Между Огней

Он скользнул вбок и ушел в пике, прижав к телу темные, как сама ночь, крылья, превращаясь в плотный кокон из перьев. Секунда, и Трой оказался у самой земли. Заметившая это первой Сильвия сдавленно охнула, но за мгновение до встречи с безжалостным песком Крылатый резко ушел в сторону, расправляя крылья. Он завертелся, подхваченный восходящим потоком воздуха, поднимаясь все выше и выше. Когда его темная фигурка скрылась за пеленой низких туч, Освальд выругался.

– Если это и есть надежда всего мира, Крылатая, то мы обречены, – проворчал он, обгоняя Алису.

Но Трой уже возвращался, громко хохоча. Его грубую куртку намочили крупные капли.

– А если бы ядовитые? – укоризненно сказала Гвен, пролетая мимо брата.

Тот лишь хмыкнул в ответ, отряхиваясь, словно молодой охотник, попавший под свой первый дождь.

– Да видно же, что тучи не грозовые, старушка! – крикнул он вслед удаляющейся сестре.

Алиса молча следовала за остальными.

– Ну, видно же, скажи им!

Но она только покачала головой, поднимаясь чуть выше, чтобы прикинуть, успеют ли они до заката достигнуть скал, показавшихся на горизонте.

Трой разочарованно огляделся: позади летели еще двое Вестников – насупленный Лин и едва знакомая девочка, на вид совсем ребенок.

– Летим, как на поминки, – сказал он, обращаясь к приятелю.

Обычно Лин поддерживал друга в его забавах, с радостью принимая в них участие. Утащить яйцо из гнезда клыкастой песчаной змеи? Да запросто! Дернуть за кончик отвратного, чешуйчатого хвоста падальщика, когда тот уже намерился вонзить в тебя ядовитые клыки? Еще поглядим, кто кого опередит! Подсыпать Освальду пригоршню жгучего песка в сапоги? Это точно буду я, брат!

Так было от дня посвящения до памятного Слета на площади у домика Вожака. Но чем дальше улетала Алиса от Города, тем мрачнее становился Лин. Братья списывали его хмурость на болезнь, но теперь, когда на лице Крылатого не было смертельной печати лихорадки, что-то иное, куда более сложное, мешало ему разделить дурашливые забавы, которые прежде здорово помогали унять тревогу во время самых опасных вылазок.

– Мы не знаем, куда летим, – ответил Лин, озабоченно оборачиваясь к девчонке, что как приклеенная летела за ним.

Трой разочарованно фыркнул. Юли испуганно поглядела на него, но тут же смутилась и чуть было не рухнула вниз, попав в воздушную яму. Она громко ойкнула, и Лин тут же метнулся к ней и удержал на лету, схватив за локоть.

– Дыши ровно, думай только о дыхании, крылья сами поймают его ритм, – сказал он Юли тоном, больше подходящим молодому отцу.

«Как с ума посходили», – подумал Трой, провожая их взглядом.





***


Юли слушала озабоченный шепот Лина и поеживалась на ветру. Долгий и изнурительный полет оказался не таким простым делом, как она думала. Порывы ветра сносили ее легкое тело в сторону, песок запорашивал глаза, и она ничего не видела из-за пелены набегавших слез. Щеки ее исцарапали острые песчинки, про волосы, которые пепел превратил в колтун, девушка старалась и вовсе не думать.

Но сильнее всего ее удручала забота Лина. Крылатый летел рядом с ней, постоянно оглядываясь, подхватывая, когда она норовила рухнуть вниз тяжелым мешком, вымученно улыбался и делился хитростями полета, что были известны, кажется, всем на свете, кроме нее.

Но в глазах парня Юли читала тоску, его неимоверно томила необходимость подстраиваться под медленный полет с болезненными рывками. Всем своим существом Лин был впереди, там, где ровно и уверенно скользила по воздуху Алиса, умело лавируя между потоками горячего ветра.

– Не медли из-за меня, – пыталась уговорить его Юли, виновато поглядывая из-под выбившихся кудряшек. – У меня уже получается.

– Я обещал тебе помогать, – отвечал Лин. – Просто не дергайся, ты умеешь, я же видел! Расслабься. Тут на удивление спокойно… в этот раз.

Пустыня и правда казалась умиротворенной. Все ужасы, что с детства впитала Юли из сказок бабушки, обернулись серо-бурой равниной, редко пересекаемой цепочкой следов пустынного зверья.

Во время одного из привалов девушка увидела, как Алиса рисует для Освальда карту тоненькой палочкой на покрытом золой камне.

– Сейчас мы здесь, оазис – вот тут, – она уверенно ткнула в самый край камня. – Нам нужно обогнуть песчаную косу и выйти к скалам. Там на нас с Томасом напали варвары. Я даже не предполагала, что здесь есть кто-то кроме нас…

– Пустыня куда больше, чем путь от Черты до Гряды, – кивнул Освальд, рассматривая карту. – За все эти годы мы так ничего и не узнали о месте, где живем.

– За скалами, – продолжила Алиса, – лежит небольшая равнина, зола и песок, ничего особенного. Но дальше… Нам останется пролететь всего чуть-чуть, и мы достигнем ущелья. Его не видно сверху, надо идти пешком. Оно словно прячется от того, кто не знает о нем. Или не должен узнать.

– Как же старый Вестник разыскал его в таком случае? Или он был… один из таких? – Мужчина многозначительно кивнул в сторону Юли, которая старательно делала вид, будто ищет что-то в бездонном рюкзаке Лина.

– Нет. Он не был таким, как она. Он вообще никем не был. Ему просто повезло, как везет иногда очень плохим людям.

– Что же такого он успел натворить в твоей драгоценной Роще?

– Достаточно, чтобы развеяться по ветру серыми хлопьями пепла, – жестко оборвала его Алиса. – Ты не поймешь…

– Ну, куда уж мне, – проговорил Освальд, пожал плечами и отошел.

Ночевки давались Юли легче изнурительного полета над раскаленными песками. Можно было вытянуть ноги на твердых камнях, кутаясь в спальник. Обычно Юли забивалась в самую глубь пещеры и поглядывала по сторонам, стараясь, чтобы никто не обращал на нее внимания. Впрочем, особо желающих поговорить с ней по душам не находилось. Вымотанные полетом и сомнениями братья разжигали костер, наскоро варили похлебку и ели ее в тягостном молчании.

За долгие ночи, проведенные в палате Лина, вечер у костра Братства начал казаться Юли настоящим праздником. Глупые шутки, поддерживаемые оглушительным хохотом, парочки, уходящие в тень, чтобы наутро лишь улыбаться при встрече, байки о тяжелых вылазках и пустыне, дружеские подначки, хмельная настойка, разговоры о сокровенном до самого рассвета – так рисовалось ей в мечтах время среди Крылатых.


Но вечера в неуютном молчании, когда только Трой пытался лениво шутить, теряя запал с каждой уходящей в тишину фразой, наводили на нее тоску. Каждый сидел на своем месте, вытягивая ноги поближе к огню, и мерно стучал ложкой по выщербленному дну чашки. Алиса протягивала своей лисице маленькие кусочки грибного бруска, а зверек довольно урчал. Освальд затачивал ножи, низко склоняя безволосую голову, на которой дрожали отблески пламени. Сильви не спускала глаз с его сгорбленной фигуры и почти ничего не ела. Сэм обычно занимал половину пещеры и начинал дремать, как только его плошка пустела. Близнецы о чем-то тихо шептались, Лин неотрывно смотрел на огонь. Юли только и оставалось робко переводить взгляд с одного лица на другое и мечтать оказаться в закутке, пропахшем травами. В бессонные минуты ночевок она мечтала о жизни в старом лазарете, с ее вечной штопкой тряпья и бабушкой, приходящей по ночам проверить лоб внучки, – а вдруг жар?

– Надо было оставить весточку Братьям, – сказала Сильвия, нарушая тишину очередного вечера.

Освальд медленно поднял голову.

– Здесь? – насмешливо сказал он.

– На Гряде. Надо было написать им, что мы были там. Что полетели дальше и что вернемся…

– Сильви, это и так понятно. Если наших останков нет на Черте… и под Чертой – значит, мы улетели. К чему лишние слова?

– К тому, что Братья волнуются.

– Если там и есть кому за нас волноваться, то дел, кроме этого, у них с головой. – Освальд пожал плечами и вернулся к ножам.

– Не говори так, – попросила Гвен, тряхнув головой. – Конечно же, в Городе ждут нашего возвращения, и Сильви права, надо было оставить что-нибудь…

– Я оставил, – вдруг ровным голосом произнес Сэм, не поднимая тяжелых век.

– Ты? – Трой даже подскочил на месте. – И что ты оставил?

– Огниво, – так же спокойно ответил великан. – Мое огниво, с буковкой. Оно истесалось, и я его оставил. На столе. Братья прилетят и сразу увидят.

Смех пробежал вокруг костра, и воздух, сгустившийся в пещере, потеплел. Даже Освальд хмыкнул.

– Он вечно все теряет, – прошептал Лин, обращаясь к Юли. – И мы выбили большую «С» на всех его походных вещах, как для ребенка. И надо же, пригодилось.

Он улыбался, легко и открыто, и улыбка делала его лицо совсем мальчишеским и веселым. И очень красивым. Юли захотелось дотронуться до ямочек на его щеках, кончиком пальца провести по скуле, погладить растрепавшиеся на ветру волосы. Она просто улыбалась в ответ, не вслушиваясь в то, что он ей рассказывал.

Но вскоре оживший было разговор начал утихать. Освальд вышел наружу, желая оглядеться, Сильви собрала чашки, чтобы вытереть их насухо и сложить в походной сумке.

– Эх, сюда бы Фету… – протянул Трой, откидываясь на камни, и тут же поймал рассерженный взгляд сестры. – Ох, прости… Юли, да? Я не подумал.

– Ничего, – только и сумела выдавить девочка, сглатывая мгновенно вставший в горле ком.

– Просто мы все ее… любили, да? – продолжил неугомонный парень. – Она приходила к костру и рассказывала всякие байки. Здорово было.

Юли и сама любила истории бабушки. Все эти сказки, полные чудес и добрых сил, способных победить любую беду, вселяли в девочку веру в жизнь куда более захватывающую, чем долгие дни в лазарете. – На мгновение ее захлестнула новая волна тоски – слишком многое ушло навсегда вслед за старой Фетой.

– Особенно я любил про рыцаря и снег. Помните? – Трой смотрел в огонь, словно силясь разглядеть в нем знакомый профиль.

– Не рыцаря, а шамана, – поправила его Юли и сама испугалась собственной смелости.

– Так ты знаешь? – Трой посмотрел на нее через пламя и улыбнулся, как давней знакомой. – Расскажи, а?

Девушка смутилась, глупо было рассказывать сказку, когда все так напряженно ждут завтрашний день и все те дни пути, которые лежат между этой пещерой и далеким оазисом. Но вокруг зашумели. Просьбу Троя поддержала сестра, Сильви отложила чашки и тоже подсела к костру, а Лин ободряюще потрепал Юли по плечу.

– Я не помню точно, но… попробую. – Она вдохнула поглубже, зажмурилась и начала: – Далеко-далеко, и давно так, что можно сказать и никогда, живую землю укрыл снег. Он был холодным и свежим как роса и блестел на солнце, насмехаясь над ним, потому что его лучи были слишком слабы и, сколько бы ни светило, оно не могло растопить снежное покрывало. Снег знал, как он красив. Каждая его мельчайшая капелька, застывшая в небесном кружеве, была прекрасна. Он хрустел под ногами путников, снежинки покусывали их за щеки, твердея на морозе, и падали, падали вниз, словно бы само Божество рассыпало их из своих рукавов.

Юли открыла глаза и огляделась. Никто не смотрел на нее с насмешкой или скукой, кажется, даже Алиса слушала ее историю, задумчиво поглаживая спину лисицы.

– На той земле рос Город. Крылатые жили в нем, добывая себе пропитание в глубоких водах большого озера. Они ловили рыбу, солили ее в высоких кадках, сушили на солнце, варили с ней густую похлебку. Даже пропитанные водой, их крылья были легкими и сильными, потому рыбаки ныряли за добычей и плыли к ней на самое дно, без страха утонуть под тяжестью промокших перьев. Все было так, и все было ладно. Пока не пошел снег. Вначале он сыпал мелкой взвесью, приятно холодившей лица, мгновенно таявшей на ладонях. И никто не боялся. Даже дети со счастливым смехом лепили из него шарики, чтобы бросать в прохожих и убегать, радостно хохоча. Но дни сменялись днями, а снег продолжал сыпаться вниз из прохудившегося кармана небес. Тучи становились все тяжелее, мороз крепчал, и вскоре уже холод пробирал до костей любого, кто решался нырнуть в остывшую воду озера. Вначале его покрывала тонкая пленка, которая с треском ломалась от легкого прикосновения, но чем дальше, тем толще становился ледяной покров и тем больше ударов он выдерживал, не хрустнув.

Юли облизала высохшие губы, помолчала немного и продолжила:

– Когда воды озера сковал холод, люди пошли к шаману. Он был молод, слишком молод, чтобы помнить прошлый снег. Но рыбья косточка указала на него, а кто такой человек, чтобы спорить с ней? Шаман сидел у огня, в его хлипком домике не было теплых шкур и густой похлебки, люди мало верили в его силу, потому не приносили ему подаяний. Шаман грел у огня озябшие руки и думал о кошке, что сидела рядом и требовала еды…

– Расскажи про кошку сначала, – тихо попросил Трой и тут же получил увесистый шлепок от сестры. – Ну там же сначала про кошку!

– Да. Кошка. – Юли помолчала, собираясь с мыслями. – Значит, кошка. Она жила в доме шамана столько лет, сколько помнили себя живущие, может, и больше, да кто скажет. Серая, облезлая, с вечно голодными глазами и проплешиной на боку. Прошлый шаман любил кидать в нее горящие угольки и наблюдать, как она бегает по кругу, силясь затушить тлеющий мех. Так?

Девушка покосилась на Троя, но тот уже лежал на камнях у огня, блаженно улыбаясь. Когда Юли замолчала, он взмахнул рукой: мол, продолжай, – и все засмеялись.

– Так вот. Люди пошли к молодому шаману просить совета. Вначале они робко бормотали что-то о снеге и льде, сковавшем воды озера, но, увидев, как растерянно смотрит на них шаман, принялись требовать расколдовать небо, чтобы больше оно не просыпалось похожими на звезды холодными кристаллами. Шаман слушал их крики, старательно уворачиваясь от особенно ретивых кулаков, и ума не мог приложить, что же ему делать. Рыбная косточка, указавшая на него, обозналась. В парне не было ни силы, ни мудрости, словом…

– Ничего особенного! – закончила фразу Сильвия, подмигивая Юли.

– Да. – В груди у юной рассказчицы потеплело, в первый раз с далекого дня у Черты. – Ничего особенного. Но люди кричали все громче, и шаману оставалось только одно – хмуро свести брови и пообещать разобраться с проклятым кем-то небом. Когда селяне ушли, парень уже знал, как поступить. В самую темную ночь, когда снег блестел, отражая только собственный холодный свет, шаман вышел наружу, ежась от мороза, и распустил крылья. Его бил жестокий озноб, лететь было некуда, вокруг Города расстилалась голая степь, снежная и мертвая…

– Прямо как наша пустыня… – тихо прошептала Гвен, не отрывая глаз от огня.

– Да, как наша пустыня, – удивленно кивнула Юли, которая никогда раньше об этом не задумывалась. – Шаман шагнул за порог, снег заскрипел под ногами. Но в этот миг что-то мягкое потерлось об ногу. Кошка, худая и облезлая, вертелась рядом и поглядывала на него голодными глазами. «Нет, – сказал шаман, – я не возьму тебя с собой. Беги, найди себе новый дом». Он говорил это, зная, что и в лучшие годы никто не взял бы к себе лишний рот, а в бесконечную ночь снега зверя скорее съедят, чем накормят.