермен? Что-то на букву «к».
— Криптон, — быстро подсказала Ася. — А вещество — криптонит.
— Вот-вот, — кивнул Димитрий. — Тут мы въехали, что это пурга. Но правда ведь смешная?
Борода помогает прятать эмоции. Вот и сейчас я понадеялся, что фальшь моей улыбки останется незамеченной. Это же была моя хохма! Это я, я придумал про мелкий обломок планеты Криптон, упавший в детстве мне на голову, и поделился своею выдумкой с братом. Случилось это в тот день, когда мы с ним виделись последний раз — на похоронах отца. Сукин сын запомнил шутку и выдал за свою. Чего еще можно ждать от Левки?