Межлуние

— Меня прислала Маргарита, — успела произнести она до того, как ее шею сдавило чудовище.

От немедленного удушья ее спас обруч, так удачно помешавший монстру.

— Я знаю ее, — подойдя ближе, заметила Эмира.

Агата обрела способность двигаться, и выступила навстречу ее давней недоброжелательнице.

— Что с Маргаритой? — Стальным тоном осведомилась истинная наследница Сагро.

— Я устроила ее побег, — склонив голову, ответила Агата. — Теперь я понимаю, что она все равно вернется ради вас.

— Честный ответ, — похвалила Эмира, — но я не доверяю тебе.

— Чем сейчас занят Дио? — Просипел мощный голос изверга, вызвавший дрожь.

— Дио, — словно запнувшись на этом имени, Агата проглотила неуверенность, — занят употреблением вина, бескрайним развратом и непрекращающимися казнями.

— Где его прислужники?

— Он отправил часть гарнизона к южной границе. Норозини не подчинился другим Донам и собирает армию.

— Подробнее, — с напором прошипела Эмира, приблизившись к Агате вплотную, и та была вынуждена рассказать все что знала.

— Хорошие сведения. Ты бы не придумала такое.

Разговор не мог продолжаться вечно, и это все прекрасно понимали.

— Как вы поступите со мной? — позабыв страх, спросила невольная узница.

— Ты была нам полезна, — через паузу решила Эмира. — В прошлом ты часто плела интриги, и я не могу положиться на тебя. Мне известно, почему у тебя так много украшений. Ты покупала их, когда губила очередную прислужницу, мешавшую тебе. Я не держу на тебя зла и прощаю то, о чем знаю.

— Дай мне минуту! — Неожиданно для себя самой, строгим тоном потребовала Агата у наклонившейся над ней тварью и без колебаний прошествовала вперед, неторопливо и с заметными признаками злости снимая обручи. Присев и сложив их в аккуратную башню, она стянула и положила в ее центр драгоценное кольцо.

— Моя последняя просьба. Я завещаю Маргарите все, чем владела. Пусть не обвиняет себя в моей смерти.

Выпрямившись, она несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, справляясь с эмоциями.

— Я готова, — спокойно сообщила Агата, отрешенно смотря во мрак.





* * *


Чернила надвигающейся ночи перелились по небосводу, насытив воздушный океан иссиня-черным колером, светлеющем на западе, где еще теплилось гаснущее сияние недавно скрывшегося за горизонтом солнца. И поскольку звезды не могли пробиться сквозь полог облаков, на долину опустилась тьма раньше положенного.

Один из матросов, оказавшихся в этот промежуток времени на верхней палубе, прошелся по ней, сделав некий круг почета, и остановился на юте, как раз под флагштоком. Бросив быстрый взгляд на своих собратьев, без энтузиазма несущих вахту в ожидании смены, он запустил руку под плащ и сделал вид, будто решил закурить трубку, когда на самом деле поджег свечу небольшого фонаря на шарнире, сконструированного таким образом, что лишь тонкий луч покидал пределы его кованой сферы в заданном направлении.

Прикрывая его длиннополой одеждой и вытянув руку, злоумышленник перегнулся через планширь и подвесил фонарь позади флагштока. Пошарив в темноте рукой, он сдвинул заслонку и направил свет на флаг. Столь малый луч не был заметен с палубы, однако подсвечивал полотно флага, свисающего за кормой.

Совершив задуманное, матрос собрался спуститься с палубы, однако замешкался, заметив цвета Святой Астаньи, и вздрогнул, когда прогремел приказ:

— Взять его! Живо!

Еще недавно казавшиеся незаинтересованными ни в чем, кроме пайки, прочие матросы схватили бросившегося в сторону предателя и с шумом повалили его на досочный настил.

— Ах ты, гад! — Пропыхтел один из вахтенных, оседлав неприятеля, барахтающегося под плащом, и от души стукнул ему под ребра, вызвав жалобный девичий крик.

Суровые мужчины, только что представлявшие себе, как вздернут на рее пойманного подонка, переглянулись между собой. В их глазах промелькнула какая-то робость, и они отступили, все еще крепко держа Кэтрин за края одежды.

— Снимите фонарь, — последовала команда и в руки Джонатану, выбравшегося из лодки, приспущенной на талях за борт, сунули шпионский трофей. Свеча до сих пор горела, и он направил луч на виновницу всех странных событий, происходивших на корабле с первого дня полета.

— Мне очень жаль, мисс Хардман, но остаток полета вы проведете запертой. Вильям! — Повернувшись, но, все еще наблюдая за Кэтрин, продолжил коммондер, — лично проследите за выполнением моего приказа!

Он аккуратно опустил курок на полку пистолета, не допустив выстрела.

— Да, сэр!

— Выполняйте, — строгим тоном добавил он.

Изменницу увели, а Джонатан задул свечу и прислонился поясницей на планширь, радуясь, что в темноте не были видны его слезы.


В ту же минуту, Торе пересекал поле, то и дело оступаясь в невидимые в ночи ямы. Ему не могло почудиться — считанные мгновения назад перед ним мелькнули знакомые с детства цвета Эспаона. Сбежав с дороги, он ринулся напролом.

Его почти исчезнувшая надежда расправила крылья. Что если он найдет Аэрин, ускакавшую от него без всяких объяснений? Торе споткнулся о камень, упав на вытянутые руки, но тут же вскочил и продолжил путь, не обращая внимания на ушиб.

Чувствуя, что он близок к цели, клирик всматривался в очертания чего-то вытянутого, мало похожего на дом, хоть и сравнительно больших размеров. Замедлив шаг, Торе обратил внимание на столбы, удерживаемые сетью канатов, смутно выделяющихся на фоне неба.

Раздавшийся позади него шорох выдал приблизившихся к нему караульных.

— Амиго, я безоружный педро.

Ответа не последовало, но на него накинулись, и, заломив руки, потащили вперед.

— Заткнись, — посоветовал ему один из бриатов.

— Кого вы там поймали? — Негромко поинтересовались откуда-то сверху.

— Эспаонца.

— Поднимите его ко мне.

Заскрипели блоки талей и Торе втолкнули в лодку, являвшуюся наиболее удобным способом подъема связанного пленника на борт корабля, особенно в темное время суток.

И так случилось, что матросы поставили клирика на палубу, удерживая перед коммондером, еще не отошедшего от предательства Кэтрин.

— Кто вы? — без какой-либо любезности обратился к нему Джонатан на идеальном бриатском, сносном футровском, и плохом эспаонском.

— Мое имя Торе. Я странствующий священник, — ответил архиагент на языке футра.

— Потрудитесь объяснить мне, святой отец, зачем вы подошли к моему кораблю?

— Я увидел флаг Святой Астаньи и принял вас за гарнизон.

Понимая, к кому он попал на самом деле, Торе быстро сориентировался. Не преследуя какой-либо выгоды, что в данном случае было истиной, лучше придерживаться нейтральной стороны любого конфликта.

— Команда к взлету! — Отреагировал коммондер.

— По местам! — Перенял эстафету старший помощник, быстро отдав ряд указаний.

Яхта ожила, словно превратившись в один большой живой организм, расправляющий паруса, поднимающий цепи и разворачивающийся носом к северо-западу.

— Как далеко от нас войска эспаона?

Это мог быть проверочный вопрос, и, играя роль священника, Торе не мог позволить себе врать.

— Наверное, в полутора лигах к востоку, я последний раз видел солдат.

И в то же время, являясь патриотом своей Родины, пусть вторгшейся в чужую страну, он не раскрыл то обстоятельство, возможно имеющее значение для бриатов: Протекторат стягивал оккупационную армию к югу.

— Хорошо, святой отец. Развяжите ему руки и отведите в кубрик. Мы еще продолжим наш разговор — последнее предложение Джонатан произнес на футровском.

Торе увели, и Вильям доложил о взятом курсе.

— Позволите вопрос, сэр?

— Спрашивайте, мистер Хонортаун.

— Вы полагаете, они как-то подали знак друг другу?

— Сомневаюсь. К тому же, их сложно представить рядом, не так ли?

Сказав так, Джонатан, тем не менее, отметил про себя, что этот священник слишком хорошо знает язык. Впрочем, сейчас у него были иные заботы, и коммондер посвятил управлению Политимии все свое внимание.





* * *


Стараясь не издавать сильного шума, девушка медленно водила цепью по шершавой стене. Сталь плохо поддавалась и всего, чего она смогла добиться — покрыть поверхность звена сетью мелких царапин. Отсчитав нужное количество повторяющихся движений, девушка останавливалась и прислушивалась к монотонному скрипу, доносящемуся из темноты. Это был единственный звук, нарушающий тишину, и вместе с тем, он маскировал ее намерения.

Неудержимая буря эмоций, охватившая ее в первые минуты пробуждения, давно прошла, не оставив после себя видимых изменений. Отчаянные порывы освободиться, лязг цепи и крики о помощи были поглощены равнодушными кирпичными стенами и серым плиточным полом. Собственноручно убедившись в бесплодности необдуманных действий, она впала в уныние, грозящее перерасти в апатию. За то время, которое было потрачено на тщетные попытки разорвать оковы, гнетущее чувство приближающегося отчаяния могло бы заставить преклонить колени перед судьбой многих из тех, с кем она была знакома, неотвратимо изломав их волю, и раздавив надежды на освобождение. Быть может, противостоять неблагоприятным обстоятельствам помогала неожиданно стойкая личность и особенный жизнерадостный характер.

Ее похитителя крайне мало интересовали удобства пленницы, заточенной в комнату без окон и даже отдушин, где дневной свет заменяли просветы в дощатой кровле над головой, поддерживаемой грубо обтесанными стропилами. Поэтому девушка вела отсчет времени по скудным обедам. Человек, скрывающий свое лицо под капюшоном и шарфом, не отвечал на ее вопросы, и не реагировал на колкости. Он словно не замечал ее, в молчании выполняя свою работу. По счастью, ему не приходило в голову проверять сохранность цепи, прикованной к ее ноге.