Мертвые души

К ГЛАВЕ XI


Наконец герой наш думал о том и о сем, начиная иногда и позабываться, закрывать иногда глаза, [Далее начато: с очень прият<ной> и не без] склонять голову свою на угол подушки. [Далее начато: Воспользовавшись] Автор очень рад, признается. Теперь, наконец, на свободе можно поговорить несколько обстоятельнее о нашем герое, [Далее начато: потому что автор] ибо до сих пор, нужно признаться, всё мешали. [ибо до сих пор как-то всегда мешали то городские были, то покупки. ] Автор сомневается [душевно], чтобы избранный им герой[Далее начато: понравился большинству?>] мог понравиться читателям, а особенно дамам, потому что дамы <требуют?> чтобы герой был непременно совершенен, совершенен во всех частях: и физически и нравственно, — без пятнышка, как говорится. Автор даже предвидит уже заранее, что и самая наружность героя, [некото<рая>] полнота и средние лета будут очень не по вкусу им и они, отворотившись, даже скажут: фи, такой гадкой! Но как бы ни хотелось мне быть вежливым, на этот раз никак не могу взять в герои добродетельного человека. [Далее начато: а. Он и сам даже не знает почему, как; б. Автор точно должен признаться] Да если, впрочем, сказать правду, то всё, что относится к перу, бумаге и чернилу, он до сих пор еще ничего не производил по внушению дамскому, и даже если дама облокотится на письменное бюро, и то уж он чувствует какую<-то> маленькую неловкость. А впрочем, если сказать напрямик, то он не имеет обыкновения смотреть по сторонам, когда пишет. Если и подымет глаза, то разве только на висящие перед ним на стене портреты Шекспира, Ариоста, Фильдинга, Сервантеса, Пушкина, отразивших природу таковою, как она была, а не каковою угодно некоторым, чтобы была.



Итак, добродетельного человека на этот раз взять нельзя, [добродетельного человека никак не могу взять] и по весьма законной причине: нужно ему, бедному, дать, наконец, отдых. Что ни говори, а ведь мы его запрягли, как коня какого-нибудь: [какого только] пошел, да пошел, только знай помахиваем кнутом да похлестываем. Немудрено, что, наконец, изморили его так, что он похож бог знает на что: ребра да кожа, и тени нет добродетельного человека. Нет, пора, наконец, припречь и подлеца.





К ГЛАВЕ XI


Я уж знаю вперед, дамы скажут: “фи, такой гадкой!” и отворотятся. Но как бы ни хотелось автору услужить дамам, но на этот раз никак не может, [Вместо “Но как бы ~ не может”: Но уж воля ваша, господа дамы, очень рад бы услужить вам в чем другом. Но уж в этом] — нет, извините. Что касается до того дела, к которому относятся перо и чернила, уж здесь позвольте мне быть хозяином. Уж тут я никак не намерен угождать дамским требованиям и не пущу ни одну даму к себе в кабинет. На этот раз никак не могу взять добродетельного человека героем. И я имею на это совершенно справедливую причину: в самом деле, добродетельного человека запрягли, как коня какого-нибудь. Пошел да и пошел. Только так и понукают и хлещут его по бокам. [Нужно ж, наконец, дать ему отдых] и в самом деле его так уж изморили, что теперь уж он бог знает что такое и не похож даже на добродетельного человека: инда ребра видны на боках, [Вместо “инда ~ боках”: [еле] на боках ребра] и еле движется; нужно, наконец, дать ему отдых; пора и подлеца припречь на пристяжку





К ГЛАВЕ XI


Я, признаюсь сам, не позволю даме облокотиться на мое письменное бюро. Да если бы и облокотилась, [Сверху надписано: Это как-то не вежливо с да<мой>] то, признаюсь, я бы этого не заметил: я не гляжу в это время по сторонам;[в это время и что делаю. ] если я взгляну, то вверх, где висят передо мною стенные величавые портреты Шекспира, Пушкина, Ариоста, Фильдинга, Сервантеса, Пушкина





К ГЛАВЕ XI


Какое странное и манящее и несущее отдаленно чудесное[Какое чудесное] в слове дорога. Как в ясный день[Вместо “Как в ясный день”: Какая приятная дрожь] чуден запах осенних листьев. Покрепче в шубу, в шинель, шапку на уши. Ах, как хорошо. В последний раз пробежала прохватившая дрожь. Кони мчатся. Как соблазнительно, когда предашься[Как приятно предаться] дремоте и смежают очи и сквозь <сон> уж слышатся и: “Поди и поди” и “Не белы снеги”. Сап лошадей и быстрый шум колес и уж храпишь, прижавши совсем к углу соседа. Проснешься: восемь <станций> убежало назад. Луна. Город. Ночь. Церкви с старинными грушеобразными куполами и тонкими остроконечными темными белокаменными домами. Сияние месяца там и там, как белые полотнянные платки, косяками пересекают их черные[пересекают их темные] тени, как уголь. Как сверкающий металл, блестит крыша и ни души нигде; всё спит; один одинешенек, разве где-нибудь в окошке[всё спит, кое-где в окошке уединенный] брежжит огонек. Мещанин ли городской кому тачает сапоги, пекарь ли возится в печурке, — что до них. А ночь, ночь. Свежий <2 нрзб.> воздух, чистое, ясное зеркало, небесное пространство. А луна, красавица моя старинная, моя верная любовница, боже мой что глядишь ты на меня с такою думою, так любовно и умильно и нежишь меня, душа моя. Твои родственнее душе моей, чем все другие ласки. И прославим, прославим, господи, молодых. Какая невидимая толпа друзей, поцелуев, речей и пенья в твоем полном обнимающем сиянии. Музыка или песня колыбельная, песня убаюкивает меня, и вот уже позабылся вновь сном[убаюкивает меня и забываешься вновь] и храпишь, и ворочается сердито, почувствовав на себе тяжесть, бедный прижавшийся к углу сосед. [ворчит сердито к углу прижавшийся сосед. ] Проснулся вновь, и уж опять перед тобою поля и степи без конца[поля, поля без конца] со всех <сторон?> Нигде, нигде ничего: всё открыто. Верста с цифрой летит тебе навстречу. Занимается утро: на побелевшем небосклоне золотая полоса. Свежее и жестче ветер. [Вместо “Свежее ~ ветер”: посвежевший ветер. ] Покрепче в шинель и шубу. Какой славный холод. Какой чудный, обнимающий вновь тебя сон. Толчёк, и проснулся. На вершине неба солнце. “Полегче, легче”, — слышен голос. Телега спускается с кручи. Внизу плотина широкая и широкий, ясный пруд, сияющий, как медное дно перед солнцем. Деревня, избы рассыпались на косогоре, [Далее начато: блестит золото] блестящий звездою крест сельской церкви в стороне. Болтовня мужиков и чертовский апп<етит> в желудке. Боже, как ты хороша подчас далекая, далекая дорога. Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала. А сколько родилось в тебе чудных замыслов, [чудных созданий] какие поэтические пережитые и перечувствованные виделись грезы. Но и наш друг чувствовал в это время не прозаические грезы. Посмотрим, что он чувствовал. Сначала он не чувствовал ничего; он только поглядывал назад, как бы уверяясь, точно ли[Далее начато: город скрылся] он уехал из города и действительно скрылся от него город. Потом, когда увидел, что уж город, точно, скрылся, что уж даже ни шлахбаумов, ни кузниц и всего того, что находится вокруг губернских городов, не видно, когда уже и белые верхушки каменных церквей давно спрятались, [верхушки каменных церквей скрылись] он занялся только дорогою: посматривал гораздо покойнее направо и налево, и город N как будто бы не был, как будто бог знает, [Далее начато: [едва ли] чуть ли не в детстве он проезжал его. Иногда какою-то этакой] в какое давное время проезжал и видел. Иногда вдруг в самых странных и беглых чертах, в небольшой картине и в тесных рамках представлялось ему городское общество: губернаторский бал, почтмейстер-остряк, Собакевич подлец, [Собакевич, Манилов] гостиница, вечерние висты[вечер, висты] до петухов, осетрина, белуга, Ноздрев, шампанское и поклоны с объятиями и слова: почтеннейший Павел Иванович. [На полях запись: полные [дамские талии] плотно зашнурованные талии чиновниц с жасминными и другими запахами, ясная фигурка блондинки. ] Но всё в памяти его представлялось как бледное отражение, какой-нибудь 40 или 50 оттиск, что-то похожее на те пятна, которые видим мы, [после того, как] поглядев пристально на солнце и потом зажмурив глаза: сначала они горят, круглятся ярко, потом мало-помалу темнеют и становятся, наконец, темными, как тучи.





К ГЛАВЕ XI


К сожалению, первоначальная история героя нашего очень темна. Родители его, говорят, были дворяне; но столбовые или личные, наверно никак нельзя сказать. По-видимому, кажется, герой наш не удержал в чертах лица своего фамильного сходства с своими родителями: по крайней мере одна какая-то родственница его [выразилась] по случаю его рождения выразилась известною пословицею, что родился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Младенческ[их] никаких тоже воспоминаний не сохранилось из детского его возраста. Он помнил только весьма неясно, что отец его был какой<-то> высокой, худощавый и даже чахоточный человек, который ходил по комнате в весьма длинном сертуке, плевал в песочницу, находившуюся в углу комнаты, и бил очень больно линейками по рукам нашего героя за всякую ошибку, которую он делал, упражняясь в списании вечно находившейся перед ним прописи: “Добродетель есть сама себе награда”, совершенно пожелтевшую и испачканную немилосердно пятнами. Потом находился в уездном училище. Как он там учился, это тоже неизвестно. Замечательно только то, что он между товарищами своими был один из тех, которых несколько трудно было надуть, и вел себя как-то так, что почти всегда другие его угощали, а не он других. Потом был он и в губернской гимназии, и тут характер его несколько яснее стал обозначаться, и он возымел, наконец, сильное стремление к тому, к чему, как казалось





К ГЛАВЕ XI


Никаких этаких движений беспорядочных: перелезть на диво всем через забор, прочитать в скамейке какой-нибудь роман во время лекции несколько скучноватой, издержать все деньги на театр, — ничего такого, к чему молодые души влекутся иногда неумеренно. В этом отношении он был так благоразумен, как старик.



И тут оказалась заметною в характере его весьма приятная сторона: ничего не было в нем буйного или непокорного начальству, но все движения довольно кротки, ни в каких шалостях он не был никогда замешан. [Очень хорошо сидел в классе] Никогда не являлся неряхой или растрепой, садился на первой скамейке, первый подавал шляпу своего учителя и баллы в поведении получал отличные. [Но в характере его, ровном решительно во всех отношениях, стало обнаруживаться одно довольно сильное направление] И всё, однако ж, в нем не было ничего, по-видимому, необыкновенного и он мог бы остаться всю жизнь свою так кое-что, что называется словом, получившим ныне необыкновенно обширный смысл, именно: хороший человек. Но так как автору позволяется иногда заглянуть несколько поглубже в душу, чем глядят другие люди, то он никак не может пройти, чтобы не сказать, что в характере его, по-видимому совершенно ровном, было одно кое-какое стремление, которое было очень сильно. Это стремление было, что называют, стремление приобресть копейку. С самого с измалу непонятно каким образом, [уже] но у него образовалось и существовало это чувство. Он уже питал нежное этакое влечение к разным движимым и недвижимым имениям, приобресть [разные] солидные блага мира сего, сделаться совершенно основательным, почтенным человеком. Владение имуществом имело для него нельзя описать какие приятности. [Далее начато: Когда] Из всего того, что ему случалось читать, ему больше всего нравилась известная историйка молочницы, несшей кувшин и замечтавшейся о том, что она купит на [это] деньги, вырученные за молоко, как купит сначала маленькую свинку, как выкормит[как эта свинка] ее и эта свинка сделается свиньей, свинья наведет поросенков, как эти поросенки тоже каждый с своей стороны сделается свиньей и доставят столько деньгами, что можно купить корову и кобылу, и как потом пойдет целый завод лошадей и коров, потом дом на эти купит деньги, потом деревню, там и пошло что далее, то еще лучше. Эта постепенная прогрессия имела для него что<-то> такое утешительное[прогрессия [ему] тешила необыкновенно] в самых еще ребяческих летах. Но зато он никак равнодушно не мог читать окончания этой истории: когда молочница от радости прыгнула и разбила кувшин — это его тронуло до слез. И никогда, как сам он потом сознавался, ни одна чувствительная драма и трагедия не трогала его так, ни даже роман очень трогательный “Герцогиня Лавальер” Жанлис, который ему случилось прочитать в скучное время.



Всякой человек с порядочным капиталом и состоянием уже возбуждал в нем какое-то непостижимое, почти благоговение, которого он сам даже не мог понять, и всегда почти даже против собственной воли брался за шляпу, попадись ему таковой навстречу, хотя бы он вовсе не был с ним знаком. [брался за шляпу, если случалось с ним встретиться] Такие сердечные движения, означавшие, впрочем, весьма основательного и благоразумного человека, побудили его, не отлагая времени, определить себе карьер и дорогу. Карьер, известное дело, один: государственная служба, и потому он определился в казенную палату, [и потому он решился оказывать услуги] присутственное место, казавшееся ему и приличною и вместе с тем не без выгоды. Определившись в казенную палату, он скоро обратил на себя внимание стараньем, большою внимательностью к делу. Ну, и надобно сказать[Ну и нужно сказать] притом, что и самая наружность была как-то благообразнее, потому что[Далее начато: сами они] нечего таить правды, в тогдашнее время в казенной палате точно было несколько грязно и уж решительно ничем облагорожено. Низшие чиновники бог знает на что были похожи: [а. потому что в казенной палате точно были чиновники как-то уж очень тяжеловаты; б. а в казенной палате в то время ничего <не> было ничем облагорожено. Чиновники, особливо низшие, были уж как-то очень тяжеловаты. ] тот глядел волком на всех и грубил и начальнику и подчиненному, у того лицо было как дурно выпеченный хлеб: одну щеку[хлеб и вдруг которого покривило: щеку] раздуло ему вдвое больше другой [или] подбородок покосило в одну сторону, нос в другую, словом, как обыкновенно бывает неудавшийся хлеб, который вместо того, чтобы подняться ровно, как прочие, перегнулся и вздулся как то болдырем с трещиной; тот издавал во всё время какой-то лошадиный сап и потчивал спиртом. Вообще как-то неопрятно было. Притом и в одежде служащее сословие было несколько неопрятно: очень плохо брилось, так что подбородки их были похожие на крупные железные напильники такого же серо-железного цвета, и потому весьма естественно, [нос в другую, словом, вообще, что-то плохо удавшееся. Всё это служебное сословие, нечего таить правды, и пьянствовало иногда и плохо брилось, так что подбородки очень были похожие на [дом] крупные железные напильники и так же, как и все почти без исключения серые, и потому натурально] что такой человек, как Чичиков, с некоторыми уже и тогда начинавшими оказываться приятными манерами, приличием во всем и, [Далее начато: тем, что называется искательностью] наконец, тою добродетелью, которую всякой отец рекомендует своему сыну и которая известна под именем искательности, весьма естественно, что он мог пробить себе дорогу. Он очень скоро подбился к одному повытчику, что ли, наверное не помню, [к одному начальнику, повытчику, или может быть, даже повыше наверное не помню] человеку весьма неразговорчивому и даже не слишком расположенному оказывать кому-либо благосклонность. Но он так, наконец, об<шел>, что и этот не устоял, [Далее начато: взял Чичикова] подался и, наконец, уж как это случилось, только герой наш переехал к нему на квартиру[Далее начато: Хозяин] жить с ним[жить с ним и даже распоряжался его хозяйством] и исправлял даже должность домовода, разливал чай. [Далее начато: а. так что неразговорчивый чиновник при; б. Потом] Хозяин [же] сам был вдовец, впрочем, имел зрелую дочь, [Далее начато: а. которую даже он до такой степени; б. Эта дочь] единственную наследницу кое-какого благоприобретенного имения. Он даже готовил ее в невесты Чичикова. Из этого видно, до какой степени[готовился выдать за Чичикова, до такой степени] он <к> нему расположился, и сам Чичиков был, как казалось, [сам Чичиков по-видимому был] не прочь: обращался с ней, как с будущей невестою, а благодетеля называл папенькой и целовал в руку. [Далее начато: и о женитьбе даже не упоминал. Но зато пожимал руку очень очень приятно] Но как только получил место и сделался сам повытчиком, то[Далее начато: уж Чичиков] перестал звать папенькой и не целовал больше в руку, а очень однако ж приятно с ним раскланивался, когда встречался, просил к себе на чашку чаю, потому что переехал тот же час на другую квартиру, [потому что он и на другую квартиру переехал] но о невесте не заговаривал ни слова, так что престарелый чиновник[так что седовласый чиновник] очень сильно потом почесывался в затылке, но потом, однако ж, не мог убедиться, [но потом, наконец, убедился] что Чичиков, точно, очень приятный человек.



В ожидании дальнейших видов, если только они представятся, Чичиков решился[герой решился] заняться на время званием повытчика по делам частных лиц, чтобы таким образом не даром, но хоть с какою-нибудь пользою для ближнего, как он выражался, и для себя провести время. [пользою для себя и для других прожить] Среди разных поручений и хлопот досталось ему между прочим одно, [между прочим одни хлопоты] именно похлопотать о залоге в опекунский совет нескольких сот крестьян. Имение было очень расстроено: разные скотские падежи, прилипчивая болезнь, истребившая множество крестьян, приказчики и вообще плохое управление — всё принудило[всё заставило] владельца для поправления как самого имения, так и для удовлетворения кое-каких своих надобностей, <в> которых, натурально, у русского человека недостатка никогда не бывает, [которых, натурально, у русского человека много] прибегнуть, наконец, к залогу, который вообще тогда еще был дело новое и, натурально, решались не без страху. — Чичиков, в качестве [осторожного] поверенного, расспросил очень осторожно, и, натурально, прежде расположивши в хорошую сторону[Далее начато: что вот, мол, по имению есть несколько умерших] председателя там или того-другого, положим, просто секретаря, так как мы уже положили прежде называть всех вообще двигающих делами, — итак, расположивши в хорошую сторону секретаря, он расспросил, что вот, мол, случилась смертность: человек нескольких недостает на лицо. — “Да ведь они в ревижской сказке числятся?” — “Числятся”. — “Ну, так пусть их стоят до подачи новой сказки: [ведь] они идут за живых. Велика беда — умерли. Один умрет, другой родится, и всё в дело годится”. Секретарь, как видно, и в рифму умел говорить. А между тем героя нашего осенила самая вдохновеннейшая мысль, какая когда-либо приходила в человеческую голову… “Эх я, Аким-плошина!” сказал он сам себе: “ищу рукавиц, а обе за поясом! Да накупи я всех этих душ, которые вымерли, пока не составилась новая ревижская сказка, да приобрети я[да накупи и приобрети их я] хоть, например, тысячу, — опекунский совет дает по 250 рублей на душу — так вот уж у меня 250 тысяч капиталу. А вот теперь время самое удобное. Недавно была война, в болезнях эпидемических недостатку не было, [война, были и болезни эпидемические] народу вымерло немало, а приобрести их-то уж, без сомнения, легко. Помещики попроигрывались почти все в карты. Закутились и прокутились изрядно, а особливо молодые; подати уплачивать трудно, так мне всякой с радостью их сбудет, уж даже потому только, чтобы не платить за них подушного. [Далее начато: а. И мне даже еще, может быть; б. Так что, может, еще и я с них зашибу какую-нибудь деньгу. ] Еще может даже так случиться, что я зашибу с них какую-нибудь копейку. Конечно, дурно то, что всё это в раздробь[Далее начато: чтобы не произошло] и что [крестьян] не будет некоторым образом видно, чтобы крестьяне составляли одну какую-нибудь деревню, да и без земли нельзя закладывать, — но и этому можно помочь. Теперь продаются земли от казны в Херсонской и Таврической губернии по рублю десятину, только заселяй, [Далее начато: а переселить] туда их всех и переселить, и переселение можно сделать законным порядком, как следует по судам. Это уж мое дело. Я знаю, как это сделать. [Над строкой вписано: а это берусь] Если захотят освидетельствовать крестьян, то и я здесь не прочь. Пожалуй я представлю и свидетельство за собственноручным подписанием капитан-исправника, и всё как следует. Деревню же можно назвать или просто Чичикова слободка, или по имени, данному мне при крещении: село какое-нибудь Павловское”.



И вот таким образом образовался в голове нашего героя сей странный[этот странный сюжет] проект, [Далее начато: который с этих пор [наполнил] может быть произвел уже некоторое изумление и] исключительно отныне занявший все его помышления, и за который [он не мог не благодарить судьбу, небо, и] не знаю, будут ли благодарны ему, а уж автор как благодарен, так и рассказать нельзя, потому <что>, что ни говори, не приди Чичикову в голову сия мысль, [в голову эта мысль] неизвестно <была> бы на свете и эта поэма. [и сия поэма. ]




Автору, пожалуй, и весьма бы хотелось[Автору очень бы хотелось] выбрать другого, и он даже отчасти знает, какие характеры им бы понравились, ну да поди ты, между прочим, сладь с Чичиковым. У него совершенно другие[совершенно свои] потребности, и он здесь решительно хозяин, и куда он хочет поехать, туда и автор должен тащиться. Если то, что здесь выражено бледновато, и не видно всего мужества, развитой силы <19 нрзб.>[Прочтению поддаются только отдельные слова. ] сказать и то, что никогда[Вместо “Если ~ никогда”: Автор <1 нрзб.> впрочем в свое оправдание может сказать и то, что никогда] въезд в какой бы ни было [огромный] город, хотя даже в столицы, не бывает блестящ. Сначала всё как-то серо, однообразно и мелко; тянутся какие-то стены, кузницы, [мелко. Заборы, стены, кузницы] какие-нибудь [фабрики] заводы, закопченные дымом, а уже после[а потом уже] выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, [Далее было: широкие улицы] выглянут громадные улицы с городским блеском, шумом и громом, и все дива, произведенные мыслью и руками человека, монументы и все





К ГЛАВЕ XI


Здесь герой наш начал думать сурьезно о том, чтобы, подобно всякому благоразумному человеку, извлечь, наконец, как говорят, выгоду из службы, и посредством разных увлекательных[разных приятных манеров и] преимуществ своей наружности и обхождения или чего другого, наверное нельзя сказать, но это знает лучше всякой находящийся на службе, дело только в том, что, наконец, ему удалось получить то, что называют местечко наживное. [Далее начато: Вероятно радость его значительно] Нельзя скрыть [при этом], что он ощутил при получении его такую сердечную радость, что от удовольствия посмеивался [наедине] и тогда уже начал рассматривать в зеркало довольно часто свою наружность. Но радость его уменьшилась, когда правительство приняло чрезвычайно строгие меры против всяких взятков, но так как русской человек сметлив и тут-то именно[и тут-то наконец] и показывает изобретательность, когда его хорошенько прижмут, то в скором времени и герой наш[Далее начато: а. опять начал; б. умел] так умел найтись, что из этого извлек даже выгоду, и внутренне стал благодарить бога, что преследуют. Если являлся к нему проситель, то он принимал его так вежливо, с такими приятными, обворожительными манерами, [Далее начато: и если] уверял, что всё будет сделано, чтобы он не беспокоился ни о чем, и если тот заикался о какой-либо благодарности, то он[Далее начато: изъявлял даже очень] обеими руками изъявлял даже с криками совершенное отрицание: помилуйте, как можно. [Далее начато: Нет, мы знаем свою] Неужели вы думаете, [чтобы я стал брать взятки, ] чтобы иметь в виду [благодарность или] корысть. Нет, сделайте милость, ничего, ничего не хочу. Это наш долг, наша обязанность. Будьте покойны совершенно: [Далее начато: завтра же] всё это будет сделано самым скорейшим образом. Завтра же поутру вы получите известие. Позвольте узнать вашу квартиру, вам и беспокоиться нечего: всё это будет вам принесено на дом. Так что проситель, [решите<льно>] очарованный такими приятными поступками и учтивым обхождением, [“и учтивым обхождением” вписано. ] возвращался домой чуть не в восторге, приговаривая: “Вот, наконец, случился таков, каких[таков, как должен быть, вот именно каких] бы надобно. Как приятно встретить такого благородного и бескорыстного человека”. Только ожидает он на другой день, не приносят никакого к нему на дом. Ну, сегодня, верно, занят, что-нибудь, верно, помешало. На другой день — нет известия, на третий — тоже. Проситель решается итти сам в канцелярию; расспрашивает писарей и разную мелюзгу и узнает, что еще не начиналось. Он к начальнику. “Ах, извините”, говаривал Чичиков, весьма приятно и дружественно схватив за руки просителя: “у нас было столько дел. Но будьте покойны совершенно, завтра же будет сделано всё, ожидайте, к вам на дом всё это принесут и не беспокойтесь ни о чем”. И всё это выражалось с такими обворожительными движениями. [обворожительными поступками. ] Если при этом распахивалась как-нибудь пола его халата, то рука его в ту же минуту закутывала и придерживала эту полу. Словом, всё[Вместо “Словом, всё”: Так всё] это пристойно. А между тем проситель у себя на дому ждет день, другой, [Далее начато: не приносят никакого] известия никакого не приносится на дом. Он берется, наконец, за ум: “да нет ли чего-нибудь здесь?” расспрашивать того-другого. “Писарям, говорят, нужно дать”. — “Помилуйте, я готов. Из этаких пустяков, да почему ж не дать четвертак-другой”. — “Нет, не четвертак, а двадцатипятирублевую”, — отвечают. — “Как двадцати<пяти>рублевую писарям, ведь тут всего писанья три строки”. — “Да писарям-то, — отвечают, — и будет четвертак, а остальное пойдет начальнику”. — “Эх, — говорит проситель, полезши рукою к себе в затылок и давши себе от души- дурака, — так зачем же, чорт возьми, я сидел две недели”, и ворчит <1 нрзб.> и, полный [дурного] нехорошего расположения духа бранит [как только], сколько есть слов, изменившийся порядок. Тогда, дескать, знал, [Вместо “Эх, говорит ~ знал”: Почесывается проситель и говорит: Так зачем же, чорт возьми, я сидел две недели <2 нрзб.> на преследование взятков. Тогда, по крайней мере, знал] что принеси к правителю красную да и концы в воду, а теперь двадцатипятирублевую, да еще и недели две повозишься, чорт бы побрал все эти политичные и благородные манеры в обхождении и обращении чиновников. Впрочем, автор в этом не винит героя, [не винит Чичикова] он поступал, совершенно соображаясь с веком, а не может однако ж не согласиться, что вследствие[соображаясь с веком. Если рассмотрим преследование взятков, то вследствие] этого действительно выиграли многие правители и начальники, потому что выгод-то прежних не потеряли, а уж взяточниками их никто не зовет, а напротив, они известны за честнейших и благороднейших людей, а только что секретари мошенники. [людей, а вот, говорят, у них только секретари мошенники. ] И выходит, что Мироны в стороне, как выразился Крылов. Весьма скоро открылось герою нашему еще местечко, тоже наживное и, кажется, немножко даже повыгоднее, именно, составилась комиссия постройки храма божия. К этой комиссии пристроился и герой наш[Вместо “К этой ~ наш”: а. Одним из самых деятельных членов ее очутился друг наш Чичиков; б. к которой он пристроился очень скоро в самые деятельные члены; в. Как в тексте. ] и оказался одним из самых деятельных членов. Комиссия, как водится, подвизаясь, <с> ревностью и усердием, принялась немедленно за производство. [немедленно за дело. ] Но климат что ли мешал, или огромность храма была такого рода, только целые четыре года ровняла она все места для фундамента[Далее начато: такое] и всё еще[Далее начато: никак не могли вывести] не был выведен как следует. Зато произошло другое явление, точно удивительное: фундамента не вывели, а в других частях города очутилось у каждого члена комиссии по каменному дому в три этажа, очень недурной архитектуры. Но нужно же так, что в это время[Далее начато: переменился] прислан был другой начальник, человек военный, прямой и в душе своей, действительно, враг всякого интереса, взятков и всего того, что зовется неправдой. Новый начальник принялся за всё как следует, со всею надлежащей строгостью. Потребовал отчеты, увидал недочеты, недостающие разные суммы и запутанности и не мог при этом не остановить внимания на действительно приятной архитектуре новых домов, украсивших город. Произведено тут же строжайшее следствие, по всей строгости законов. Члены отданы были под суд. Красивые дома поступили в казну, все прочие чиновники в городе были распуганы, напуганы, перепуганы и распечены, как выражаются [деловым] служебным слогом, не пропало… Некоторые, а в том числе и герой наш, был отставлен с самым запачканным аттест<ат>ом и предписанием не принимать ни в какую службу. Но так как начальник был военный и, [Далее начато: несмотря] стало быть, не знал всех гражданских проделок, то мало-помалу посредством разных приятных манеров и благовидной наружности, начали осторожно входить к нему в милость другие секретари, и прямодушный генерал очутился очень скоро в руках мошенников, еще хуже прежних, которых он ничуть не подозревал[ничуть не считал] мошенниками, а напротив, внутренне даже был доволен, думая, что вот, наконец, выбрал настоящих людей, и даже подчас хвастался прозорливостью и уменьем различать людей и истреблением многих злоупотреблений, не подозревая, что он невинно, уже совершенно без всякого намерения, наделал еще хуже, чем при его предшественнике. В это время и [друг] Чичиков, обратившись к одному из секретарей, может быть, он иначе назывался, но мы лучше будем называть всех подчиненных чиновников секретарями, [Далее начато: а. для избежания; б. потому что кто-нибудь непременно на свой счет; в. а то ведь назови какой-нибудь чин, буд; г. Как в тексте. ] потому что автора как раз будут упрекать и в личности и в неуважении. Бог с ними совсем. Пусть лучше они будут все секретарями. Итак, Чичиков обратился с кое-какой тысячонкой к этому секретарю, чтобы обделать и поправить свое дело. Но, однако ж, как ни сильна была доверенность начальника к своему секретарю, но здесь он решительно отказал и[Далее начато: только уж по представлениям] секретарь успел[Далее начато: только всего сде<лать>] сделать только в этом, что[Далее начато: переменен был бесчестный] уничтожен был замаранный послужной список. Сказано было, что он так отставлен по своей причине; на это умный секретарь подвинул начальника состраданием, представя ему трогательную картину несчастного положения семейства Чичикова, которого у него, однако ж, не было.



Итак, герой наш возвратил только право подвизаться вновь на службе государственной, но уже не мог ни возвратить дома красивой гражданской архитектуры, ниже прочих благоприобретенностей. [не возвратил ни дома красивой архитектуры, ни кое-каких других благоприобретенностей. ] За всеми надлежащими задабриваниями и подмасливаньями кого следует у него остался какой-то самой вздор. [Далее начато: [Не мешает] Нужно заметить, что в продолжении этого печального времени герой наш перестал, как и во всякие другие] В продолжении этого печального времени, как и во всякие другие обстоятельства критические своей <жизни>, он перестал вовсе заниматься своей физиогномией и похудел необыкновенно. То было уже он совершенно вошел в те солидные, приличные формы тела, в каких читатель нашел его при заключении с ним знакомства. [Далее начато: Теперь же он в это-то время сделался более тонок, чем толст, и подумывал] И точно, [И точно редко] вряд ли кто в городе мог быть любезнее его в обращении и, взглянувши кое-когда в зеркало, подумывал о многом очень приятном. [Мало ли о чем не подумывал?] О бабенке, о детской, о кое-каких изменениях в доме, и в ожидании дальнейших, более существенных ласк, награждал себя слегка легким потрепливаньем по щеке и всегда уж уходил от зеркала с небольшой усмешкой. [Далее начато: а. Теперь по платью и по всему он рад; б. но теперь он заметил, что очень походил на чемодан, в который вложили половину] И в это время из него[И в это время он] сделался совершенно другой человек: заботливое грустное выражение очень заметно стало выражаться в чертах лица его. Когда нечаянно случилось ему взглянуть в зеркало, он не утерпел, чтоб не вскрикнуть: “Мать ты моя пресвятая! Какой же я стал гадкой”. Скрепившись духом и ободривши себя, как мог, он решился вновь начать поприще жизни и определился не без [малых] затруднений, однако ж, при питейных сборах, но скоро бросил[питейных сборах, но не мог, однако ж, долго продолжать этой службы] по причине крайнего неблагородства службы. [Далее начато: слишком уж она была грязна, а герой наш] Нужно заметить, что Чичиков любил службы благородные. “Грязная должность, чорт побери”, наконец, сказал: “ничего для души нет”. Герой, надобно заметить, очень любил благородство во всем, а особенно в службе; он любил, [Далее начато: и самые комнаты были] чтобы и поступки всех чиновников были вежливы, [Над строкой начато: и вообще был очень строгой блюститель благопристойности] чтобы и комнаты присутствия тоже отвечали этому: были бы украшены красивыми столами. [Над строкой написано: и ему очень нравилось, если в присутственных комнатах красивые столы и чистота. ] Он также был[и вообще был] враг всякого хотя немножко дурного запаху. С этой стороны у него были нервы чувствительны, как у девушки; когда Петрушка одевал его, то он весьма часто клал себе в нос небольшую гвоздику, и в табакерке его тоже в запасе была какая-нибудь фиалка. Читателю, без сомнения, очень приятно узнать, что герой наш [через] каждые два дни переменял чистые рубашки, а летом даже всякой день. [Далее две зачеркнутые строки (нрзб.)] Впрочем, преобладала в нем сильнее всяких других страстей нежная страсть к всякого рода приращениям, [нежная привязанность к приращениям всяким и особенно] но особливо быстрым. Может быть[Далее начато: он отчасти] по этой причине он оставил службу по питейным сборам. “По откупам, еще бы[Далее было: он говорил, — да нет для этого таких сумм] другое дело, он говорил, да для этого уж нужно приобресть значение”. Под именем значения он разумел капитал никак не меньше 70 т<ысяч>,[Далее начато: и потому он решился] а потому вследствие всего этого и для приобретения значенья в свете он решил попытаться еще по таможне. Нужно знать, что этот род службы[что таможня] издавна был предметом тайных его желаний.



Итак, вследствие всего этого, а отчасти и для приобретения значения в свете[Фраза не закончена. ] Он видел очень часто, какие редкие вещицы: [Вместо “Он ~ вещицы”: Ему очень нравились разные вещицы] фарфор, бронзы и разные батисты и материи получали всякого рода лизуны и родственницы от своих родственников, служивших по таможням. И весьма[И он очень] часто, устав от дел, забот и всякой дневной суеты, он произносил: “Вот бы куды[часто произносил в час отдохновения от дел и городской всякой суеты: “Вот бы куды нужно”.] определиться, вот где настоящее местечко”. Но всегда[Но в то время На полях две записи: приобрел любезность, развязность, чувствовал расположение к себе и <1 нрзб.> какое-то крепкое, мужское, как говорится. какая-то сухая <1нрзб.> грустная забота сообщилась всем чертам, но что-то чертовски] почти что-нибудь мешало ему удовлетворить это побуждение: или представлявшиеся разные текущие, тоже в своем роде не вовсе ничтожные приращения, или, наконец, и самая благоразумная мысль, что ведь то как бы то ни было, все-таки журавль[что ведь то еще все-таки журавль] в небе, которого еще нужно поймать, а здесь синица в руках уже есть. Теперь же он совершенно предался этой мысли. Он начислил с [великою] редкою аккуратностью и отчетливостью, как может совершиться процесс приращения. [отчетливостью, что можно приобресть] Он увидел, что можно, допустивши[что можно, приняв в уважение] одни так называемые законные, т. е. позволенные доходы, в 10 лет с небольшим получить весьма порядочное значение в свете. При этом нельзя пропустить, что ему представлялись тонкие голландские рубашки, которые он уже давно хотел иметь, так же, как и один род мыла, которое, автор признается, не знает как, под каким именем, и которое будто бы очень хорошо было для щек и сообщало им особенную свежесть и [белизну]. Новый чиновник едва успел определиться в должность, как уже был отличен начальством, увидевшим очень скоро необыкновенные его способности. В самом деле, казалось, сама судьба определила быть ему таможенным чиновником: подобной расторопности, [деятельности] проницательности и тонкой прозорливости [еще никогда не было видано в таможенном чиновнике, но все даже в один голос выразились, что у него было собачье чутье, все даже товарищи сознава<лись>]. В две-три недели он так уже набил руку в таможенном деле, что знал всё: даже не весил, не мерил, а по фактуре узнавал, сколько в такой-то штуке аршин материи или сукна, взявши только в руку какой-нибудь сверток, он[он узнавал] мог сказать вдруг, сколько в нем фунтов. Подобной прозорливости, сметливости и бойкости еще не видывано в таможенном чиновнике. Что же касается до обысков, то в этом отношении у него было точно, как выражались даже его товарищи, было собачье чутье. [Далее начато: а уж подобной деятельности не нужно было] Нельзя было не изумиться, как у него, точно, могло достать столько деятельности и терпения, чтобы общупать[чтобы обшарить] всякую пуговичку, развернуть всякую безделицу и, главное, что всё это делалось с каким-то хладнокровием, вежливым до невероятности. [Далее начато: Не угодно ли вам немножко побеспокоиться и привстать] И в то время, когда обыскиваемые бесились и выходили из себя и чувствовали злобное побуждение избить щелчками приятную его физиогномию, он, не изменяясь ни мало ни в лице, ни в вежливых своих поступках, приговаривал только: “Не угодно <ли> вам немножко побеспокоиться и привстать”, или “Не угодно ли вам будет, сударыня, пожаловать в другую комнату. Там жена одного из наших чиновников осмотрит вас”, или “Позвольте, вот я ножичком немножко пораспорю подкладку вашей шинели”, и, говоря это, он вытаскивал там платки хладнокровно, как будто из собственного сундука. [Далее начато: нигде не могли спрятать] Это был чорт, а не человек, ничто решительно не могло укрыться от него: он отыскивал в колесах, в дышлах, в лошадиных ушах и чорт знает где, в таких местах, куда автору не могло бы прийти в ум и куда позволено забираться[позволено рыться] только таможенным чиновникам, так что переехавший через таможню всё еще не мог несколько минут опомниться и, обтирая пот, [Далее начато: выступивший ручьями] выступивший от этой проделки на подобие мелкой сыпи по телу, только крестился да приговаривал: “Ну, ну, ну!” И всё его положение очень похоже на положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его с тем, чтобы[Далее начато: поговорить обы] дать кое-какое наставление, а вместо того высек совершенно неожиданным образом. Словом, в непродолжительное время[Далее начато: а. Чичиков; б. новый друг наш] от чиновника не было житья контрабандистам. Это был просто гроза и отчаяние всего польского жидовства. Распоряжаясь таким образом с помощью расторопности, разных конфискованных товаров и просто разных отобранных кое-каких вещей, но не поступивших в казну для избежания излишней переписки и прочего, и прочего, словом, с помощью того-сего разного удалось ему, наконец, составить кое-какой опять капиталец, такой, что он мог даже опять[капиталец, который мог бы даже опять] дать ему значение в обществе и, вероятно, увеличивать это значение понемногу. Но старый друг человеческого рода, известный под именем чорта, подвернулся опять. [Далее начато: а. Постепенное приращение: б. Герою нашему показалось вдруг, что старое приращение как-то идет] Герою нашему показалось приращение законным порядком как-то уж очень медленным. [Далее начато: а. Душевное влечение его как-то увеличилось; б. Нужно знать, что сердечное влечение к разным приобретениям у него увеличивалось по мере успехов более и более] Говорят, что кто чувствует сердечное влечение к приобретениям, то ему довольно только лизнуть этого блюда языком, [лизнуть, как говорят, языком] и уж его и палкой потом не отгонишь, и[Далее начато: он спокойствия не знает, всё будет норовить, как бы проглотить весь кусок, потому что какая-то невидимая им] он хоть подавится им, а все-таки съест. И по этой-то самой причине герой наш решился войти в секретные сношения с образовавшимся вновь обществом контрабандистов. Против соблазнов не устоял то<же> и другой чиновник, его товарищ, несмотря на то, что седой волос давно уже засел ему в голову. В самом деле, здесь представились ему вдруг такие выгоды, какие бы в службе, верно, им не представились и в 10 лет. Жиды прыгали от радости, что, наконец, преклонили на свою сторону неутомимейшего из своих гонителей. [неутомимейшего из всех их гонителей] Читатель, без сомнения, [несколько раз уже] слышал так часто повторяемую у нас историю об остроумно придуманном путешествии испанских баранов, которые, совершивши переход[совершивши поход] через границу в двойных тулупчиках, провезли под этими тулупчиками[провезли таким образом] на несколько миллионов брабантских кружев… Это происшествие случилось именно тогда, когда наш Друг Чичиков служил при таможне. Если бы он не участвовал в этом деле, то жидам никогда бы не удалось привести в исполнение подобное предприятие. [привести его в действие. ] — Когда три или четыре раза сделали бараны такой поход, [Три или четыре раза сделавши такой поход, бараны] то у обоих чиновников очутилось по двести[по 20] тысяч капитальцу. У Чичикова даже, говорят, немножко более, потому что был молодцеватей. И бог знает, до какой бы еще благословенной цифры[а. и бог знает, сколько бы еще приобрели они впредь; б. и бог знает, до какого бы количества] возрос этот капиталец, если бы старый друг человеческого рода, известный под именем чорта, не подсунулся весьма некстати, что он делает, [некстати, как он делает] впрочем, всегда, и не сбил с толку обоих чиновников. Чиновники, как говорится, просто перебесились, другими словами, поссорились бог знает из чего. Как-то там в жарком разговоре, а может быть, и выпив немного, друг наш Чичиков назвал другого чиновника поповичем. А тот, хотя действительно был попович, но, неизвестно почему, обиделся этим чрезвычайно[обиделся этим необыкновенно] и ответил ему чрезвычайно резко и сильно, и вот именно как: “Нет, врешь, я статский советник, а не попович, а вот ты так попович”, и потом еще прибавил: “вот мол что!” Хотя он и срезал его совершенно, обративши таким образом на него же приданное название и хотя слово: “вот мол что!” могло, конечно, иметь очень сильное значение, но, не удовольствовавшись этим, он послал на него донос. Впрочем, говорят, что и без того у них уже произошла сильная ссора за какую-то крепостную душу женского пола, крепкую бабенку с свежими щеками, по выражению тамошних чиновников, [На полях запись: что будто даже подкуплены были люди несколько поизбить нашего героя под темный вечер на улице. ] которою, впрочем, воспользовалось совершенно стороннее лицо — какой-то штабс-капитан Чепраков… Автор признается, что не охотник вмешиваться в семейственные дела да и никогда[дела и к тому же никогда] не мог в них добраться никакого <толку>, и поэтому оставляет их докончить или досочинить тем из читателей, которые чувствуют уж к этому особенное влечение. [а. которые охотники до подобных дел; б. которые чувствуют нежную наклонность к подобным делам] Таким образом тайные сношения с контрабандистами сделались, наконец, явными и открытыми. Статский советник, хоть сам пропал, да рад был, что упек-таки своего товарища. Обоих, как водится, под суд и отставили от службы. Статский советник, по нашему русскому обычаю, с горя запил, но надворный устоял, он пустил опять в ход оборотливость своего ума, ловкость и кое-какие запасные тысяченки, а так как люди слабы, а деньги хоть и мелкий народ, но силишка, слава богу, есть, то ему удалось, по крайней мере, сделать то, что его отставили не так бесчестно, как товарища; но уж ни капитальцу, ни разных красивых заграничных вещиц, словом, ничего не осталось нашему герою: на всё это нашлись другие охотники. Осталось у него только тысячонок десять кровных, как он называл, которые он прятал[Далее начато: в платок] на черный день в таком месте, куды никто не мог докопаться, да дюжины две голландских рубашек, да небольшая бричка, в которой ездят холостяки, да два крепостных человека: кучер Селифан и лакей Петрушка да некоторые таможенные чиновники, движимые сердечною добротою, оставили ему[чиновники оставили ему из сердечного добродушия] четыре или пять кусков мыла для сбережения свежести и белизны щек, [Далее начато: Вот и больше] и всё. Итак, вот какое обстоятельство. Это герой наш, впрочем, называл: потерпеть по службе за правду. — Читатель, может быть, подумает, что после таких испытаний и превратностей судьбы и тревог, и жизненного горя Чичиков нарочно удалится[Далее начато: в какой-нибудь город] в какое-нибудь мирное захолустье в уездном городишке и кое-как с своими кровными десятью тысячонками будет наслаждаться небольшими удовольствиями жизни: [Далее начато: а. смотреть в окно; б. смотреть скоро ли соседка] выглянуть из окна низенького деревянного домика на какого-нибудь приезжего, которого бог пошлет раз в год для доставления разнообразия уездным жителям, да напиться чаю с уездным землемером и капитаном-исправником и дожить таким образом философски в каком-нибудь тулупчике или, может, и ситцевом халате век нешумный, [век без шуму] но, конечно, в своем роде тоже отчасти не бесполезный. [Далее начато: а. Но что страсть к приобре<тениям>; б. Но автор сам должен признаться] Но так не случилось. Надобно признаться, что герой наш был, точно, человек с характером. После всех этих неудач и неприятностей, которые бы могли охладить всякого, страсть к приобретению не угасла в нем ни мало. Он и в досаде был, и в горе, и роптал на весь свет, и сердился на несправедливость судьбы и негодовал на несправедливость людей, а всё, однако ж, не мог никак оставить цели, к которой неслись [все] его помышления. С этой стороны он был решительно немец и щедро одарен тою добродетелью, которой недостает у русского народа, именно терпением. Он рассуждал и, в самом деле, его рассуждения были с некоторой стороны справедливы. “Почему же”, говорил он: “одному мне такое несчастие? Почему же другие, которые[Далее начато: приобретают вес и значительность, наживают и приобретают, бог знает, чем] наживают и приобретают тоже пополам с [другом] грехом, а иногда [еще хуже] и совершенно с грехом, почему же другие приобретают[другие получают и удачно приобретают] и вес и значительность, уважение и проводят остаток дней честно в кругу семейства, в совершенном изобилии и благополучии? Чем я хуже других? За что же я несчастнее других? Ведь я приобретал тоже, как и другие, конечно, другими только способами, но, однако ж, никому не причинял я вреда. Никого не сделал я несчастным, никто не пострадал от меня. Я не ограбил вдову, я не пустил кого-либо по миру в одной рубашке, как делают весьма многие. За что же я один должен испить горькую чашу, тогда как другие благоденствуют и наслаждаются всеми благами[всеми дарами] мира. И что же я теперь? Куда я гожусь теперь? На что может послужить жизнь моя, лишенная значения и весу и должного уважения, так сказать, в отношении моего чина и лет[Далее начато: На какую пользу] и самого даже звания?[в рассуждении к моему чину и летам и самого даже звания] Какими глазами я могу смотреть теперь в глаза всякому почтенному, пользующемуся уважением человеку, и как мне не чувствовать угрызения совести, что я даром бременю землю. И что скажут мои дети и потомки? Вот, скажут, отец был скотина, мерзавец, не оставил нам никакого состояния”. Нужно заметить, что герой[Далее начато: подобно весьма] наш чрезвычайно заботился о потомках, [Далее начато: хотя, как читатель видел] несмотря на то, что <их?> еще не было. Эту заботу очень часто задают себе чиновники, преимущественно занимающиеся приобретением. Так уж заведено на этом грешном свете, это такая уже чувствительная статья. Иной бы, может быть, и не так глубоко запустил руку[Далее начато: да мысль] если бы не вопрос, который, бог знает почему, но приходит сам собою: Что скажут дети? И будущий родоначальник, [а. И почтенный будущий родоначальник неутомимо работает направо, налево; б. И почтенный будущий родоначальник, поймав, как рыболов ловит направо и налево, всё, что можно только поймать руками. ] как осторожный кот, покося только один глаз назад, не глядит ли из угла хозяин, хватает поспешно, что[Далее начато: ни попало: масло] на столе поближе: масло ли, свечи ли, канарейка ли попалась под лапу, [свечи и птичку какую-нибудь схватит лапою] словом, не пропускает ничего. [В конце страницы текст: Тут герой наш, конечно, [пропустил] выпустил из виду кое-какие уроки, которые потерпел при этом разе Ну, да у нас, впрочем, составилось мнение, что Этот текст отмечен знаком (X), но куда эта вставка, не ясно. ]





К ГЛАВЕ XI


Перекрестясь и благословясь[Далее начато: герой наш] по русскому обычаю, герой наш принялся очень ревностно за исполнение задуманного им: под видом избрания места для жительства и для собственного удовольствия и для разных других предлогов, как читатель потом увидит, он[Далее начато: вознамерился] предпринял заглянуть в те другие углы обширного нашего государства, и преимущественно в такие углы, которые[Далее начато: вследствие] особенно более других пострадали от каких-либо несчастных случаев, неурожаев, смертностей и прочего, словом, где бы можно было и удобнее и подешевле накупить потребного народу. Он никак не адресовался наобум ко всякому помещику, а напротив, избирал по своему вкусу таких, с которыми бы можно было делать и которых он уже[Далее начато: совершенно] сколько-нибудь узнал. Итак, читатели никак не должны негодовать на автора, [не должны сердиться на автора] если лица и характеры, [Далее начато: с которыми он должен] доселе явившиеся[доселе являвшиеся] в нашей повести, не пришлись[не придутся] по их вкусу. Автор здесь совершенно не виноват ни телом, ни душою. Виноват Чичиков. В начале этом по крайней мере ясно видны приступ и начало, и первые покупки читатели уже видели; как пойдет дело далее и какие будут удачи потом, увидят. [Вместо “В начале ~ увидят”: Как сделан был приступ ~ уже видели, что будет потом увидят. ] Еще много пути предстоит сделать всему нашему походному экипажу, состоящему из господина средних лет, брички, в какой ездят холостяки, лакея Петрушки и кучера Селифана с подведомственной ему тройкой: фаворита гнедого, почти бесхарактерного пристяжного, подлеца серого. [Селифана и тройки четвероногих благородных животных, наших знакомцев: подлеца серого, фаворита гнедого и тоже порядочного пристяжного коня] Итак, вот весь герой на лицо таков, каков он есть.



Потребуют, может быть, заключительного определения[заключительного изъяснения] одною чертою, кто он, дескать, в отношении[а. чертою всего героя, характеризующую кто он; б. чертою в нашем герое кто он таков в отношении] качеств нравственных. Что он не герой, исполненный всех совершенств и добродетелей, — это видно и так. Кто же он? Подлец? Почему ж подлец? Зачем же быть так строгу. Подлецов теперь у нас нет: есть люди приятные, благонамеренные, а таких, которые бы на всеобщий позор выставили свою физиономию под публичную оплеуху, отыщется, может быть, всего на все разве каких-нибудь два-три человека, [оплеуху, если отыщется, то разве каких-нибудь два-три человека всего на все] да и те уж говорят о добродетели. [Далее начато: и <1 нрзб.> печатают пожалуй даже об этом] Справедливее, я полагаю, назвать нашего героя прожектер. [Далее начато: Всякой] Конечно, прожект, может быть, не очень чист и весьма многим не понравится, что он составляет главное в нашем герое. Что ж делать? Зато есть много других качеств в нашем герое: опрятность, чистота, приятность в обращении и поступках, завидная ровность в характере. [На полях страницы запись: изобретенных весьма недурно предлогов] А что, конечно, есть в нем одна преобладающая страсть над всеми прочими, то здесь ничего нет удивительного: у всякого из нас есть какая-нибудь страсть, к которой мы влечемся почти безумно и слепо и жертвуем для нее всем. И у автора, пишущего сии[пишущего эти] строки, есть [тоже] страсть, страсть заключать[страсть к тем чудным мгновеньям, когда вперивши очи в свой иной мир, он заключает] в ясные образы приходящие к нему явления, в чудные минуты, вперивши очи в свои мир, несется мимо всего, что на земле. [Далее было: и всё это деется в бедном, неприглядном для других чердаке] И в оных чудных мгновеньях, нисходящих к нему в его бедный чердак, заключена вся жизнь, [а. И в оных чудных мгновеньях заключена вся жизнь; б. И в оных чудных мгновеньях, посещающих его бедный неприглядный для других чердак, заключена вся жизнь] и полный благодарных слез[Далее начато: а. за свой чудный; б. за всё благословляет он свой удел] он не ищет ничего в мире, благословляет он чудесный свой удел, любит он свою бедность, как любовник любовницу. Но читатель и этому не поверит, и он, впрочем, совершенно прав. [он прав] Всякой[Далее начато: властен] есть господин и властен верить и не верить. [Далее начато: а. Но почему посыпятся упреки за избранного; б. Вследствие таких причин посыпятся на автора упреки за избранного героя; в. Вследствие таких причин уже недовольные автором за то, что он избрал такого героя, и это ему тоже известно; г. Но почему может не нравиться вдруг герой автору; д. Итак, вам не нравится герой?] Но почему не нравится герой? Будто потому, что…потому что автор не удовольствовался его наружностью, может быть, не скользнул по его качествам, являющимся на показ в свете, [а. не скользнул, а заглянул несколько глубже в его душу; б. На полях запись: а шевельнул кое-что в глубине, всё, что кроется от неострого взгляда и что может в существе своем изрядно; в. а шевельнул кое-что в глубине, всё что кроется от неострого взгляда и прячется от света доверяя <1 нрзб.> не был таким же безмолвным <1 нрзб.>] и, может быть, обнажил[обнажил то, что не всякому хочется видеть] кое-что кроющееся от не острого взгляда, что пробрался он и в комнату, где он одевается и бреется, не загляни только он поглубже в его душу и обнаружь всенародно сокровенные его мысли, которые привыкли таиться от света, [Далее начато: и доверяет] а покажи он его таким, каким он показал себя всему городу N. N, Манилову и многим другим помещикам, и все бы были радехоньки[Далее начато: Дамы были бы довольны, мужчины прочли бы без негодования] и приняли бы его [совершенно] за добродетельного человека; дамы были бы удовлетворены, мужчины прочли бы <без> негодования. Нет нужды, что ни лицо, ни фигура не остались означенные в их головах, но зато они не растревоженные, не взволнованные могут обратиться опять к мирным занятиям, то есть сесть за вист, [опять] и пошла опять по-прежнему влечься жизнь <1 нрзб.> Никакого благодетельного приращения на душу и даже упрека. Право, вам бы хотелось, [Вместо “но зато ~ хотелось”: да и то не почувствовали никакого приятного чувства. Знаю я вас, мои почтенные читатели, не годилось бы вам показывать кое-какие раны людские. Вам бы хотелось] чтобы вас убаюкивали, как ребенка, вам бы очень не желалось, чтобы обнаруживали перед вами то, где ярко выражается бедность, чтобы как можно подальше от вас всё, что можно: ничтожные страстишки, [а. не желалось, чтобы показывали вам яркие человеческие ничтожные; б. не желалось, чтобы показывали то, что не имеет яркого и человеческие все страстишки] и много, много того, чего так много на свете и от чего отвращаются глаза ваши.



К чему это, — вы говорите, — разве мы не знаем сами, что много есть презренного и глупого в жизни. Пусть же нам представляют одно хорошее; пусть мы забудемся. [Между строк неразборчиво начат новый текст, прочтению поддаются только отдельные слова. ] Вы похожи на помещика, которому докладывает[на помещика, к которому пришел помещик] прикащик, что плоха и та и другая часть в хозяйстве, дело идет плохо, и что если барин[Далее начато: не воздержится] теперь-де[Далее начато: а. не пож<ертвует>; б. не оставит] не удержит хотя части денег из принесенного оброка, так будет и совсем плохо. — “Да зачем ты, брат, мне говоришь это? Я без тебя знаю [всё это], что идет дурно, да дай мне, по крайней мере, позабыться, я гораздо более счастлив тогда”. И вот те деньги, которые, может быть, немного поправили бы дело, идут на разные средства для приведения себя в забвение. А там вдруг, неожиданным образом, всё имение хлоп с аукциона и помещик потом отправится в плохой шинелишке[отправится чуть не босиком] по миру позабываться. Не правда ли, чего доброго, еще меж вами, пожалуй, найдутся и так называемые патриоты, которые скажут: да ведь это всё наше, ведь это всё грехи русские. Хорошо ли выставлять это? Что скажут иностранцы? Это[Далее начато: а. напоминает очень доброго; б. доброго одного философа] напоминает даже двух обитателей одного уголка России: [Далее начато: одного в своем роде] одного — отца, человека доброго[одного — отца, доброго человека, всегда в халате с трубкой] по характеру, решительно мирного, который весь век провел в куреньи трубки; другого — сына, тоже не злого человека, но характера [совершенно] воинственного, который никого не оставлял в покое во всем околотке. [На обороте листа запись: Силы двадцать лет кипели в нем слишком, только он никак не мог минуты оставаться без какого-нибудь гимнастического] — “Побранил бы сына больше, — говорил отец, [Далее начато: да ведь сейчас узнают люди. Пусть уж его так остается собакой, а то <3 нрзб.> не без пользы] — да наедине-то его не пристыдишь, [a так, чтобы] заговоришь громко, все люди узнают; пусть уж его так остается собакой”.



И после этого отец [по своему обычаю] закуривал трубку, вновь отправлялся ходить по комнате. [Над строкой вписано: насчет рождения зверя. На обороте листа ряд записей к этому тексту: 1) а. Ходя по комнате и беспрестанно размышляя об одном вопросе, с давнего времени остановившем его внимание: почему-де зверь родится нагишом, а не так, как птица в яйце; б. Ходя по комнате и беспрестанно размышляя об одном вопросе, который один умел останавливать его внимание: почему-де зверь родится нагишом, а не так вместе с яйцом, как птица. 2) желательно знать, как толста была бы скорлупа, если бы зверь выходил из яйца. Ведь я думаю, потолще, чем в палец. 3) а. а ведь однако ж скорлупа для зверя должна быть куда потолще, <чем> на гусином яйце; б. а ведь однако ж скорлупа для звериного яйца должна быть очень толста, в палец толщиною по крайней мере. ] Я просто говорю вам, читатель, что на душе, и не в силах польстить вам и сказать неправду. Кто же вам должен говорить правду, как не автор? Вы боитесь глубоко устремленного взора. Вы робеете сами устремить на что-нибудь глубокий взор; вы любите по всему скользнуть[Далее начато: и пройти и не] недумающими глазами. [На обороте листа запись: не думающими глазами поглядеть на божий мир, по всему скользнуть, по всему пробежать слегка] Вы посмеетесь, может быть, от души над [моим] Чичиковым, может быть, чего доброго, похвалите статью и автора, и каждый из вас с удвоившеюся гордостью подумает о себе, самодовольная усмешка долго сохранится в устах ваших. [подумает о себе, и ни один из нов] Скажете: в самом деле, престранные[Скажете: ведь этакие странные] и смешные бывают люди, да и подлецы при этом не малые. А огорчит вас полный смирения, с которым познакомило мир [чудное] святое, божественное христианство, ни один из вас не устремит в глубину собственной души, не углубит мысленно сей тяжелый вопрос: [ни один из вас не обратит к себе [сказавши] не углубит мысленно вопрос] а нет ли во мне самом какой-нибудь части Чичикова? Как бы не так. Напротив, если в это время по улице пройдет какой-нибудь человек, чину нельзя сказать, чтобы большого, однако ж не так, чтобы малого, он толкнет в ту же минуту соседа и скажет, [Напротив, если в это время по улице мимо вас пройдет какой ваш знакомый, вы толкнете тут же под руку соседа. Над строкой записано: Попробуй, пройди только в это время по улице] чуть не фыркнувши от смеха: Смотри, смотри, вот Чичиков, Чичиков пошел![Далее начато: Уж куда <3 нрзб.>] и потом, как ребенок, позабывши [собственный чин, может быть тоже] всякое приличие, надлежащее его собственному чину, побежит за ним вслед, поддразнивая его сзади и произнесши несколько раз [так, чтобы тот даже несколько услышал] <1 нрзб.>: Чичиков, Чичиков, Чичиков!



Но мы стали говорить довольно громко, а между тем позабыли, что герой[Вместо “Но мы стали ~ герой”: а. Но лучше прекратить нам наше толки, потому что герой; б. Но мы заговорились неосторожно немного позабыли, что герой; в. Как в тексте. ] наш, который спал во всё то время, как рассказывалась его повесть, уже давно проснулся и, стало быть, очень легко может услышать так часто повторяемое его имя, [легко может статься, что даже что-нибудь услышал] а обязанность наша предуведомить, что он человек очень обидчивый и всегда сердится, если о нем скажут что-нибудь [такое], которое может уронить вес и значение его в свете. [уронить благоприятные о нем мнения] Читателю, конечно, с полугоря, сердится ли он или нет, [с полугоря с ним поссориться] но что касается до автора, то он никак не должен ссориться с своим героем. Что ни говори, [Далее начато: а дороге] а ведь им вместе придется[Далее начато: не малую сов<местную>] отхватить не малую дорогу. Две части еще впереди, это не безделица.



“Эхе, хе, хе! Что ж ты”, сказал герой наш Селифану. “Ты!>[Ты задремал?]



“Что?” сказал Селифан как-то медленным голосом.



“Как что? Ты, гусь ты, как ты едешь? Ну ж потрогивай”.



И в самом <деле>, Селифан давно уже ехал, зажмуривая по вр<еменам> глаза и изредка только потряхивая вожжами по бокам тоже, казалось, с своей стороны, дремавших лошадей; а с Петрушки уже давно слетел где-то с головы картуз, и он, покачиваясь во все стороны с своих козел, [покачиваясь с козел во все стороны] наконец, почти опрокинул свою голову совершенно назад на колени к Чичикову, так что тот дал[так что он дал] ей щелчка. Селифан прибодрился и семнадцать раз сряду отшлепал кнутом по спине серого коня, после чего тот почувствовал, что наконец точно больно, и пустился рысцой. Потом Селифан, слегка приподнявшись, [Затем возница прнподнявшись] помахивал только[Далее начато: коренного] над головою гнедого, да примолвил тонким певучим голосом: “Не бойся”, да прихлыснул для уровня пристяжного, и лошадки, расшевелившись, понесли как пух легонькую[Фраза не закончена. ] Селифан только помахивал да покрикивал: “эх, эх”. Так тройка[Далее начато: поднималась на] то взлетала, то неслась духом с пригорков, которыми была испорчена столбовая дорога, стремившаяся легким накатом вниз. Чичиков только улыбался слегка [покачиваясь], приятно подлетывая на своей кожаной подушке, ибо очень любил[потомучто любил] быструю езду. Да и какой же русской не любит быстрой езды, [Далее начато: а. его ли чудной натуре, стремящейся загуляться и забыться; б. слышишь, несет тебя как] если бог наградил его натурой, что <1 нрзб.> в ней сильно. Неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе. [подхватила и несет тебя. ] И сам летишь, и летит всё: летят версты, летят купцы на облучках своих кибиток, летит лес с обеих сторон с густыми своими темными стройными елями и соснами, как копья, как стрелы, с топорным стуком и вороньим криком. Летят все дороги, как стрелы в пропадающую даль. И что-то чудесное в этих моргнувших и неуспевших означиться предметах и как-то не хочешь взглянуть. Эх, тройка[Текст “c обеих сторон ~ тройка” зачеркнут и между строк вписан очень неразборчиво новый текст. Прочтению поддаются только отдельные слова и окончание: Что-то чудесное сладкое заключено в сем быстром мелькании. Весело смотреть <1 нрзб.> не успеет означиться пропадающий предмет. Только вверху над головою одно небо, да легкие тучи, да месяц, продирающийся сквозь них, <1 нрзб.> недвижно. Эх, тройка. Птица тройка]





К ГЛАВЕ XI


У всякого есть одно какое-нибудь стремление, которое деспотствует в душе[а. которое движется и неспокойно в нем; б. которое на счет всех других] и мало-помалу затирает всё прочее, все другие желания. И сколько раз[Далее начато: мелкая ничтожная] даже незначущая страстишка к чему-нибудь [совершенно] мелкому и ничтожному разрасталась в человеке, заставляла[Вместо “разрасталась ~ заставляла”: усиливалась в человеке и мало-помалу заставляла] позабывать важные и святые обязанности[Далее было: и видеть одни только побрякушки] и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое. [Далее начато: а. У всякого есть стремление; б. И у кого нет] Да, у всякого из нас есть страсть, к которой[Фраза не закончена. ] и что-то есть дивно-упоительное в сем влечении.





К ГЛАВЕ XI