Место для битвы
Часть 35 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А вот на пристани стычка завершилась победой противника. Ромеи загоняли на галеру таганский полон. Некоторых, не способных или не желающих передвигаться, втаскивали на веревках.
Духарев услышал стук копыт на соседней улице и мигом опустился в седло. Стоя на конской спине, удобно озирать окрестности. Или исполнять роль мишени. А вот сражаться затруднительно.
Пепел сам рванулся вперед… И из-за угла, навстречу ему, вылетели аж два степняка. Оба – с луками наготове. И с горячим желанием сделать в Духареве отверстия, не предусмотренные генотипом. Но события развивались слишком быстро, и Духарев оказался между печенегами раньше, чем их мечты превратились в быль. Оказавшийся по правую руку степняк уронил лук и нырнул под живот лошади, счастливо избегнув встречи с варяжским клинком. Левый всадник оказался не столь проворен, Духарев зацепил его свободной рукой, с хрустом, как сорняк из грядки, выдернул из седла и поволок за собой. Степняк заорал дурным голосом. Еще бы! Заорешь тут, если тебя волокут за скачущей галопом лошадью да еще – за вывихнутую руку!
Духарев смилостивился и отпустил беднягу. На большой, твердый камень у чьих-то ворот.
Засим Духарев развернулся и обнаружил, что второй печенег летит на него со своей кривой сабелькой. Щас! Разогнался!
Пепел рванулся навстречу… И печенег сдрейфил. Спину показать не рискнул – попытался сигануть верхами через забор, но лошадка его зацепилась копытами и рухнула вместе со всадником. Дворовая живность прыснула в стороны. Лошадь жалобно заржала, но поднялась. Ее хозяин – нет.
Над площадью, перекрывая прочие звуки, прокатился яростный рык нурмана.
Когда он стих, Духарева окликнули по имени.
Машег.
– Я убил восьмерых! – гордо сообщил хузарин.
– Где наши?
– Понятко – там,– хузарин махнул луком.
Об остальных он ничего не знал.
– Что будем делать, старшой?
Духарев развернул коня.
– Прикрой меня! – попросил он и поскакал вдоль улицы.
Галера уже отваливала от пирса, на ходу втягивая трап. Ромеи, очевидно, решили не рисковать и не ввязываться в драку.
Это было типично для имперцев: не рисковать. Духарев мог этому только порадоваться. Захватить такой корабль – не по их скромным силенкам. Уходят – и слава Богу!
Ромеи отчалили, но о печенегах этого сказать было нельзя. К тем, которые дрались с Халли, подоспела подмога. Теперь на нурмана наседали четверо пеших, а еще трое, верхами, крутились поблизости, вертя пиками. Нурман отмахивался, прижавшись спиной к стене длинного склада. Он остался один. Его жена лежала навзничь шагах в десяти. Шлем слетел с ее головы, размотавшаяся коса – в пыли, лицо окровавлено. Судя по тактике степняков, они намеревались взять Халли живым.
За миг до того, как Духарев появился на площади, из соседней улочки выскочили еще трое печенегов. Двое тут же осадили коней, а третий, наоборот, прибавил, подлетел к дому, у которого кипела драчка, но с другой стороны. Не останавливая коня, степняк ловко встал на седло, а с седла прыгнул прямо на крышу.
– Машег! Сбей его! – рявкнул Духарев.
Двое печенегов обернулись на его крик, схватились за оружие. Духарев срубил одного, второй успел натянуть лук, Сергей поднял Пепла на дыбы, лошадь степняка шарахнулась, и стрела прошла мимо.
Печенег завопил, привлекая внимание товарищей. Для их здоровья было бы полезнее, если бы он смолчал.
Воспользовавшись тем, что враги отвлеклись, Халли совершил великолепный прыжок, сшиб одного из пеших и прорубил бок ближнего всадника. И отскочил раньше, чем кто-либо из степняков зашел ему за спину.
Последний всадник, привстав, метнул пику. Нурман принял на щит, но бросок был очень силен, а щит изрядно порублен. Пика пробила его насквозь и проткнула левую руку нурмана. А печенег выдернул из чехла лук.
Духарев бросил Пепла в сторону, но степняк не обманулся. Противник приближался, и печенег ждал, намереваясь бить наверняка.
И дождался.
Машег вылетел из улочки следом за Сергеем, тут же вскинул лук и выстрелил.
Стрела свистнула у самого уха Духарева и ударила в грудь степняка.
Сергей вихрем проскакал мимо, махнул мечом – и один из противников Халли укоротился на полголовы.
– Халли! Сверху! – закричал Духарев.
Нурман запрокинул голову, увидел свесившегося с края крыши печенега, подпрыгнул и ткнул степняка в лицо.
Но другой печенег, изловчившись, достал-таки нурмана, полоснув саблей по уже раненной ноге.
Халли устоял! Он сумел отбить следующий удар. Но тут с крыши на него свалился раненый степняк, и нурман упал.
Духарев уже был рядом. Его меч свалил более храброго печенега. Менее храбрый пустился наутек, обогнул дом и попытался спрятаться внутри, нырнув в окно. Духарев замахнулся, намереваясь разрубить степняку поясницу, но тут обнаружил, что печенег зацепился налучем и застрял. Меч Сергея плашмя опустился на тощую мозолистую задницу. Печенег завизжал и задрыгал ногами.
Духарев быстро огляделся, увидел Машега и выбежавшего из-за горящего дома Гололоба. Печенегов, намеревающихся драться, на площади не наблюдалось.
Духарев вложил меч в ножны и соскочил наземь. Ухватив печенега за ремень, он выдернул его из окошка, взял за шиворот и хряснул о стену. Степняк сразу перестал дергаться. Сергей обрезал с печенегова лука тетиву и с ее помощью быстро и качественно упаковал пленника, для надежности прикрутив руки к ногам. Закончив, подошел к Халли.
Нурман сидел на земле, привалясь к стене широкой спиной, вцепившись окровавленными руками в скользкую от крови рукоять. И лужа крови расползалась от него, застывая на солнце яркой блестящей пленкой. Дьявол! Нурман умирал!
– Ну? – прохрипел он.– Кто был прав, варяг? Я был прав!
– Ты,– согласился Сергей.
Подошел к его жене, поглядел на лицо в маске пыли и крови, зачем-то поднял из пыли косу, положил на не по-женски окольчуженную грудь.
– Она… тоже? – В груди у Халли булькнуло, он закашлялся, но усилием придавил кашель.– Сожги ее… Со мной… С оружием…
– Да,– обещал Сергей.– Да!
– Да…– Пленка смерти уже затягивала глаза Халли, толстые пальцы в последний раз сжались на рукояти.– Од-один! – выдохнул он кровавой пеной.– Од-один! Я иду-у!
И умер. С прямой спиной. С мечом в руке. Непобежденный.
«Герой,– мрачно подумал Духарев.– Город просрал, людей своих просрал, зато – в Валхалле!»
Подошел Машег, встал рядом, маленький, стройный, как мальчишка. Стащил с головы железную шапку, сказал:
– Вира убили. И Щербину.
Сергей опомнился. Обтер пальцы о штаны, вложил в рот, свистнул, сзывая своих.
Гололоб и Устах уже были тут. У Гололоба левая рука замотана окровавленной тряпкой.
– Чекан – всё,– сказал Устах.
– Мисюрка тож,– Гололоб провел пальцем по шее.
– А Понятко?
– Вон Понятка! Вона едет! – обрадованно воскликнул Машег.
Молодой варяг подскакал лихо, спрыгнул. На спине его коня, поперек, словно овца, висел связанный печенег.
А на площадь тем временем (и откуда взялись?) стал выбираться местный народ: мужчины, женщины, малышня.
– Ты чего мокрый? – спросил Гололоб костлявого длинного парня, явного славянина, судя по физиономии.
– От этих в море сбег,– парень махнул в сторону моря, где шла, забирая к югу, красная ромейская галера.
– А чего не дрался?
– Я дрался! – возмутился парень.– Я тех ромеев…
– Помолчи! – оборвал его Духарев.– Гололоб, Понятко, займитесь погибшими! Разберитесь с народом, может, где недобитые степняки остались, надо все дома обыскать. Живых – мне. Трупы – на площадь. Дрова тоже на площадь. Устах, Машег, берите пленных и за мной, к башне.
В башне, он помнил, оставалось довольно осыпавшихся сверху углей. По дороге Духарев захватил пару сломанных печенежских копий с широкими наконечниками. Пусть печенежское железо развязывает печенежские языки. Поглядел на солнце, прикинул время… Может, здесь, в городе, и заночевать? Ладно, там видно будет.
У башни сообразительный Машег уже нагреб в щит раскаленных углей, Серега погрузил в них наконечники копий.
Печенеги, уложенные рядком, надменно глядели в небо. Они знали, что их ждет, но собирались держаться достойно.
– Так,– сказал Духарев.– А ну кыш отсюда все!
Зрители, в основном бабы и малышня (мужчин припахали Гололоб с Поняткой), неохотно отошли. Устах с удивлением взглянул на друга. Он не понимал, зачем лишать народ развлечения. Но зачатки прежней морали еще не до конца выветрились из Сергея. Будь они с Устахом вдвоем, он охотно передоверил бы другу «грязную» работу. Ничего! Попадись Серега копченым, они бы точно церемониться не стали. И ему следует научиться без эмоций выжимать у врагов информацию здешними методами. А вот делать это на глазах у таганских детишек совсем не обязательно.
Глава двадцать седьмая
Плоды победы
Запах горелой плоти, ставший привычным, как запах бензина для автомобилиста, трупы, шевелящиеся в пламени…
Души воинов, в огне и дыму улетающие в Ирий. Или в Валхаллу. Или еще куда-то…
На обнаженных мечах варягов горит солнце. Губы Машега шевелятся беззвучно. Может, молится Единому, просит прощения за языческое действо?
Духарев у Бога прощения не просит. Он вообще о Боге не думает. Их осталось пятеро. Вот о чем думает Духарев. И еще о том, что вызнали у пленных. О пленном хузарине, о хане Албатане, что возит в сумке собственного бога, не боится в степи никого и никогда не отступает. О сотне степняков, что идут за ханом. О том, что золото – действительно Игорево, раз названо имя Скапэ-Скарпи, а значит, где-то в бескрайней степи рыщут отряды киевлян и тоже очень хотят встретиться с теми, кто увел у них из-под носа добычу.
Духарев услышал стук копыт на соседней улице и мигом опустился в седло. Стоя на конской спине, удобно озирать окрестности. Или исполнять роль мишени. А вот сражаться затруднительно.
Пепел сам рванулся вперед… И из-за угла, навстречу ему, вылетели аж два степняка. Оба – с луками наготове. И с горячим желанием сделать в Духареве отверстия, не предусмотренные генотипом. Но события развивались слишком быстро, и Духарев оказался между печенегами раньше, чем их мечты превратились в быль. Оказавшийся по правую руку степняк уронил лук и нырнул под живот лошади, счастливо избегнув встречи с варяжским клинком. Левый всадник оказался не столь проворен, Духарев зацепил его свободной рукой, с хрустом, как сорняк из грядки, выдернул из седла и поволок за собой. Степняк заорал дурным голосом. Еще бы! Заорешь тут, если тебя волокут за скачущей галопом лошадью да еще – за вывихнутую руку!
Духарев смилостивился и отпустил беднягу. На большой, твердый камень у чьих-то ворот.
Засим Духарев развернулся и обнаружил, что второй печенег летит на него со своей кривой сабелькой. Щас! Разогнался!
Пепел рванулся навстречу… И печенег сдрейфил. Спину показать не рискнул – попытался сигануть верхами через забор, но лошадка его зацепилась копытами и рухнула вместе со всадником. Дворовая живность прыснула в стороны. Лошадь жалобно заржала, но поднялась. Ее хозяин – нет.
Над площадью, перекрывая прочие звуки, прокатился яростный рык нурмана.
Когда он стих, Духарева окликнули по имени.
Машег.
– Я убил восьмерых! – гордо сообщил хузарин.
– Где наши?
– Понятко – там,– хузарин махнул луком.
Об остальных он ничего не знал.
– Что будем делать, старшой?
Духарев развернул коня.
– Прикрой меня! – попросил он и поскакал вдоль улицы.
Галера уже отваливала от пирса, на ходу втягивая трап. Ромеи, очевидно, решили не рисковать и не ввязываться в драку.
Это было типично для имперцев: не рисковать. Духарев мог этому только порадоваться. Захватить такой корабль – не по их скромным силенкам. Уходят – и слава Богу!
Ромеи отчалили, но о печенегах этого сказать было нельзя. К тем, которые дрались с Халли, подоспела подмога. Теперь на нурмана наседали четверо пеших, а еще трое, верхами, крутились поблизости, вертя пиками. Нурман отмахивался, прижавшись спиной к стене длинного склада. Он остался один. Его жена лежала навзничь шагах в десяти. Шлем слетел с ее головы, размотавшаяся коса – в пыли, лицо окровавлено. Судя по тактике степняков, они намеревались взять Халли живым.
За миг до того, как Духарев появился на площади, из соседней улочки выскочили еще трое печенегов. Двое тут же осадили коней, а третий, наоборот, прибавил, подлетел к дому, у которого кипела драчка, но с другой стороны. Не останавливая коня, степняк ловко встал на седло, а с седла прыгнул прямо на крышу.
– Машег! Сбей его! – рявкнул Духарев.
Двое печенегов обернулись на его крик, схватились за оружие. Духарев срубил одного, второй успел натянуть лук, Сергей поднял Пепла на дыбы, лошадь степняка шарахнулась, и стрела прошла мимо.
Печенег завопил, привлекая внимание товарищей. Для их здоровья было бы полезнее, если бы он смолчал.
Воспользовавшись тем, что враги отвлеклись, Халли совершил великолепный прыжок, сшиб одного из пеших и прорубил бок ближнего всадника. И отскочил раньше, чем кто-либо из степняков зашел ему за спину.
Последний всадник, привстав, метнул пику. Нурман принял на щит, но бросок был очень силен, а щит изрядно порублен. Пика пробила его насквозь и проткнула левую руку нурмана. А печенег выдернул из чехла лук.
Духарев бросил Пепла в сторону, но степняк не обманулся. Противник приближался, и печенег ждал, намереваясь бить наверняка.
И дождался.
Машег вылетел из улочки следом за Сергеем, тут же вскинул лук и выстрелил.
Стрела свистнула у самого уха Духарева и ударила в грудь степняка.
Сергей вихрем проскакал мимо, махнул мечом – и один из противников Халли укоротился на полголовы.
– Халли! Сверху! – закричал Духарев.
Нурман запрокинул голову, увидел свесившегося с края крыши печенега, подпрыгнул и ткнул степняка в лицо.
Но другой печенег, изловчившись, достал-таки нурмана, полоснув саблей по уже раненной ноге.
Халли устоял! Он сумел отбить следующий удар. Но тут с крыши на него свалился раненый степняк, и нурман упал.
Духарев уже был рядом. Его меч свалил более храброго печенега. Менее храбрый пустился наутек, обогнул дом и попытался спрятаться внутри, нырнув в окно. Духарев замахнулся, намереваясь разрубить степняку поясницу, но тут обнаружил, что печенег зацепился налучем и застрял. Меч Сергея плашмя опустился на тощую мозолистую задницу. Печенег завизжал и задрыгал ногами.
Духарев быстро огляделся, увидел Машега и выбежавшего из-за горящего дома Гололоба. Печенегов, намеревающихся драться, на площади не наблюдалось.
Духарев вложил меч в ножны и соскочил наземь. Ухватив печенега за ремень, он выдернул его из окошка, взял за шиворот и хряснул о стену. Степняк сразу перестал дергаться. Сергей обрезал с печенегова лука тетиву и с ее помощью быстро и качественно упаковал пленника, для надежности прикрутив руки к ногам. Закончив, подошел к Халли.
Нурман сидел на земле, привалясь к стене широкой спиной, вцепившись окровавленными руками в скользкую от крови рукоять. И лужа крови расползалась от него, застывая на солнце яркой блестящей пленкой. Дьявол! Нурман умирал!
– Ну? – прохрипел он.– Кто был прав, варяг? Я был прав!
– Ты,– согласился Сергей.
Подошел к его жене, поглядел на лицо в маске пыли и крови, зачем-то поднял из пыли косу, положил на не по-женски окольчуженную грудь.
– Она… тоже? – В груди у Халли булькнуло, он закашлялся, но усилием придавил кашель.– Сожги ее… Со мной… С оружием…
– Да,– обещал Сергей.– Да!
– Да…– Пленка смерти уже затягивала глаза Халли, толстые пальцы в последний раз сжались на рукояти.– Од-один! – выдохнул он кровавой пеной.– Од-один! Я иду-у!
И умер. С прямой спиной. С мечом в руке. Непобежденный.
«Герой,– мрачно подумал Духарев.– Город просрал, людей своих просрал, зато – в Валхалле!»
Подошел Машег, встал рядом, маленький, стройный, как мальчишка. Стащил с головы железную шапку, сказал:
– Вира убили. И Щербину.
Сергей опомнился. Обтер пальцы о штаны, вложил в рот, свистнул, сзывая своих.
Гололоб и Устах уже были тут. У Гололоба левая рука замотана окровавленной тряпкой.
– Чекан – всё,– сказал Устах.
– Мисюрка тож,– Гололоб провел пальцем по шее.
– А Понятко?
– Вон Понятка! Вона едет! – обрадованно воскликнул Машег.
Молодой варяг подскакал лихо, спрыгнул. На спине его коня, поперек, словно овца, висел связанный печенег.
А на площадь тем временем (и откуда взялись?) стал выбираться местный народ: мужчины, женщины, малышня.
– Ты чего мокрый? – спросил Гололоб костлявого длинного парня, явного славянина, судя по физиономии.
– От этих в море сбег,– парень махнул в сторону моря, где шла, забирая к югу, красная ромейская галера.
– А чего не дрался?
– Я дрался! – возмутился парень.– Я тех ромеев…
– Помолчи! – оборвал его Духарев.– Гололоб, Понятко, займитесь погибшими! Разберитесь с народом, может, где недобитые степняки остались, надо все дома обыскать. Живых – мне. Трупы – на площадь. Дрова тоже на площадь. Устах, Машег, берите пленных и за мной, к башне.
В башне, он помнил, оставалось довольно осыпавшихся сверху углей. По дороге Духарев захватил пару сломанных печенежских копий с широкими наконечниками. Пусть печенежское железо развязывает печенежские языки. Поглядел на солнце, прикинул время… Может, здесь, в городе, и заночевать? Ладно, там видно будет.
У башни сообразительный Машег уже нагреб в щит раскаленных углей, Серега погрузил в них наконечники копий.
Печенеги, уложенные рядком, надменно глядели в небо. Они знали, что их ждет, но собирались держаться достойно.
– Так,– сказал Духарев.– А ну кыш отсюда все!
Зрители, в основном бабы и малышня (мужчин припахали Гололоб с Поняткой), неохотно отошли. Устах с удивлением взглянул на друга. Он не понимал, зачем лишать народ развлечения. Но зачатки прежней морали еще не до конца выветрились из Сергея. Будь они с Устахом вдвоем, он охотно передоверил бы другу «грязную» работу. Ничего! Попадись Серега копченым, они бы точно церемониться не стали. И ему следует научиться без эмоций выжимать у врагов информацию здешними методами. А вот делать это на глазах у таганских детишек совсем не обязательно.
Глава двадцать седьмая
Плоды победы
Запах горелой плоти, ставший привычным, как запах бензина для автомобилиста, трупы, шевелящиеся в пламени…
Души воинов, в огне и дыму улетающие в Ирий. Или в Валхаллу. Или еще куда-то…
На обнаженных мечах варягов горит солнце. Губы Машега шевелятся беззвучно. Может, молится Единому, просит прощения за языческое действо?
Духарев у Бога прощения не просит. Он вообще о Боге не думает. Их осталось пятеро. Вот о чем думает Духарев. И еще о том, что вызнали у пленных. О пленном хузарине, о хане Албатане, что возит в сумке собственного бога, не боится в степи никого и никогда не отступает. О сотне степняков, что идут за ханом. О том, что золото – действительно Игорево, раз названо имя Скапэ-Скарпи, а значит, где-то в бескрайней степи рыщут отряды киевлян и тоже очень хотят встретиться с теми, кто увел у них из-под носа добычу.