Метро 2033. Цена свободы

Добрые хозяева




Монотонно стучали колеса, и локомотив увозил их все дальше и дальше. Позади оставались распятия перекрестков и унылые, словно погосты, деревеньки без единой живой души. Михей подолгу стоял у закладной доски и смотрел на проплывающие мимо них пейзажи. «Чудесный, дикий край», – думал парень, глядя, как убегают вдаль одни картины, а на смену им спешат новые. Бесконечное полотно «железки» и вышитые на местности причудливые узоры дорог. Пустые полустанки и скучающие без людей здания. Горы у горизонта и солнце, щеголяющее в небесной синеве. Мишка любовался картинами, а в душе ворочалась знакомая тоска по родным краям.

Они ехали весь день, но на этом участке пути не встретили ни одной живой души. К вечеру встали на маленьком полустанке Богучан – тут и решили заночевать. В теплушку пришел Петр Алексеевич, и они задвинули входную дверь от незваных гостей. Здесь, вдоль всего участка железной дороги до поселения в Возжаевке, фон был в норме, и путники надеялись, что и зверье не должно их тревожить. Разомлевшее солнце валилось в перину облаков у горизонта. Весело трещали в буржуйке дрова, пахло тушенкой и черствым хлебом из запасов механика. Друзья поужинали, незаметно подкралась ночь. «Вот и еще один день разменяли», – подумал Мишка, заворачиваясь в спальник. Тихо возились рядом остальные, и спокойна была за стенками вагона ночная тишина.

Они возвращались из леса. Волокли с Ромкой по большой корзине грибов. В то лето прошли страшные ураганы и наломали в лесу старых деревьев. То и дело дорогу перегораживали упавшие сосны и сучкастые ели. Ромка обходил поваленные деревья стороной, а Мишка упрямо лез через стволы, по сучкам, вместе с корзиной. На одной сосне он неудачно встал и пропорол себе сапог. Острый сучок вошел в ногу, и парень застонал от боли. Корзина повалилась на землю, и грибы рассыпались по траве.

– Эх, Мишаня, – посетовал Ромка и поспешил на помощь. Стянули с ноги распоротый сапог и осмотрели ступню. Рана оказалась глубокой, портянка окрасилась красным, и на траву падали алые капли.

– Вот баран, угораздило же, – больше разозлился, нежели расстроился парень. До деревни – еще четыре километра ходу. Как теперь ему идти?

– Ничего, прорвемся, – не унывал Ромка. Он оторвал рукав от рубахи и ловко перевязал ногу товарища. – Давай-ка, опирайся на меня. Идти сможешь?

– Попробую, – сказал Мишка. Бросив его корзинку, они поковыляли домой. Каждые триста метров друзья останавливались и переводили дух, проверяя повязку на ноге. Хоть день выдался нежарким, оба взмокли.

– Брось, командир, – смеялся Михей, подтрунивая над Ромкой. – Вместе не дойдем. Спасайся сам.

– Фиг тебе, – улыбался товарищ, и, поднявшись, они ковыляли дальше. До дома добирались часа три. Ахала и причитала мать, глядя на раненого сына, готовила какие-то припарки из трав бабушка. Мишка потом еще недели полторы не мог нормально ходить, опираясь больше на здоровую ногу. И долго они с Ромкой вспоминали ту дорогу домой, и Михей потом говорил другу, что с ним бы он точно пошел в разведку.



А потом ему снилась комсомольская тюряга. Михей вспомнил их жалкое существование, дни все как на подбор серые, унылые. Смертную тоску, что глодала его по ночам, когда он, вымотанный до беспамятства работой, лежал на нарах и глядел в низкий, сырой потолок. Он видел замордованных работой зэков и холодное апрельское небо над зоной.

Ромка остался где-то там, в прошлом. Судьба обошлась с ним жестоко. И опять во сне Мишка видел холодный карцер и прощальный взгляд товарища. И каждый раз пытался он спасти друга, и ничего у него не получалось.

Не получилось и сегодня.



Встали рано. Михей под впечатлением ночных снов ходил угрюмый. Тайка, будто заметив, что с парнем что-то не так, спросила у него:

– Что-то случилось?

– Да все нормально, Тась. Сон плохой приснился, – он так и не рассказал ей про Ромку, да и знал, что девушка тоже хранит в душе какую-то тайну. Иногда ему хотелось расспросить ее, но все никак не подворачивался удобный момент. Тайка освоилась и уютно чувствовала себя в мужской компании. Мишка понял – она хочет дойти с ними до Возжаевки и остаться там, где когда-то жила. С одной стороны, он радовался за нее – ведь там у Тайки был дом. С другой – он как-то незаметно привязался к ней, но понимал, что скоро их маленькая компания распадется.

– Останешься в Возжаевке? – спросил он девушку за завтраком. Та подняла на Михея взгляд.

– Наверное, – почему-то в ее голосе чувствовалась неуверенность, будто Тайка сомневалась. Парню это показалось странным. Нет, что-то она точно скрывает. Поговорить бы с ней серьезно, с глазу на глаз.

– Почему сомневаешься? – он пристально посмотрел на нее. – Или хочешь идти с нами дальше?

Тайка не ответила и вышла из жилой части теплушки в «предбанник». Михей проследовал за ней. Девушка стояла у закладной доски и смотрела на пробуждающийся мир. В белой дымке облаков нежилась заря. Парень увидел, что долина впереди застелена простыней тумана, а за ней – горбатые горы и необъятная синь неба. Сегодня они окажутся еще ближе к дому, пусть ненамного – но все же.

– Что с тобой? – спросил Михей девушку, когда она обернулась на скрип открываемой двери.

– Я не знаю, – Тайка выглядела растерянной. – Я запуталась в себе. Я бы хотела рассказать, но не могу.

– Почему не можешь? – не отставал парень. – Что тебя мучает? Расскажи, может, я попробую понять и помочь? Знаешь, – он взял небольшую паузу, словно выжидал, когда она посмотрит на него, – у меня там, в комсомольской тюрьме, лучший друг остался. По моей вине. Каждую ночь его во сне вижу и никак себе простить не могу, что не спас тогда, не сумел.

– Почему по твоей вине? – спросила Тайка.

– Его из-за моей глупости в карцер бросили. А в эту ночь дикари напали на зону, и мы бежали. И я не смог его вытащить. Если бы не моя дурь – он бы сейчас ехал с нами. А так…

Девушка замолчала, будто переваривала сказанное Михеем. Потом посмотрела в сторону и спросила:

– Как думаешь, он смог бы тебя простить?

– Думаю, смог бы, – кивнул Мишка. – Вот только я себя никак простить не могу. Все думаю, что бы я сделал, если бы в прошлое вернулся.

– Вот и я тоже не могу себе простить то, что случилось, – сказала она, не глядя на парня. Лучи утреннего солнца отразились на ее лице, и Михей заметил, что глаза у нее влажные.

– Расскажешь? – спросил он. – Может, я попробую понять?

– Не сейчас, – покачала головой Тайка. – Не уверена, что вам нужно это знать.

– Это как-то связано с твоей болезнью? – спросил Мишка. – Тогда, в туннелях, ты потеряла сознание. И там, в лесу, когда мы искали тебя.

Она молча кивнула. А потом обернулась к парню и тихо попросила:

– Если я однажды тебе скажу, что мне нужно уйти на время – обещай, что отпустишь без лишних вопросов. Это нужно мне и нужно вам. Обещаешь?


– Хорошо, – кивнул Михей.

– Спасибо, – склонила голову девушка. – А я обещаю, что потом расскажу все. Но не сейчас.

Скрипнула дверь, и вышел Петр Алексеевич. За ним показался Батя. Он потянулся, повел широченными плечами и уставился на Михея с Тайкой.

– Ну что, молодежь, – бодро сказал Вячеслав. – В путь?

– В путь, – улыбнулся в ответ Михей. И в тот же миг он понял – что-то доверительное, близкое, что несколько мгновений назад возникло между ним и девушкой, спугнули друзья. Парень не знал, когда еще представится такая возможность поговорить с Тайкой, но обещал себе разобраться с этим.

– Шустри давай, Петя, – весело бросил Батя механику. – Пора уже отправляться.

Вскоре засопел маневровый, и они поехали навстречу новому дню. Солнце било им вслед, ветер гнал облака, и Михей вдруг подумал, что они тоже куда-то торопятся.

Миновали старый мост через реку Архара и поселок с одноименным названием. А потом снова потянулись зарастающие лесом поля. Иногда им попадались пустующие полустанки, которые они проезжали за минуту, и Мишка даже не успевал толком разглядеть их. Лишь перед мостом через реку Бурея увидели первые признаки обитания людей. Вдалеке за рекой над маленькими, словно спичечные коробки, домиками вились сизые дымки. Бригадир оживился.

– О, смотри-ка, – тыкал он пальцем. – Тут, похоже, люди живут.

– Слава богу, – сказал Эстет. – А то едешь, едешь – и ни одной живой души.

Но люди им так и не встретились. Катили дальше. После поселка Бурея дорога тянулась в седловине меж сопок. Наконец, к обеду подъехали к развилке путей, и друзья почувствовали, что маневровый тормозит.

– Приехали, что ли? – спросил непонятно кого Батя и выглянул из двери вагона. Двигатель локомотива работал, но механик не спешил вылезать из кабины.

– Я сейчас, – бригадир спустился на землю и побежал к маневровому. Вот он забрался в кабину, но тут же выскочил и замахал руками.

– Давай сюда!

Михей и друзья рванули на зов Вячеслава. Вскоре они забрались в кабину и увидели, что Петр Алексеевич сидит на полу. Бригадир хлопотал рядом.

– Мишаня, Таська – дуйте в теплушку! – приказал он. – Воды захватите и спальник.

– Чего случилось-то? – взволнованно спросил Эстет.

– Петру плохо, давление или сердечко прихватило, – ответил Вячеслав. – Давайте живее.

Через пять минут механику стало лучше. На полу кабины расстелили спальник, и мужчину положили на него. Петр Алексеевич лежал, глядя на друзей, и причитал:

– Распереживался, накрутил себя. Нервы себе расшатал, пока в подвале сидел. А у меня сердце слабое. Как бы инфаркт не хватил.

– Ладно тебе, – сказал Батя. – Отдыхай. Далеко еще до вашей Возжаевки?

– Километров сто, – виновато сказал механик.

– А здесь люди есть?

– Да, – ответил Петр Алексеевич. – Тут ветка налево уходит, там в деревнях народ живет.

– Ну, поехали тогда туда, – решил Вячеслав. – Где-нибудь прибьемся. Получше станет – поедем к тебе домой. Показывай, как твоим паровозом рулить.

Петр Алексеевич полежал еще немного и почувствовал себя лучше. Но Батя велел ему не вставать и, расспросив про управление маневровым, принялся рулить сам. Задним ходом свернули на боковую ветку и поехали по ней.

– Далеко тут до людей? – просил бригадир.

– Не очень, – ответил механик. – Километров двадцать. Там недалеко от железки село будет – Куприяновка. Увидите указатель. Там люди живут, у них остановимся. Надеюсь, оклемаюсь до завтра.

Через полчаса неторопливой езды и правда увидели указатель. Разглядели примерно в километре от дороги маленькие дома. Заглушив мотор маневрового, захватили из теплушки весь скарб и оружие. Батя и Михей сняли с себя одежду, выломали у насыпи молодые деревца, и, просунув жерди в рукава, соорудили нечто вроде носилок. Мишка встал сзади, бригадир – спереди. Механика уложили на спальник, чтобы было помягче. Леха и Тайка захватили все, что смогли унести.

– Ну, взяли, – скомандовал Вячеслав. – Тут недалеко, донесем.

Пока дошли до крайней избы – порядком устали. Михей увидел бревенчатый старый дом, крытый сарай, а за ним – огород за изгородью. Между домом и приземистым забором вклинились пышные кусты смородины, а в палисаднике растопырила суковатые ветви старушка-яблоня. На скамье возле крыльца сидел старый дед. Завидев друзей с носилками, он вскочил и зашагал навстречу.

– Эй, сынки, случилось чего?

– Да вон, отец, человеку плохо, – сказал Батя.

– Ну так давайте его скорее в дом, – засуетился дед. – Вы откуда идете-то? С путей, что ли?

– С них, – подтвердил Эстет.

– А с мужичком-то что? Ноги отказали, что ли? Эх, народец сейчас слабый пошел. И мужики хиленькие, и бабенки не ахти. Изводится русский народ. Не то что раньше. Вот матушка моя… Зина, – вдруг крикнул старик в дом. – Приготовь-ка кровать, человеку тут нехорошо.

Друзья с носилками прошли в дом. На кухне их встретила крепкая полнотелая старуха. Всплеснув руками, быстро заговорила: