Мертвое

— Февр Стит… — Она дышала все так же учащенно. В распахнутой накидке, отороченной рыжей лисой, вздымалась пышная грудь. — Я лишь хотела узнать у Иви задание. Я была невнимательна на уроке, простите… Но ваши окна уже темные, я забыла о времени… Извините меня!

— Это ты извини, — грубовато бросил я. Посмотрел на окна — и правда, темно. Но стоит ли верить девчонке? И расстегнул браслет, вслушиваясь в ее эмоции.

Испуг. Растерянность. Фальшь — в чем-то она все-таки соврала. И… возбуждение. Эмоции Ливентии были сродни южной ночи ее дома. Они обнимали влажным, душистым и терпким коконом, сбивали с ног острым ароматом пряностей, почти душили! И все это жаркое великолепие было направленно лишь на меня. Желание, которое девушка то ли не могла, то ли не хотела сдерживать.

— Не ходи по ночам одна, — приказал я. Хотя на освещенных улицах девушке ничего не грозит, но мало ли.

— Конечно, извините, февр Стит.

Жаркого, душного, пряного стало больше. Ее эмоции буквально валили с ног. Накатывали волнами песчаных барханов, обрушивались многоцветным вихрем.

Я отступил на шаг. Но девчонка подалась ко мне. Выдохнула:

— Кристиан…

Проклятое имя. Я его терпеть не могу. Так называет меня она.

В глазах потемнело. И пойло расцвело на языке проклятой ежевикой. Рывком шагнул, прижал Ливентию к увитым остролистом камням. Поцеловал. Жадно. Дико. Грубо. Буквально впился в ее рот, слизывая краску, пытаясь насытиться чужим вкусом. Прикусил полные губы, втянул в себя ее язык. Запустил пальцы в тяжелые темные волосы, небрежно стряхивая заколки. Еще, еще… Погрузиться в эту знойную южную ночь, найти в ней забвение… Смыть вкусом пряностей ежевику и эту ускользающую свежесть… Я почти не ощущал женских рук на своих плечах, на шее, лице. Не чувствовал ее объятий, не осознавал неловких попыток мне ответить. Мне не нужен ответ. Мне нужно…

Другое.

Не эта горячая тьма чужой южной ночи. Не она.

Не… она.

Отшатнулся, рывком отцепил от себя руки девушки. Змей! Что я творю? Что со мной вообще творится?

— Прощу меня извинить, госпожа Осхар, — голос сиплый и фальшивый, вот дерьмо! Со злостью закрыл браслет. Идиот! Я ведь знаю, как опасны бывают чужие эмоции. Порой они прекрасный источник знаний, а порой — ловушка. Чужие эмоции можно даже принять за свои, можно поддаться их искушению. Что я только что и сделал!

— Я не должен был…

— Но я была не против, Кристиан, — прошептала Ливентия. Со вздохом поправила растрепанную прическу, и я скрипнул зубами. Сейчас, без флера пряностей и зноя, я видел все, как есть. Таких, как Ливентия, я уже встречал. В Двериндариум регулярно приезжают подобные девицы. Богатые, избалованные, красивые. Изнеженные цветы империи. Некоторые от скуки ищут здесь развлечений, иные идут дальше и надеются заполучить мужа.

Ливентия, несомненно, из вторых.

— Госпожа Осхар, — я вздохнул, — Ливентия. Я скажу прямо. Тебе не стоит смотреть в мою сторону. Это безусловно… проигрышный вариант. Мой дом — Двериндариум. Моя жизнь — служение империи. И это навсегда. Получите свои Дары и вернитесь домой, под родительское крыло. Ваш отец подыщет вам подходящую партию.

Она задохнулась, на бархатных щеках заалели пятна. Но я решил закрепить эффект. Наклонился, не мигая глядя в темные глаза девушки.

— Со мной тебе не светит ничего достойного, Ливентия. Запомни это. А теперь возвращайся в свой дом. Тебе рано вставать.

Она ахнула. Глаза влажно заблестели. И, оттолкнув меня, девушка бросилась прочь. Я удовлетворенно кивнул. Надеюсь, мне удалось отбить у нее желание смотреть в мою сторону.

Устало потер подбородок с пробивающейся щетиной.

И снова поднял взгляд на окна дома. Но там по-прежнему царила тьма.





Глава 15

Миражи




Спала я плохо. Всю ночь вздрагивала и просыпалась, мне чудились шаги и голоса за дверью. Потому утром я встала хмурая и невыспавшаяся.

Когда спустилась в гостиную, Кристиана не было, за что я вновь поблагодарила великого творца. После разговора в ванной я чувствовала себя неловко. Половину ночи не могла уснуть, вспоминая его слова, его взгляд. И вслушиваясь в собственные эмоции. Кристиан будил во мне чувства. Непознанные и пугающие. Я не хотела их, я закрывалась от них, но они все равно прорывались. Дрожью. Вздохом. Ритмом сердца.

Это было слишком опасно, слишком!

Он не должен мне нравиться. И я не должна думать о нем. Не должна приближаться.

Вздохнув, я привычно проверила цвет своих радужек и отправилась на пробежку. Даже без строгого старшего брата я старалась не пропускать эти тренировки. То, что поначалу казалось мне наказанием, сейчас виделось совсем иным. Я не хотела себе в этом признаваться, но возможно, такова своеобразная забота Кристиана о сестре? Возможно, он просто изначально пытался сделать меня сильнее. Чтобы в Мертвомире у меня было больше шансов.

Правда, от такой заботы очень хочется Кристиана прибить!

Сделав круг у конюшен и помахав сонным лошадкам, я вернулась к дому. Потянулась, разминая мышцы, и застыла. В густых зарослях вдоль стены что-то блеснуло. Я отодвинула ветки, склонилась, подняла. И нахмурилась. На моей ладони сверкала зелеными крылышками драгоценная стрекоза. Одна из брошей Ливентии.

Но как она оказалась в этих кустах? Возле моего дома?


Что здесь делала Ливентия?

Я прикусила палец, задумавшись. В кустах лежит брошь южанки, а вчера кто-то повязал на дверь дома порочащий меня бант. А ведь я поверила, что Ливентии не нужен Дар, поверила ей. Южанка эгоистична и избалованна, но она показалась мне неплохим человеком. А теперь я нахожу в кустах ее украшение.

И что мне об этом думать?!

Сунув стрекозу в карман, я побежала переодеваться, решив разобраться во всем позже.

Шесть штрафных звезд скинули меня вниз по списку. Правда, каверзы прилетали не только мне. У друзей-недругов тоже пропадали записи, терялись тетради и хрустальные перья, «рвалась» в самых неожиданных местах форма. Я в подобных забавах не участвовала, лишь усилила бдительность. Единственным, кто неизменно красовался на первой строчке списка, оставался Киар Аскелан. Либо он был умнее и внимательнее нас всех, либо — что вероятнее — с лордом Колючего Архипелага предпочитали не связываться. Киар и его сестра надежно закрепились на первых местах и не находилось смельчаков, готовых их оттуда сбросить.

Но я решила во что бы то ни стало вернуться в список лучших.

Перед уроком я улыбнулась Ливентии.

— Ты выглядишь бледной. Все хорошо?

— Замечательно, — сказала южанка, глядя в окно. Выглядела она действительно неважно, была бледной и задумчивой. — Просто не выспалась.

— Мучили плохие сны?

— Напротив, хорошие…

— Может, расскажешь?

Ливентия дернула плечом, и ее взгляд стал злым.

— Извини, Иви, мне надо подготовиться к уроку.

Она села на свое место, а я сжала в кармане зеленую стрекозу. Что бы Ливентия ни делала возле дома на улице Соколиной Охоты, говорить об этом она явно не желала.

Но после встречи у дома Альфа наша пятерка негласно стала держаться вместе. Мы обнаружили, что противостоять подлостям других учеников гораздо проще сообща. Хотя Ливентия и косилась на остальных неприязненно.

— Даже не мечтайте, что мы с вами теперь друзья, — бросила красавица, прощаясь после занятий.

— Да ни за что, Конфетка, — ухмыльнулся Ринг. — Я не дружу с такими, как ты!

С Рингом отношения сложились странные. Мы почти не разговаривали, но краем глаза я частенько отмечала его присутствие. Здоровяк по-прежнему смотрел на всех исподлобья, но когда я устраивалась на ступеньках замка, Ринг оказывался где-то рядом. Молча и глядя в другую сторону.

Правда, возможно, он это делал из-за Ливентии, не обращая внимания на ее презрительное шипение в сторону «отброса».

Но красавица лишь отворачивалась. Последующие дни Ливентия была удивительно тихой и задумчивой, казалось, даже драгоценный рой бабочек на ее мундире потускнел. Но в ответ на вопросы она лишь отмахивалась, а бледность объясняла усталостью.

А я решила пока не говорить о зеленой стрекозе.

Помимо обязательной теории и практики ученики нашли себе занятия по вкусу. Мелания стала посещать уроки целительства, Майлз занимался картоведением, а Итан — звездологией. Многие после уроков отправлялись развлекаться на главную улицу острова. Я же свое свободное время проводила за книгами, пытаясь восполнить прорехи скудного образования. Запираясь в своей комнате, я изучала не только обязательную школьную программу, но и геральдику, этикет, язык цветов и жестов, светскую моду и прочую мишуру, от которой у меня раскалывалась голова. Но я упрямо сжимала кулаки и заставляла себя вчитываться в паутину строчек, вспоминая добрым словом вдову Фитцильям. Все же вдова сумела привить мне любовь к чтению.

Я боялась снова попасть впросак и показать собственное невежество. Книги я брала в Белом архиве и прятала под кроватью, надеясь, что Кристиану не придет в голову туда заглянуть.

Каждый раз, посещая библиотеку, я порывалась навестить господина Дэффа, но, к моему удивлению, Черный архив стоял закрытый.

Спустя несколько дней мы, как обычно, вышли из замка и застыли на пороге Вестхольда.

Последний вздох лета закончился.

Небо затянулось тяжелыми свинцовыми тучами, но, словно в утешение, принесло облачные миражи. На подсвеченных золотом облаках виднелись перевернутые города, долины и горы. Они проплывали мимо, отражения далеких берегов и невиданных мест: шумная столица с бегущей по проспектам толпой, рекой мехомобилей и экипажей, и крохотные деревушки вдоль озер; Ливентия рядом взвизгнула, когда показались поднебесные башни Лестгарда, кто-то громко охнул. Казалось — еще миг, и острые шпили башен прочертят борозды на ступенях Вестхольда. Мираж был столь реален, что некоторые ученики испуганно подались назад и тут же рассмеялись, когда руки прошли сквозь призрачные камни отражения. Вслед за далеким приграничным городом возникла тысяча гранитных галерей Эхервейса, а за ней — Бесконечный Мост, соединяющий два берега Стылого Пролива. И сразу — белокаменные поместья и огромные статуи альбатросов, парящие на другом конце континента, в Птичьей Долине. Задрав голову, я смотрела, как проплывает мимо вся наша империя. Я видела перевернутые мосты и дома, людей и бродячих псов, лошадей и ворон на ветках. Ученики и даже февры улыбались, махали руками, силясь поймать призрачных голубей или схватить за хвост сонного кота, зевающего на поленнице какой-то неизвестной деревушки.

Лишь одно место никогда не показывают миражи — Двериндариум. Этот остров хранит свои секреты и от небесных видений.





Зато говорят, что в облачных миражах можно увидеть своих родных и любимых, так что и сейчас я всматривалась до рези в глазах, надеясь рассмотреть знакомые лица. Одно… одно лицо. Я так желала увидеть темную рыжину волос и насмешливый прищур глаз, что не замечала никого вокруг. Я вообще забыла, что стою на ступенях Вестхольда, что рядом ученики, наставники и февры. Я всматривалась в миражи, желая увидеть своего друга. Просто увидеть. Понять, что он жив. Выдохнуть. Успокоиться. Пусть он просто будет жив!

И тут кольнуло в боку, там, где был рисунок из шрамов. А затылок похолодел, ощущая чужой взгляд. Я резко развернулась. Люди смеялись, запрокинув головы, и лишь я шарила вокруг беспокойным взглядом. Кто на меня смотрел? Да еще и так пристально, что волосы на загривке встали дыбом! Кто?

Подняла взгляд. С черных стен замка скалились эфримы. И… показалось или одно крылатое чудовище шевельнулось?

Я протерла глаза, моргнула. Всмотрелась снова. Ливентия дернула меня за рукав, привлекая внимание к какому-то невиданному замку, плывущему в облаках. Но я смотрела лишь на гранитного эфрима. А он… на меня. Жуткое ощущение росло в груди и резало изнутри страхом.

Нет, мне чудится. Это все просто… невозможно!

— Иви, да посмотри же! Это же Грандана, мой дом! — оживилась вдруг Ливентия. — Вон главная площадь, а там знаменитый розарий! Тысячи, тысячи цветов, ты видишь? Там выращивают невероятные лиловые розы, мои любимые! Ты их видела?! Бутоны величиной с человеческую голову! Чудные цветы! Иви!