Мини-модель
Часть 16 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Осторожно, – попросила Натка сына, опасаясь, что резвый ребенок начнет здесь бег с препятствиями и завалит пару барьеров, сундуков, заборов – что тут у них имеется? Сенька, дай ему волю, завалит все.
– А это точно студия? Похоже на свалку, – простодушно поинтересовался ребенок и потянулся что-то потрогать, но Натка вовремя перехватила его руку.
– Тут у нас выгородки, декорации, аксессуары для съемок, запасные штативы под свет, идите за мной. – Ловко лавируя, Антон провел их между студийными сциллами и харибдами.
Вывернув из-за угрожающе поскрипывающей фанерной конструкции, они оказались в углу, где сходились две однотонные стены – одна голубая, другая светло-серая. Пол, всюду в помещении голый, цементный, тут был застелен чистой белой бумагой.
– Ну, вот мы и на месте, – обрадовался Антон и вытер вспотевший лоб, как будто совершенный ими переход по захламленным просторам был реально труден и опасен. – Тут уже все готово.
– Я буду сниматься здесь? – Сенька, явно ожидавший чего-то более эпического, забылся и сбросил маску кротости. – В уголочке на бумажке?!
– Бумажка, молодой человек, нужна для того, чтобы во время съемки в полный рост фон вокруг ваших ног был белым, чистым, а не грязным и затоптанным, – объяснил Антон и громко хлопнул в ладоши. – Мастер, мы пришли!
– Мастер-фломастер, – пробормотал недовольный Сенька.
Натка нашла руку сына и крепко сжала ее.
– Да молчу, молчу, – буркнул он.
Антон шагнул в сторону, чем-то щелкнул, что-то сделало звучное «тыннннь» – и вдруг картина изменилась.
Включились расставленные вокруг пресловутой бумажки мощные фонари на треногах, зажглись лампы под потолком, засияли отраженным светом белые зонтики на штативах. Бумага на полу сделалась похожа на белый пляжный песок, а серо-голубые стены – на туманные морские дали.
– Ух! – обрадовался Сенька.
– Ну, вот видишь! – сказала ему Натка, будто заранее все знала и была уверена, что беспокоиться не стоит, они действительно попали по назначению – в приличную фотостудию, а не в какой-то подозрительный захламленный сарай.
– Мастер! – снова воззвал Антон.
Где-то позади, в уже пройденном ими фанерном лабиринте, хлопнула дверь, простучали быстрые шаги, потянуло сквозняком – и к острову света вынесло презабавного человечка: ростом со среднего хоббита, но с прической Леголаса. А уж важности в нем было как в целом короле эльфов!
– Это наш мастер, сам Олег «Ямагучи» Громов, – подобающе почтительно сообщил Антон.
– Здрасте, – вразнобой отозвались Натка и Сенька, некультурно таращась.
Мастер носил высокие ботинки на толстой тракторной подошве, добавляющей ему добрых шесть сантиметров роста. В голенища были заправлены узкие кожаные штаны, плавно переходящие в обтягивающую эластичную футболку, тоже черную и блестящую. Сверху мастер набросил длинную жилетку-разлетайку с асимметричным подолом. Жилетка была серая, а вся остальная одежда, обувь и стекающие с макушки на спину волосы – черные.
«Грамотно создает вертикаль черного», – подумала Натка и сразу же почувствовала доверие к мастеру: видно, этот Ямагучи не случайный человек в мире моды! Вон, какую картинку из своей скудной натуры сделал!
Сенька как завороженный взирал на высокий «конский хвост» на макушке мастера. Прическу вроде этой носили японские самураи – упругий высокий хвост в бою смягчал удар по голове. Не зря он, значит, Ямагучи!
Сенька тоже проникся уважением к мастеру.
– Приветствую. – Ямагучи слегка кивнул, даже не посмотрев на них, и пугающе размял длинные хрусткие пальцы. При этом он пристально взирал на пустую стену и, кажется, видел там что-то свое. – Кто модель?
– Мальчик, – подсказал Антон и подтолкнул вперед Сеньку.
– Мальчик, – повторил Ямагучи и, соорудив из длинных суставчатых пальцев подобие рамки, покрутил ее в воздухе с видом на пустую стену. – Хорошо. Вперед!
– Сними уличную обувь, пройди на бумагу и там переобуйся в сменку, – расшифровал приказ мастера его помощник.
Сенька послушно разулся, с чистыми туфлями в руках протопал в угол, там обулся и замер, жмурясь в слепящем свете.
– Как есть или красиво? – отрывисто спросил Ямагучи, переместившись к камере и посмотрев на Сеньку в видоискатель.
– Будем снимать мальчика в натуральном виде или постараемся, чтобы он выглядел получше? – перевел Антон.
– Хотелось бы, конечно, получше. – Натка заволновалась. – Но мне сказали, что для кастинга не годятся приукрашенные фото…
– Так что, пусть бликует? – фыркнул из-за камеры Ямагучи.
– Немного пудры не помешает, – успокоил Натку Антон и покричал: – Танечка! Ты нам нужна!
В лабиринте снова хлопнуло, топнуло, дунуло, и к солнечному острову вынесло брюнетку в сером хлопковом халате.
Натка засмотрелась на ее лицо, будто вылепленное из тонального крема – поразительно гладкое и безупречно ровного цвета, как тщательно загрунтованный холст. Со сложным макияжем, убедительно имитирующим полное отсутствие такового, – настоящий шедевр визажа!
– Вижу, вижу, – пропела Танечка и, не дожидаясь распоряжений, проследовала к замершему, как суслик, Сеньке с открытой палеткой.
Он зажмурился, а Танечка пару минут деловито возюкала по его физиономии то пуховкой, то кисточкой.
– Достаточно, – сказал Ямагучи. – Начнем с портрета. Мальчик, фас!
– Что? Надо сыграть собаку? – не понял Сенька.
– Какую собаку? – тоже озадачился мастер.
– Кусачую?
– Зачем?
Непонимание росло и ширилось.
– Незачем! – Натка поспешила вмешаться, пока никто никого не покусал. – Сеня, фас – это не про какую-то собаку, а про твое лицо. Смотри прямо в камеру. И зубы спрячь.
– Не усмехайся, не хмурься, вообще не гримасничай, – подключился помощник мастера Антон. – Смотри прямо, изображай спокойствие.
– О, это он может, – пробормотала Натка и огляделась – нет ли где свободного стульчика?
Она высмотрела большой деревянный ящик и села на него, терпеливо выжидая, пока вдохновленный Сенька продемонстрирует доступную ему гамму возможных оттенков спокойствия – от буддистского до карлсоновского.
На всю богатую палитру модели собственного спокойствия фотографа не хватило. Ямагучи сдался уже на третьем варианте («нордическое невозмутимое»), после чего распорядился перейти к полуулыбке.
Натка устроилась на своем ящике поудобнее.
Полуулыбку в фас и ее же вполоборота искали долго и мучительно. Ямагучи начал нервничать, Антон – посматривать на часы. Танечка с палеткой еще дважды подходила к Сеньке, чтобы его лицо не блестело.
Потом обнаружилось, что поиски правильного спокойствия и идеальной улыбки велись моделью слишком добросовестно и избыточно энергично, так что даже помялась отутюженная дома рубашка.
– Упорядочим или пусть будет как коровой пожеванный? – спросил, отлипнув от видоискателя, Ямагучи, и по его тону чувствовалось, что он предпочел бы второй вариант, лишь бы поскорее закончить.
– Упорядочим, – твердо сказала Натка.
Она уже восемь лет это делала – упорядочивала хаос по имени Сенька, – так не сдаваться же сейчас в такой момент!
Антон повысил голос:
– Ирочка!
Из фанерного лабиринта с топотом и попутным ветром явилась еще одна девушка – как оказалось, костюмерша.
Белую рубашку с Сеньки сняли и выдали взамен подходящую по размеру бежевую. Поснимали в ней. Потом вернули белую, заново отглаженную Ирочкой, и запечатлели в ней тоже. Услужливая костюмерша сказала, что имеются еще подходящие по размеру сорочки голубого, серого и черного цветов, а также одна «очень клевая в горошек», но Ямагучи рявкнул:
– Убер-р-ри свой гор-р-рошек! – и его ранее томный голос уже заметно сбивался в рычание.
До ростового фото добрались с существенным отклонением от графика, Антону пришлось уйти встречать следующих клиентов, и Ямагучи, оставшись без помощника-переводчика, сильно нервничал.
Натка взирала на него со смесью сочувствия и злорадства.
Мастер он, говорите? Ну, значит, есть ему еще куда расти. С такой моделью, как Арсений Кузнецов, не каждый мастер справится!
В итоге со съемкой провозились не час, как планировалось, а почти два.
В пятнадцать тысяч тоже, увы, не уложились: пришлось доплатить и за избыточное количество дублей, и за дополнительное время, и за гримершу с костюмершей.
– В пиццерию не пойдем, да? – Сенька без объяснений понял Наткино настроение, увидев, как яростно она запихивает в сумочку похудевший кошелек. – Ну и ладно, пицца вредная, а нам, артистам, надо беречь фигуру.
Натке очень хотелось добавить, что неплохо было бы также беречь нервы и деньги, но она удержалась.
Никто ведь ее на веревке в эту студию не тянул. Сама пришла, ведомая благородным порывом помочь сыну сделать блестящую артистическую карьеру. Вот и нечего теперь малодушно жаловаться.
Кузнецовы не сдаются!
От предложения напечатать фотографии для портфолио Натка отказалась – и из экономии, и чтобы не приезжать в студию еще раз за конвертом со снимками. И выбранные фото, и сделанный в процессе съемок видеоролик ей прислали на электронную почту.
Увидев готовые работы, Натка расстроилась: фотографии были никакие. Вообще без настроения, как будто снимали не живого мальчика, а куклу.
– А я тебе говорила, Сенькину индивидуальность разве что видео передаст, – напомнила студентка-артистка Маруся, которой Натка позвонила, чтобы пожаловаться на бестолковую фотосессию. – И фотосессия не бестолковая, а обычная, без излишеств.
– Да я такие снимки на фоне стены могла сделать дома смартфоном. – Натка вспомнила свое главное огорчение: – Бесплатно, а не за этакие деньжищи!
– Домашние фото для актерской базы не подойдут, все-таки профессиональная аппаратура и студийный свет – это важно, – не согласилась Маруся. – Ты не расстраивайся, что фотографии не художественные, они и не должны быть такими. Художественная съемка допускает сильную ретушь, цветокоррекцию, эффекты всякие, а они могут все изменить до неузнаваемости – кастинг-агенту это вовсе не нужно. Ему важно, чтобы на пробы пришел именно тот человек, которого он выбрал по фото, понимаешь?
– Понимаю. – Натка постаралась успокоиться. – То есть ты считаешь, что этих скучных снимков и вправду достаточно? Может, я все-таки добавлю в конверт еще фоточек? У Сеньки есть очень хорошие – на пляже в Сочи, на лошади в деревне, с бегемотом в зоопарке…
– Есть риск, что выберут лошадь и бегемота, ведь они не позировали, – пошутила Маруся. – Ты не волнуйся так, Сеньку же не только по фото и видео оценивать станут. На него живьем посмотрят, а тут уж сомнений не будет – пацан у тебя артистичный.
– А это точно студия? Похоже на свалку, – простодушно поинтересовался ребенок и потянулся что-то потрогать, но Натка вовремя перехватила его руку.
– Тут у нас выгородки, декорации, аксессуары для съемок, запасные штативы под свет, идите за мной. – Ловко лавируя, Антон провел их между студийными сциллами и харибдами.
Вывернув из-за угрожающе поскрипывающей фанерной конструкции, они оказались в углу, где сходились две однотонные стены – одна голубая, другая светло-серая. Пол, всюду в помещении голый, цементный, тут был застелен чистой белой бумагой.
– Ну, вот мы и на месте, – обрадовался Антон и вытер вспотевший лоб, как будто совершенный ими переход по захламленным просторам был реально труден и опасен. – Тут уже все готово.
– Я буду сниматься здесь? – Сенька, явно ожидавший чего-то более эпического, забылся и сбросил маску кротости. – В уголочке на бумажке?!
– Бумажка, молодой человек, нужна для того, чтобы во время съемки в полный рост фон вокруг ваших ног был белым, чистым, а не грязным и затоптанным, – объяснил Антон и громко хлопнул в ладоши. – Мастер, мы пришли!
– Мастер-фломастер, – пробормотал недовольный Сенька.
Натка нашла руку сына и крепко сжала ее.
– Да молчу, молчу, – буркнул он.
Антон шагнул в сторону, чем-то щелкнул, что-то сделало звучное «тыннннь» – и вдруг картина изменилась.
Включились расставленные вокруг пресловутой бумажки мощные фонари на треногах, зажглись лампы под потолком, засияли отраженным светом белые зонтики на штативах. Бумага на полу сделалась похожа на белый пляжный песок, а серо-голубые стены – на туманные морские дали.
– Ух! – обрадовался Сенька.
– Ну, вот видишь! – сказала ему Натка, будто заранее все знала и была уверена, что беспокоиться не стоит, они действительно попали по назначению – в приличную фотостудию, а не в какой-то подозрительный захламленный сарай.
– Мастер! – снова воззвал Антон.
Где-то позади, в уже пройденном ими фанерном лабиринте, хлопнула дверь, простучали быстрые шаги, потянуло сквозняком – и к острову света вынесло презабавного человечка: ростом со среднего хоббита, но с прической Леголаса. А уж важности в нем было как в целом короле эльфов!
– Это наш мастер, сам Олег «Ямагучи» Громов, – подобающе почтительно сообщил Антон.
– Здрасте, – вразнобой отозвались Натка и Сенька, некультурно таращась.
Мастер носил высокие ботинки на толстой тракторной подошве, добавляющей ему добрых шесть сантиметров роста. В голенища были заправлены узкие кожаные штаны, плавно переходящие в обтягивающую эластичную футболку, тоже черную и блестящую. Сверху мастер набросил длинную жилетку-разлетайку с асимметричным подолом. Жилетка была серая, а вся остальная одежда, обувь и стекающие с макушки на спину волосы – черные.
«Грамотно создает вертикаль черного», – подумала Натка и сразу же почувствовала доверие к мастеру: видно, этот Ямагучи не случайный человек в мире моды! Вон, какую картинку из своей скудной натуры сделал!
Сенька как завороженный взирал на высокий «конский хвост» на макушке мастера. Прическу вроде этой носили японские самураи – упругий высокий хвост в бою смягчал удар по голове. Не зря он, значит, Ямагучи!
Сенька тоже проникся уважением к мастеру.
– Приветствую. – Ямагучи слегка кивнул, даже не посмотрев на них, и пугающе размял длинные хрусткие пальцы. При этом он пристально взирал на пустую стену и, кажется, видел там что-то свое. – Кто модель?
– Мальчик, – подсказал Антон и подтолкнул вперед Сеньку.
– Мальчик, – повторил Ямагучи и, соорудив из длинных суставчатых пальцев подобие рамки, покрутил ее в воздухе с видом на пустую стену. – Хорошо. Вперед!
– Сними уличную обувь, пройди на бумагу и там переобуйся в сменку, – расшифровал приказ мастера его помощник.
Сенька послушно разулся, с чистыми туфлями в руках протопал в угол, там обулся и замер, жмурясь в слепящем свете.
– Как есть или красиво? – отрывисто спросил Ямагучи, переместившись к камере и посмотрев на Сеньку в видоискатель.
– Будем снимать мальчика в натуральном виде или постараемся, чтобы он выглядел получше? – перевел Антон.
– Хотелось бы, конечно, получше. – Натка заволновалась. – Но мне сказали, что для кастинга не годятся приукрашенные фото…
– Так что, пусть бликует? – фыркнул из-за камеры Ямагучи.
– Немного пудры не помешает, – успокоил Натку Антон и покричал: – Танечка! Ты нам нужна!
В лабиринте снова хлопнуло, топнуло, дунуло, и к солнечному острову вынесло брюнетку в сером хлопковом халате.
Натка засмотрелась на ее лицо, будто вылепленное из тонального крема – поразительно гладкое и безупречно ровного цвета, как тщательно загрунтованный холст. Со сложным макияжем, убедительно имитирующим полное отсутствие такового, – настоящий шедевр визажа!
– Вижу, вижу, – пропела Танечка и, не дожидаясь распоряжений, проследовала к замершему, как суслик, Сеньке с открытой палеткой.
Он зажмурился, а Танечка пару минут деловито возюкала по его физиономии то пуховкой, то кисточкой.
– Достаточно, – сказал Ямагучи. – Начнем с портрета. Мальчик, фас!
– Что? Надо сыграть собаку? – не понял Сенька.
– Какую собаку? – тоже озадачился мастер.
– Кусачую?
– Зачем?
Непонимание росло и ширилось.
– Незачем! – Натка поспешила вмешаться, пока никто никого не покусал. – Сеня, фас – это не про какую-то собаку, а про твое лицо. Смотри прямо в камеру. И зубы спрячь.
– Не усмехайся, не хмурься, вообще не гримасничай, – подключился помощник мастера Антон. – Смотри прямо, изображай спокойствие.
– О, это он может, – пробормотала Натка и огляделась – нет ли где свободного стульчика?
Она высмотрела большой деревянный ящик и села на него, терпеливо выжидая, пока вдохновленный Сенька продемонстрирует доступную ему гамму возможных оттенков спокойствия – от буддистского до карлсоновского.
На всю богатую палитру модели собственного спокойствия фотографа не хватило. Ямагучи сдался уже на третьем варианте («нордическое невозмутимое»), после чего распорядился перейти к полуулыбке.
Натка устроилась на своем ящике поудобнее.
Полуулыбку в фас и ее же вполоборота искали долго и мучительно. Ямагучи начал нервничать, Антон – посматривать на часы. Танечка с палеткой еще дважды подходила к Сеньке, чтобы его лицо не блестело.
Потом обнаружилось, что поиски правильного спокойствия и идеальной улыбки велись моделью слишком добросовестно и избыточно энергично, так что даже помялась отутюженная дома рубашка.
– Упорядочим или пусть будет как коровой пожеванный? – спросил, отлипнув от видоискателя, Ямагучи, и по его тону чувствовалось, что он предпочел бы второй вариант, лишь бы поскорее закончить.
– Упорядочим, – твердо сказала Натка.
Она уже восемь лет это делала – упорядочивала хаос по имени Сенька, – так не сдаваться же сейчас в такой момент!
Антон повысил голос:
– Ирочка!
Из фанерного лабиринта с топотом и попутным ветром явилась еще одна девушка – как оказалось, костюмерша.
Белую рубашку с Сеньки сняли и выдали взамен подходящую по размеру бежевую. Поснимали в ней. Потом вернули белую, заново отглаженную Ирочкой, и запечатлели в ней тоже. Услужливая костюмерша сказала, что имеются еще подходящие по размеру сорочки голубого, серого и черного цветов, а также одна «очень клевая в горошек», но Ямагучи рявкнул:
– Убер-р-ри свой гор-р-рошек! – и его ранее томный голос уже заметно сбивался в рычание.
До ростового фото добрались с существенным отклонением от графика, Антону пришлось уйти встречать следующих клиентов, и Ямагучи, оставшись без помощника-переводчика, сильно нервничал.
Натка взирала на него со смесью сочувствия и злорадства.
Мастер он, говорите? Ну, значит, есть ему еще куда расти. С такой моделью, как Арсений Кузнецов, не каждый мастер справится!
В итоге со съемкой провозились не час, как планировалось, а почти два.
В пятнадцать тысяч тоже, увы, не уложились: пришлось доплатить и за избыточное количество дублей, и за дополнительное время, и за гримершу с костюмершей.
– В пиццерию не пойдем, да? – Сенька без объяснений понял Наткино настроение, увидев, как яростно она запихивает в сумочку похудевший кошелек. – Ну и ладно, пицца вредная, а нам, артистам, надо беречь фигуру.
Натке очень хотелось добавить, что неплохо было бы также беречь нервы и деньги, но она удержалась.
Никто ведь ее на веревке в эту студию не тянул. Сама пришла, ведомая благородным порывом помочь сыну сделать блестящую артистическую карьеру. Вот и нечего теперь малодушно жаловаться.
Кузнецовы не сдаются!
От предложения напечатать фотографии для портфолио Натка отказалась – и из экономии, и чтобы не приезжать в студию еще раз за конвертом со снимками. И выбранные фото, и сделанный в процессе съемок видеоролик ей прислали на электронную почту.
Увидев готовые работы, Натка расстроилась: фотографии были никакие. Вообще без настроения, как будто снимали не живого мальчика, а куклу.
– А я тебе говорила, Сенькину индивидуальность разве что видео передаст, – напомнила студентка-артистка Маруся, которой Натка позвонила, чтобы пожаловаться на бестолковую фотосессию. – И фотосессия не бестолковая, а обычная, без излишеств.
– Да я такие снимки на фоне стены могла сделать дома смартфоном. – Натка вспомнила свое главное огорчение: – Бесплатно, а не за этакие деньжищи!
– Домашние фото для актерской базы не подойдут, все-таки профессиональная аппаратура и студийный свет – это важно, – не согласилась Маруся. – Ты не расстраивайся, что фотографии не художественные, они и не должны быть такими. Художественная съемка допускает сильную ретушь, цветокоррекцию, эффекты всякие, а они могут все изменить до неузнаваемости – кастинг-агенту это вовсе не нужно. Ему важно, чтобы на пробы пришел именно тот человек, которого он выбрал по фото, понимаешь?
– Понимаю. – Натка постаралась успокоиться. – То есть ты считаешь, что этих скучных снимков и вправду достаточно? Может, я все-таки добавлю в конверт еще фоточек? У Сеньки есть очень хорошие – на пляже в Сочи, на лошади в деревне, с бегемотом в зоопарке…
– Есть риск, что выберут лошадь и бегемота, ведь они не позировали, – пошутила Маруся. – Ты не волнуйся так, Сеньку же не только по фото и видео оценивать станут. На него живьем посмотрят, а тут уж сомнений не будет – пацан у тебя артистичный.