Мертвая неделя

– Какая же я адекватная, если делаю это сама?

В комнате повисло молчание. Она физически ощущала взгляды подруг, но глаза открыть не могла. Было не стыдно, а скорее неловко. Она тщательно хранила секрет годами, понимала, что если приемная мать узнает, отведет ее к психологу, а копаться у себя внутри Мирра никому не позволит. Хватило одного приема у психотерапевта в попытках вспомнить, как она очутилась в лесу. Оказалось, это страшно неприятно, когда кто-то препарирует твои мысли и чувства. Вместо того, чтобы открыться, вывалить все на профессионала, Мирра закрылась еще сильнее. В своем мирке ей было спокойнее. Только вот справляться с сильными эмоциями в этом мирке не получалось. Ненависть, страх, даже любовь – любое сильное чувство, запертое внутри нее, не находящее выхода, причиняло такой сильный дискомфорт, что она была готова на все, лишь бы снова вернуть своему миру тишину и спокойствие.

Мирра уже не помнила, когда первый раз взяла в руки нож. Сначала разрезала ладонь. Пульсирующая боль отвлекала, а через кровоточащий порез наружу выходили все эмоции. Сразу стало легче. Пока рана заживала, эмоции поутихли.

Постепенно это вошло в привычку. Только руки резать перестала. На руках раны были заметны, приходилось объяснять их появление, и на третий раз приемная мать уже начала недоверчиво коситься. Тогда Мирра перешла на бедра. Если не ходить в бассейн, не раздеваться ни перед кем, никто и не узнает. У нее получалось скрываться много лет, а вот сегодня не получилось. Все в этой деревне было не так. Зачем только она приехала сюда?

К ее удивлению, девчонки смеяться не стали. И отвращения на их лице она не увидела, когда снова открыла глаза. Только сочувствие и немножко – понимание. Во дворе послышались голоса, и Мирра торопливо приподнялась на локтях, посмотрела в окно, хотя, конечно, ничего не увидела.

– Пожалуйста, давайте быстрее, – попросила она, – я не хочу, чтобы они это видели.

Лика возражать не стала. Быстро наложила марлевую повязку, заклеила ее несколькими кусками пластыря и позволила Мирре надеть пижамные штаны. Кровавое пятно, конечно, не скрыть, но Мирра постарается сделать так, чтобы никто его не увидел. Полина быстро кинула в печь предыдущую, промокшую насквозь, повязку и бинты, которыми Лика промакивала рану.

К тому моменту, как в дом вошли Матвей и Степан, они втроем уже сидели возле стола как ни в чем не бывало.

– Ну что там? – первой спросила Полина.

– Да черт его знает, как они вошли, – покачал головой Степан. – Я проверил замки бабы Глаши, все целы.

– А почему они вообще могут входить? – поинтересовалась Мирра. – Как могут обойти защиту?

Степа вздохнул, осмотрелся кругом, будто искал ответ на стенах, оклеенных обоями в мелкий цветочек.

– Войти они могут, только если тот, кто внутри, очень ждет их, очень хочет увидеть и просит, чтобы они вошли, – наконец тихо сказал он.

– Смею тебя заверить, деревня, это было последнее, чего мы хотели, – хмыкнула Лика.

Полина поддержала ее активными кивками, а Мирра промолчала. Она хотела увидеть навью-невесту, думала об этом перед сном, даже собиралась к ней выйти, но совершенно точно не звала, не приглашала в дом. Да и не было среди тех шестерых фигур невесты.

– Степа, а в каком случае у вас хоронят людей, завернутых в белое покрывало? – спросила она, и когда он недоуменно посмотрел на нее, пояснила: – Те навьи, они были с ног до головы укутаны в какие-то белые не то покрывала, не то простыни, мы даже лиц их не видели.

– Не знаю, – медленно произнес он. – Никогда у нас с таким не сталкивался.

– Все чудесатее и чудесатее, – прокомментировала Лика. – И что нам теперь делать?

– Я туда не вернусь, – замотала головой Полина.

– Никто не вернется, – решил Степа. – Здесь ночевать будете. Диван разложим, втроем поместитесь. Уже четвертый час, скоро светать начнет, так что как-нибудь перекантуемся. – Он выглянул в окно и вздохнул: – Только вот баба Глаша задерживается, до сих пор не вернулась.

– Да вернется она, никуда денется! – легкомысленно махнула рукой Лика.

Степа снова вздохнул, но в окно больше не смотрел. Очевидно, он в благоприятном исходе ночного похода старой ведьмы в заброшенный дом так уверен не был.





Глава 12




Третий день Мертвой недели

Матвей

Баба Глаша пришла только утром. Постучала тихонько в стекло, едва слышно, будто дождь уронил несколько тяжелых капель, но Степа тут же приподнялся, выглянул в окно, кивнул и осторожно выбрался из-под одеяла. Матвей тоже не спал, сквозь полуопущенные ресницы следил за ним, но никак себя не выдал. Девчонки же, утомленные и перепуганные ночным происшествием, крепко спали на диване, прижавшись друг к другу, как нахохлившиеся воробьи на заиндевевшей ветке.

Матвей думал, что Степа выйдет на улицу, но тот открыл входную дверь и впустил бабку в дом. Они едва слышно переговаривались на кухне, чем-то шуршали как мыши под метлой. Матвей решил, что может встать и выйти.

Старушка выглядела плохо. И без того худое лицо с острыми чертами совсем осунулось, кожа посерела. Седые волосы торчали из-под сбившегося на бок платка, порванного с одной стороны, мешковатая одежда измялась и запылилась. Баба Глаша за одну только ночь постарела на несколько лет, и теперь ей легко можно было дать не меньше сотни. И тем не менее, маленькие черные глаза блестели победно, бегали по сторонам, сканируя обстановку. Увидев Матвея, она тут же замолчала, и ему удалось услышать только, что она всех проверила и всех заперла. Из чего он сделал вывод, что в том доме покоилась не одна навья. Возможно, те, которые наведались к девчонкам ночью, тоже оттуда.

– Ты почему не спишь? – резковато спросила она, когда Матвей аккуратно прикрыл за собой дверь и сонно потянулся, изображая, что только что продрал глаза.

– Так проснулся уже, – улыбнулся он. – В деревне долго не спится.

– Ну, коль не спится, буди девок, завтракать будем, – велела баба Глаша.

Очевидно, Степа уже успел рассказать ей про ночные злоключения, и она знала, что они остались ночевать здесь.

– Может, пусть еще поспят? – робко возразил Степа. – Они устали, недавно легли только.

Матвей в очередной раз удивился метаморфозам, которые происходили с огромным деревенским парнем, стоило только оказаться рядом сухонькой старушке, которую он мог бы переломить одним пальцем. Степа разом превращался в маленького мальчика, не смеющего ни возразить, ни слова поперек сказать. Степа, который на медведя ходил, навий не боялся, преклонялся перед деревенской знахаркой. Лику это откровенно смешило, Полина и Мирра смотрели с недоумением, а Матвей понимал: значит, сила у бабки огромная, возможности неописуемые, потому Степа и не возражает. Степа знает, на что она способна, но не боится, а уважает. Хочет быть таким, как она, перенять ее знания и умения. И это заставляло Матвея не насмехаться над Степой, а уважать его.


Однако девчонок пришлось будить. Баба Глаша заявила, что для каждого найдется дело, а потому нечего валяться.

Просыпались неохотно. Полина долго терла глаза, не понимая, зачем ее разбудили, где она и что от нее хотят. Лика ругалась, на чем свет стоит, накрывала голову подушкой, а когда Матвей отнял ее, швырнула в него тем, что попалось под руку: заколкой для волос. Угодила прямо в висок, надо заметить, больно. Мирра просто сидела на диване, кутаясь в одеяло, и мрачно смотрела на него, пытаясь испепелить взглядом.

К тому времени, как они вышли на кухню, Степа уже успел накрыть стол к завтраку (поразительная хозяйственность у одинокого мужчины!), а баба Глаша огромным глотками сербала чай из большой глиняной чашки, причмокивая и едва ли не постанывая от удовольствия. От чая одуряюще пахло травами, и Матвей догадался, что в чашке не обычная заварка. Зато молодела старушка на глазах: лицо разгладилось, плечи распрямились, глаза стали яснее. Она снова скинула те десять лет, которые прицепились ночью в навьем доме.

– Чего нас подняли-то в такую рань? – недовольно проворчала Лика, плюхнувшись на табуретку. – Еще петухи не встали.

– В деревне долго не спят, – заявила баба Глаша.

– Ну вот и не спите, я здесь при чем?

От Матвея не укрылся взгляд, который бросила на него при этом Мирра. Вчера он рассказал ей все, что знал сам, надеясь на ее благоразумие, и не ошибся. Эта девушка оказалась как раз такой, как он предполагал: здравомыслящей, не склонной к панике и необдуманным действиям. Он пообещал ей, что что-нибудь придумает, и намеревался сдержать слово. Они выберутся отсюда. Даже если для этого им придется поучаствовать в фиктивной свадьбе.

– У меня для вас есть работа, – сказала баба Глаша, расправившись с чаем.

Матвей обратил внимание, что она только пила чай, ничего не ела, хотя стол у Степы ломился от яств: и пряники, и варенье, и масло, и домашний сыр. Девчонки мигом отложили бутерброды, услышав про задание, и переглянулись. Во взглядах мелькало напряжение, ничего хорошего от бабы Глаши они не ждали.

– Матвей со Степой пойдут на станцию, – продолжала та, не обращая внимания на повисшее над столом напряжение. – Надо встретить одного очень важного человека и привести сюда.

Степа лишь молча кивнул, зато спросил Матвей. Он бабу Глашу не то чтобы не боялся совсем, да и уважал старость, как привык, а все-таки такого трепета, как Степа, не испытывал.

– Что это за человек и когда он приедет?

– Когда он приедет, точно неизвестно.

– Я вас вообще две недели ждал, – вставил Степа.

– Но в ближайшие дни. До конца Мертвой недели точно успеет. А что это за человек, вам знать пока не надо.

– А вот лично мне это надоело! – Лика звонко стукнула ложкой по столу, еще и рукой прихлопнула так, что подскочили миски и кружки. – Хватит держать нас за идиотов! Привезли сюда, ничего не говоря, теперь снова какие-то секреты! Чья свадьба – неизвестно, когда – непонятно, что за человека встречать – не скажу. Я так не играю! Или вы сейчас все нам рассказываете…

– Или что? – насмешливо поинтересовалась баба Глаша. – И хочу напомнить, что тебя никто сюда не привозил, ты сама приехала. На деньги позарилась, вот и приехала. Так что будь добра, деньги отрабатывай.

– Мне заплатили за фотосессию!

– Сделай милость: доживи до нее! – внезапно грозно заявила баба Глаша и тоже ударила раскрытой ладонью по столу. Только у нее это получилось весомее, как-то так, что сразу стало понятно: ее слово последнее. И даже рыжая язва это поняла, замолчала, понурила взгляд, но ложку обратно в руки не взяла, выражая протест. Убедившись, что больше никто не станет ее перебивать, баба Глаша продолжила уже обычным голосом: – А девкам тоже задание будет. Анжелика испечет десять пирогов с разными начинками. Да смотри, чтобы не повторялись!

– Я вам кухарка, что ли? – тихо проворчала рыжая.

– Полине нужно собрать десять букетов из разных цветов. Цветы тоже не должны повторяться. А Мирославе – наломать веток с десяти разных деревьев. Да смотрите, чтоб к ночи управились.

С этими словами она поднялась из-за стола, грозно всех осмотрела, вышла в сени, а затем глухо хлопнула входная дверь. Через окно, в которое робко заглядывали первые солнечные лучи, возвещающие начало нового дня Мертвой недели, было видно, как она, сгорбившись, будто тащила на плечах тяжкий груз, шла к калитке. И пока было видно ее фигуру, все за столом молчали. Лишь когда она скрылась из вида, рыжая не выдержала.

– Что за бред! Она что, служанок себе нашла? Я не буду заниматься этой фигней!

Ее никто не поддержал. Мирра понимала, что старушку лучше слушать, если они хотят выбраться отсюда, скромная Полина, похоже, вообще не умела перечить.

– Девчонки, ну вы что? – возмутилась рыжая.

– А какие у нас варианты? – подала голос Полина. – Нужно как-то дотерпеть до этой свадьбы, отработать деньги и уйти.

– В том-то и дело – отработать! Мне заплатили за снимки, а не за пироги! И вообще, я не собираюсь здесь сидеть до этой свадьбы!

– И как мы выйдем? – спросила Мирра. – Никто из нас лес не знает. Реально заблудимся и придем прямо в руки нави.

– А вот он, – рыжая кивнула на Степу, – нас выведет. Все равно туда идет.

Мирра посмотрела на Степу, и в ее взгляде Матвей ясно увидел сожаление. Будто это она имела возможность их вывести, но не могла ослушаться наставницу.

– Он же сказал, что не выведет.

– Значит, мы сами за ним пойдем!

Степа выглядел таким несчастным, что Матвей понял: нужно что-то делать. Однако и сказать ничего не успел, как рыжая вскочила с места и ткнула Степу в плечо. Такая в ней была сила, что Степа покачнулся, едва не упал.

– Да что ты за тряпка такая! Какую-то старуху не можешь ослушаться!

– Она не какая-то старуха! – Степа вскинул голову и посмотрел на Лику так твердо, будто защищал честь самой королевы. Или любимой девушки.

Рыжая еще несколько секунд сверлила его взглядом, метала молнии, которые, если бы могли, разорвали бы на мелкие кусочки, тяжело дышала, а потом быстро развернулась и выскочила из дома. За ней молча, нехотя потянулись и Мирра с Полиной. Степа остался сидеть, глядя в одну ему видимую точку.

– Не могу я вас вывести, Матвей, – сказал он, хотя Матвей ничего не спрашивал. – Вы уйдете, а мне здесь жить, понимаешь? Останьтесь вы на эту чертову свадьбу, а потом всех выведу!