Мертвая голова
Часть 11 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Флинн кинул сочувственный взгляд в сторону мужчины, представляя себе, как тот падает, испускает последний вздох – и его душу подхватывает сама Смерть, чтобы отнести в мир мертвых.
Мрачную Горничную они нашли на боковой стене старого кинотеатра. Ее широкое, немного квадратное лицо, обрамленное двумя черными косами, не обладало особой красотой, но при этом оно невольно притягивало взгляд. В руках она держала поднос, на котором лежал человеческий череп, сжимавший в зубах синюю розу. Флинн не очень разбирался в истории моды, но ему показалось, что на девушке была форма Федорианской эпохи: длинное темное платье, белый чепец и такого же цвета фартук с кружевами.
– Граф Л сказал, что сегодня ты видела задымление, – начала Хольда таким тоном, будто вела допрос. – Покажи, в каком именно месте.
Мрачная Горничная поджала тонкие губы и отвела глаза в сторону, как бы давая понять, что не потерпит подобного обращения.
– Ладно. Пусть будет по-твоему, – сквозь зубы произнесла Хольда. – Милинда, душка моя, покажи, пожалуйста, где ты видела задымление. – Она буквально выжимала из себя каждое слово.
– Еще, – потребовала Мрачная Горничная с нескрываемым превосходством.
– Милинда, – почти прошипела Хольда, но, прикрыв веки, перешла на доброжелательный тон: – Лапочка моя ненаглядная, нам очень нужно знать, где ты видела задымление.
– Вон там, – самодовольно ответила Мрачная Горничная и указала на здание детского приюта. – И там тоже, – добавила она, направив палец на шпиль ипокрианского храма.
– Спасибо, заинька, – растянув губы, поблагодарила Хольда.
– Обращайся, – сказала Мрачная Горничная, и череп на ее подносе застучал зубами.
Хольда возвела глаза к небу, покачала головой и пошла вдоль улицы. Когда они отошли достаточно далеко, Флинн негромко произнес:
– А я и не знал, что у граффити кроме прозвищ есть имена.
– Имя есть только у Мрачной Горничной. Она потребовала его у Графа Л, ведь «я не просто рисунок на стене, я личность, и поэтому требую к себе подобающего отношения». – Хольда довольно умело изобразила тягучий голос Мрачной Горничной.
Оказавшись напротив детского приюта, Флинн уже был готов перейти дорогу, но Хольда не остановилась, а пошла дальше.
– Куда ты? Приют же там, – растерянно сказал он.
– Нам будет удобнее наблюдать за всем с крыши.
– Но если опустится туман, то на его фоне будет трудно заметить дым.
– Поверь, этот дым ты сможешь заметить даже с другого конца Инферсити, – серьезно ответила она, открывая обшарпанную дверь одного из жилых домов.
Хольда быстро преодолевала пролет за пролетом, иногда перескакивая через две ступени, и Флинн, глядя ей в спину, думал, что она сейчас напоминала стрелу, которая летела точно в цель. У него промелькнула мысль, что душа стрелы не просто так выбрала ее в напарники: они были чем-то похожи. Значит, и змей выбрал Флинна по той же причине? Интересно, что же у них общего?
Перед глазами проносились похожие друг на друга двери, да и люди за ними, наверное, проживали похожие жизни. В детстве, смотря ночью на желтые окна квартир, он верил, что за каждым происходило что-то невероятно увлекательное, и только немного повзрослев, он с грустью понял, насколько же был наивен. И все же… в его груди поселилось клубящееся угрюмое чувство – зависть. Флинн завидовал всем этим людям: он бы сейчас отдал все что угодно, чтобы оказаться на их месте.
Когда они добрались до верхнего этажа, их ждал неприятный сюрприз. Проржавевшая дверь, на которой какая-то влюбленная парочка написала свои инициалы в окружении корявого сердца, оказалась заперта – на крышу никак не попасть. Флинн хотел предложить снести дверь с петель (для этой рухляди хватило бы и одного удара), но Хольда достала из кармана путеводитель Ариадны, приложила его к замочной скважине и прошептала:
– Открой мне путь.
Послышался щелчок, и дверь со скрипом отворилась. На крыше, лизнув щеки и нос влажной прохладой, их встретил сизый туман. Он буквально за несколько минут опустился на Инферсити, обняв деревья и дома.
Хольда подошла к краю крыши, и ее цепкий взгляд устремился в толщу тумана, но вряд ли у нее получилось рассмотреть хоть что-то: даже очертания зданий напротив терялись в сизой пелене.
– Ну и сырость, – пожаловался Флинн, спрятав ладони под мышки.
– Выпей «Дыхание дракона», чтобы согреться, – не отрывая глаз от тумана, посоветовала Хольда.
Флинн сел на старый диван (видимо, кто-то из жильцов любил подышать свежим воздухом, поэтому и притащил его сюда), и одна из пружин врезалась ему в бедро. Он негромко чертыхнулся и сдвинулся в сторону, но и там комфорта не нашел: поролон в той части дивана превратился в труху – и теперь там была впадина. Флинн залез во внутренний карман куртки, достал серебристую флягу и, как и учил Шивонн, мысленно произнес название нужного коктейля, затем открутил крышку и отпил из фляги. Жар внутри него достал до самых костей, хорошенько прогрев их. Изо рта снова повалил дым вперемешку с искрами, но на этот раз Флинн не закашлялся. Забавляясь, как мальчишка, он попытался пускать дымовые кольца, но даже с двадцатого раза у него ничего не вышло.
– Хольда, у тебя есть часы?
– Нет, – сказала она.
– Черт, а как мы узнаем, сколько времени у нас осталось? – спросил Флинн с нарастающим чувством тревоги.
– Глянь на свою карточку – все поймешь, – спокойно ответила она.
Флинн поднялся с дивана и залез в задний карман штанов. На темно-фиолетовой бархатной бумаге было все так же указано время, но вот только уже другое – 07:53. Он моргнул от удивления, и еще одна минута утекла в прошлое: теперь на карточке значилось – 07:52.
– Время еще есть… Слушай, если вдруг появится Безумный, а мое время будет на исходе, то я и сам смогу вернуться в Потусторонье, – сказал он, спрятав карточку обратно в карман.
– Ну да, конечно, – отозвалась Хольда. – А потом я и Граф Л будем искать тебя где-нибудь в глотке Первой Тьмы.
– Вообще-то, я там уже бывал, – признался Флинн.
– Блин, с тобой и пошутить нельзя, все правдой окажется, – сказала Хольда и прыснула со смеху. – Бедовый ты парень, Флинн Морфо.
– Ага, постоянно то в дерьмо, то в приключения вляпываюсь, – с улыбкой произнес он.
– То в дерьмовые приключения, – весело добавила она.
– Так мы, получается, высматриваем одержимого демоном Безумия? – Флинн решил перейти к расспросам. Должен же он наконец-то во всем разобраться!
– Именно, – подтвердила Хольда.
– Только вот я не понял, при чем тут задымления.
– Ну… помнишь, как у Фанабер пошла черная слюна? – спросила Хольда, и Флинн кивнул. – Это была суллема – так называется яд, который течет из отравленной души одержимого. И она бывает разной. Например, у Безумного это дым и огонь. Реже искры.
– И Фанабер отравила меня этой суллемой?
– Да, отравила. Когда ты валялся без сознания, мы с Графом Л напоили тебя «Слезами единорога», это помогло очистить твое тело, но суллема успела проникнуть глубже – в твою душу. Если бы не твой напарник, то я бы сейчас с тобой не разговаривала.
– Почему это? Воскресили бы меня – и все.
Она вдруг замолчала, провалившись в свои мысли. Флинн уже хотел оставить ее наедине с собой, как вдруг она дрогнувшим голосом сказала:
– Тело вернуть можно, а вот душу – не всегда…
Флинну стало неловко, он будто открыл чей-то личный дневник и прочитал пару строк. Лучше сменить тему.
– Хольда, все хотел тебя попросить, но не решался, – вкрадчиво произнес Флинн. Хольда непонимающе глянула на него. – Можешь показать мне свою стрелу?
– Ну ладно, – согласилась она.
Хольда отошла от края крыши, сняла замшевую куртку и бросила ее на диван. Она встала к Флинну спиной, убрала волосы и приспустила футболку. От шеи вдоль позвоночника тянулась татуировка в виде стрелы. Сомкнув пальцы на хвостовике, Хольда потянула руку вверх, и сияющая золотом стрела вышла из ее спины, словно из колчана.
– Вот, любуйся, – повернувшись, сказала Хольда и положила стрелу на свою ладонь. – Это моя Химера, – с нежностью добавила она.
– А можно взять ее? – спросил Флинн и затаил дыхание. Он чувствовал себя ребенком, которому показывали какую-то диковинку, привезенную из далекой-далекой страны.
– Бери, – разрешила она.
Флинн аккуратно взял стрелу и с благоговейным трепетом провел по ней кончиками пальцев: скользнул по мягким перьям, прошелся по слегка шершавому древку и дотронулся до наконечника, проверяя его остроту. Совсем скоро он ощутил легкое покалывание во всем теле, будто зашел с мороза в теплое помещение, – стрела отозвалась на его прикосновения. В голове завертелись чужие воспоминания, и Флинн видел их так, точно они принадлежали ему: вот он растет на высоком холме, наблюдая за сотнями закатов и рассветов, вот он неподвижно лежит в сырой земле, слушая, как в ней копошатся черви, а тут он летит по бесконечному синему небу, иногда ныряя в облака. С Флинном говорили души Химеры. Они рассказывали о своих прошлых жизнях, и он не мог наслушаться, жадно впитывая каждый образ, возникавший в голове.
Флинн, наверное, простоял так несколько часов, но его ноги ничуть не устали, наоборот, он чувствовал такой прилив сил, что готов был пробежать от одного края Инферсити до другого.
– Безумный… – дрожащим от ненависти голосом прошептала Хольда.
10
Алый дым
Флинн поймал воинственный взгляд Хольды и посмотрел в ту же сторону. Плотное тело сизого тумана распорол столб алого дыма. Он поднимался от здания детского приюта, где в окне первого этажа танцевали зловещие огненные отблески. Стрела в руке Флинна зазвенела и попыталась вырваться. Хольда тут же перехватила ее.
– Когда войдем в приют, не вздумай нападать на одержимого, у тебя сейчас нет оружия, а голыми руками его никогда не побороть. Если будут пострадавшие, напои их «Слезами единорога» и выведи на улицу. Все понял? – строго спросила Хольда.
– Понял, – ответил Флинн, пытаясь успокоить сердце, которое неистово металось в груди.
Он так быстро спускался по лестнице вслед за Хольдой, что не отличал дверей от стен. После каждого прыжка вибрировали все кости, и Флинн боялся, что еще немного – и его скелет сбросит тело, как костюм, и побежит дальше без него.
Выскочив на улицу в объятия сизого тумана, Хольда помчалась к приюту. Вмиг оказавшись на крыльце, она остановилась. На входной двери не было ручки, вместо нее зияла дыра с обугленными краями.
– Что бы ты сейчас ни услышал – и пикнуть не смей, – тихо приказала Хольда.
Она осторожно толкнула дверь и переступила порог, двигаясь плавно и бесшумно, как лиса во время охоты. Прихожая тонула в полумраке: почти все лампы оплавились и стали напоминать цветы, убитые внезапным морозом. Удушливый запах гари разъедал ноздри, а на бледно-желтых обоях виднелась копоть в форме отпечатков ладони, будто кто-то шел вдоль стены, пылающей рукой прикасаясь к ней.
Стрела опять зазвенела и слегка изогнулась влево – туда, куда вели ужасающие отпечатки. Свернув в ту сторону, Хольда и Флинн попали в узкий коридор, наполненный тихими стонами и почти осязаемой тревогой. Они шли и внимательно прислушивались, пытаясь понять, откуда доносятся звуки. За закрытыми дверями царила такая тишина, будто все дети мирно спали в своих кроватях и видели приятные сны, не ведая о том, что в этот момент творится в их приюте.
На середине коридора к отпечаткам ладони на стенах добавились отпечатки босых ступней на полу, словно одержимый загорался постепенно – сверху вниз, становясь все сильнее и опаснее. Совсем скоро Флинн и Хольда нашли источник леденящих душу звуков – в конце коридора их ждала обугленная дверь. Она выглядела чем-то инородным: казалось, что ее принесли сюда из здания, где когда-то бушевал страшный пожар, съедавший все на своем пути. И вряд ли кто-то мог выбраться из него невредимым. Пепел и куски сожженного дерева усеяли пол, дверная ручка и петли оплавились; нетронутой осталась только металлическая табличка с надписью: «Виргиния Лэмб. Директор». Протяжные стоны стали громче.
Флинн подумал, что от напряжения у него сейчас порвутся все связки (и уж тогда точно придется идти к Властелину Смерти за новым телом). Он медленно втягивал пропитанный гарью воздух, стараясь не закашляться, и буравил тяжелым взглядом почти сгоревшую дверь.
Хольда остановилась в паре шагов от цели. Она потянулась к оплавленной дверной ручке, но вдруг замерла: из кабинета перестали доноситься стоны, и эта внезапная тишина пугала даже больше. Хольда сделала несколько шагов назад, глубоко вдохнула, закрыла глаза и наложила стрелу на тетиву невидимого лука. Она простояла в такой позе несколько мгновений, едва шевеля губами, будто разговаривала сама с собой, а затем выдохнула и с решительным видом натянула невидимую тетиву.
Стрела пронзила дверь, которая рассыпалась на куски обугленной древесины. Из кабинета в коридор проник алый дым, вызвав у Флинна жгучие слезы и неистовый, чахоточный кашель. В голове точно начался ураган: мысли завертелись, потеряли четкость и превратились в нечто однообразное. Соображать стало невозможно.