Мэлори
Часть 12 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Боже мой, боже мой, боже мой! – твердит Рон.
Мэлори подбирает с пола стопку бумаг. Она кожей чувствует состояние Рона – его беспомощность и тоску. Теперь он знает: его сестре удалось пережить нашествие. Он долго жил отшельником, и вдруг появился повод выйти в новый мир.
Рон снова садится на стул и смотрит прямо перед собой невидящими потемневшими глазами. Его улыбка пугает.
Не переставая улыбаться, он тянется к подлокотнику, надевает повязку и крепко завязывает узел на затылке.
Что тут скажешь? Ничего не надо говорить. Надо встать и идти.
– Спасибо, что впустили, Рон! – прощается Мэлори.
Чувствует, что все же должна задать вопрос, и добавляет:
– Рон, а вы согласились бы сесть на поезд, чтобы снова увидеть сестру?
– Что? – Рон будто не понимает, о чем идет речь. Будто Мэлори спрашивает о сущей безделице, о которой он уже успел позабыть за более важными мыслями.
– Ах, поезд… Мне и не пришлось бы. Она в Сотаке. На юге от нас.
Мэлори не в силах удержаться и продолжает:
– А вы не думаете?.. Возможно, вам пошло бы на пользу…
Рон резко протягивает руку и включает радио на полную громкость. Мэлори поспешно ставит на пол свой недопитый виски и встает.
Рон крутит ручку передатчика. Что-то говорит – Мэлори видит, как шевелятся губы. Однако шум радиоволн заглушает слова.
Хорошо бы его поблагодарить. Успокоить: необязательно искать сестру сегодня. Он может отправиться завтра. Он волен делать что захочет, когда захочет. Он заслужил это право.
В конце концов, может вообще не разыскивать.
И все же…
«Он должен попытаться», – думает Мэлори.
Внезапно ей становится понятно: Рон Хэнди должен идти к сестре.
Иначе он будет влачить лишенное всякого смысла существование. И умрет один в своей грязной берлоге.
С безжалостной ясностью приходит осознание: она, Мэлори, отправляется к родителям.
Решение принято, и у Мэлори захватывает дух.
Она надевает повязку. Из радиоприемника доносится женский голос: «Твари не стали выше. Они стали шире. Они теперь занимают больше места в пространстве».
Рон пинает приемник.
– Замолчите! – кричит он.
На кого он злится? На диктора? На тварей? Или на Мэлори?
– Идите к поезду, Мэлори! – говорит он, выключая звук. – Пожалуйста, ради нас обоих, идите!
Он плачет – слышно по голосу.
– Я пойду, – обещает она. И тоже плачет с закрытыми глазами. – Рон, простите, я не хотела вас расстраивать. Испортила вам день… Мне очень жаль.
– Найдите поезд, Мэлори! – говорит он.
Потом усмехается. Шутки всегда помогали ему выжить.
– А теперь проваливайте! Ко мне вот-вот заявится орава друзей. Нужно привести себя в порядок.
– Спасибо, Рон!
Мэлори думает про поезд. Про расстояние, которое предстоит преодолеть. В ее воображении тридцать миль кажутся бесконечными, будто разматывающаяся нить упавшей катушки.
Она найдет поезд.
Она поедет.
К родителям.
– Мэлори!.. – окликает Рон.
– Я здесь.
– Будьте добры, заберите эту гадость. Нельзя, чтобы меня застали за чтением подобного вздора. Я, между прочим, уважаемый человек. Ученый. Великие умы вроде меня должны заниматься своим делом. А именно – сидеть и ждать неминуемой смерти. В полном покое. И одиночестве.
Глава 6
Том пакует рюкзак. Вообще хорошо бы иметь еще сумку. Слишком много нужных вещей. Выход в большой мир – отличный шанс проверить изобретения в действии. Конечно, придется прятать их от матери. Что ж, если все не помещается, он лучше обойдется без сменных штанов, обуви… еды наконец.
Мать в главном доме – запасается консервами. «Путь будет долгим», – сказала она им с Олимпией. Они с сестрой пришли в лагерь «Ядин» десять лет назад и с тех пор далеко не отходили. Том хорошо помнит реку. И школу для слепых. И как они долго плутали после побега из школы, пока не добрели до лагеря. До дома. Да, лагерь «Ядин» для них дом. Том знает каждый скрип и шорох. Знает, как ветер шелестит листвой, как плещется вода в озере. Мать могла бы не сообщать, что идет в кладовую, – он бы и так понял. Он прекрасно слышал, как скрипнула, открываясь, дверь главного дома и захлопнулась за Мэлори.
– Боишься? – спрашивает Олимпия.
Том смотрит на сестру. Ее кровать в другом конце комнаты – со времен последней перестановки, два года назад.
– Чего бояться-то? – бурчит он.
Но голос предательски дрожит. И кроме того, от Олимпии все равно ничего не скроешь, она без слов понимает.
Олимпия смотрит серьезно. Ее взгляд словно говорит: «Так ли уж нечего? Знаешь, какие ужасы нас ждут?» Как две капли воды похожа на Мэлори, даром что не родная дочь.
– Ну, боюсь немного, – нехотя соглашается Том.
Он стоит на коленях и перебирает изобретения, спрятанные под кроватью. Например, приспособление, похожее на очки для солнечных затмений, – маска с отверстиями для глаз, защищенными фильтром. Нечто подобное стало причиной безумия жительницы Висконсина, как они недавно прочитали, – Том, конечно, усвоил урок. Интересно, сколько еще новшеств, которыми он втайне гордится, на деле не работают? Однако Том не позволяет себе унывать.
– Маме понадобится наш слух, – говорит Олимпия.
– Знаю.
– И не только слух…
– Ты о чем?
– Понимаешь, она сейчас переживает… Ей будет тяжело… – начинает Олимпия.
– Олимпия, ты явно перечитала книг!
– Том, я серьезно!
– Мама переживает? Ты правда думаешь, ее волнует что-то, кроме повязки?
Он извлекает из-под кровати шлем. Защитное стекло, по идее, должно опускаться автоматически – от нажатия кнопки, однако сейчас заклинило.
– Ты шутишь? Скажи, что шутишь, Том!
– Для мамы главное – правила безопасности. Остальное неважно.
– Да, она доверяет только повязке. Как и мы.
Том оборачивается к сестре.
– Как и мы? Мы-то с тобой родились и выросли после нашествия! Мы должны разбираться в жизни получше мамы – не думаешь?
Олимпия краснеет. Она всегда краснеет, когда сердится.
– Том, сейчас не время что-то доказывать! Мама напугана до смерти. Нам нужно пройти тридцать миль. Ты хоть представляешь, как это много?
– От школы до лагеря было дальше. Мы же дошли. Нормально добрались.
– Забыл, как мы плутали с завязанными глазами?
Том возвращается к своим изобретениям. Вытаскивает гимнастический обруч; его полагается носить на талии в качестве защиты – чтобы не соприкасаться с внешним миром. На обруче болтаются пластмассовые трубки.
– Помню, помню… – сдает позиции Том.
С Олимпией лучше не спорить. Начнет доказывать – уже не остановишь. Он меняет тему:
– А ты что с собой берешь?
Мэлори подбирает с пола стопку бумаг. Она кожей чувствует состояние Рона – его беспомощность и тоску. Теперь он знает: его сестре удалось пережить нашествие. Он долго жил отшельником, и вдруг появился повод выйти в новый мир.
Рон снова садится на стул и смотрит прямо перед собой невидящими потемневшими глазами. Его улыбка пугает.
Не переставая улыбаться, он тянется к подлокотнику, надевает повязку и крепко завязывает узел на затылке.
Что тут скажешь? Ничего не надо говорить. Надо встать и идти.
– Спасибо, что впустили, Рон! – прощается Мэлори.
Чувствует, что все же должна задать вопрос, и добавляет:
– Рон, а вы согласились бы сесть на поезд, чтобы снова увидеть сестру?
– Что? – Рон будто не понимает, о чем идет речь. Будто Мэлори спрашивает о сущей безделице, о которой он уже успел позабыть за более важными мыслями.
– Ах, поезд… Мне и не пришлось бы. Она в Сотаке. На юге от нас.
Мэлори не в силах удержаться и продолжает:
– А вы не думаете?.. Возможно, вам пошло бы на пользу…
Рон резко протягивает руку и включает радио на полную громкость. Мэлори поспешно ставит на пол свой недопитый виски и встает.
Рон крутит ручку передатчика. Что-то говорит – Мэлори видит, как шевелятся губы. Однако шум радиоволн заглушает слова.
Хорошо бы его поблагодарить. Успокоить: необязательно искать сестру сегодня. Он может отправиться завтра. Он волен делать что захочет, когда захочет. Он заслужил это право.
В конце концов, может вообще не разыскивать.
И все же…
«Он должен попытаться», – думает Мэлори.
Внезапно ей становится понятно: Рон Хэнди должен идти к сестре.
Иначе он будет влачить лишенное всякого смысла существование. И умрет один в своей грязной берлоге.
С безжалостной ясностью приходит осознание: она, Мэлори, отправляется к родителям.
Решение принято, и у Мэлори захватывает дух.
Она надевает повязку. Из радиоприемника доносится женский голос: «Твари не стали выше. Они стали шире. Они теперь занимают больше места в пространстве».
Рон пинает приемник.
– Замолчите! – кричит он.
На кого он злится? На диктора? На тварей? Или на Мэлори?
– Идите к поезду, Мэлори! – говорит он, выключая звук. – Пожалуйста, ради нас обоих, идите!
Он плачет – слышно по голосу.
– Я пойду, – обещает она. И тоже плачет с закрытыми глазами. – Рон, простите, я не хотела вас расстраивать. Испортила вам день… Мне очень жаль.
– Найдите поезд, Мэлори! – говорит он.
Потом усмехается. Шутки всегда помогали ему выжить.
– А теперь проваливайте! Ко мне вот-вот заявится орава друзей. Нужно привести себя в порядок.
– Спасибо, Рон!
Мэлори думает про поезд. Про расстояние, которое предстоит преодолеть. В ее воображении тридцать миль кажутся бесконечными, будто разматывающаяся нить упавшей катушки.
Она найдет поезд.
Она поедет.
К родителям.
– Мэлори!.. – окликает Рон.
– Я здесь.
– Будьте добры, заберите эту гадость. Нельзя, чтобы меня застали за чтением подобного вздора. Я, между прочим, уважаемый человек. Ученый. Великие умы вроде меня должны заниматься своим делом. А именно – сидеть и ждать неминуемой смерти. В полном покое. И одиночестве.
Глава 6
Том пакует рюкзак. Вообще хорошо бы иметь еще сумку. Слишком много нужных вещей. Выход в большой мир – отличный шанс проверить изобретения в действии. Конечно, придется прятать их от матери. Что ж, если все не помещается, он лучше обойдется без сменных штанов, обуви… еды наконец.
Мать в главном доме – запасается консервами. «Путь будет долгим», – сказала она им с Олимпией. Они с сестрой пришли в лагерь «Ядин» десять лет назад и с тех пор далеко не отходили. Том хорошо помнит реку. И школу для слепых. И как они долго плутали после побега из школы, пока не добрели до лагеря. До дома. Да, лагерь «Ядин» для них дом. Том знает каждый скрип и шорох. Знает, как ветер шелестит листвой, как плещется вода в озере. Мать могла бы не сообщать, что идет в кладовую, – он бы и так понял. Он прекрасно слышал, как скрипнула, открываясь, дверь главного дома и захлопнулась за Мэлори.
– Боишься? – спрашивает Олимпия.
Том смотрит на сестру. Ее кровать в другом конце комнаты – со времен последней перестановки, два года назад.
– Чего бояться-то? – бурчит он.
Но голос предательски дрожит. И кроме того, от Олимпии все равно ничего не скроешь, она без слов понимает.
Олимпия смотрит серьезно. Ее взгляд словно говорит: «Так ли уж нечего? Знаешь, какие ужасы нас ждут?» Как две капли воды похожа на Мэлори, даром что не родная дочь.
– Ну, боюсь немного, – нехотя соглашается Том.
Он стоит на коленях и перебирает изобретения, спрятанные под кроватью. Например, приспособление, похожее на очки для солнечных затмений, – маска с отверстиями для глаз, защищенными фильтром. Нечто подобное стало причиной безумия жительницы Висконсина, как они недавно прочитали, – Том, конечно, усвоил урок. Интересно, сколько еще новшеств, которыми он втайне гордится, на деле не работают? Однако Том не позволяет себе унывать.
– Маме понадобится наш слух, – говорит Олимпия.
– Знаю.
– И не только слух…
– Ты о чем?
– Понимаешь, она сейчас переживает… Ей будет тяжело… – начинает Олимпия.
– Олимпия, ты явно перечитала книг!
– Том, я серьезно!
– Мама переживает? Ты правда думаешь, ее волнует что-то, кроме повязки?
Он извлекает из-под кровати шлем. Защитное стекло, по идее, должно опускаться автоматически – от нажатия кнопки, однако сейчас заклинило.
– Ты шутишь? Скажи, что шутишь, Том!
– Для мамы главное – правила безопасности. Остальное неважно.
– Да, она доверяет только повязке. Как и мы.
Том оборачивается к сестре.
– Как и мы? Мы-то с тобой родились и выросли после нашествия! Мы должны разбираться в жизни получше мамы – не думаешь?
Олимпия краснеет. Она всегда краснеет, когда сердится.
– Том, сейчас не время что-то доказывать! Мама напугана до смерти. Нам нужно пройти тридцать миль. Ты хоть представляешь, как это много?
– От школы до лагеря было дальше. Мы же дошли. Нормально добрались.
– Забыл, как мы плутали с завязанными глазами?
Том возвращается к своим изобретениям. Вытаскивает гимнастический обруч; его полагается носить на талии в качестве защиты – чтобы не соприкасаться с внешним миром. На обруче болтаются пластмассовые трубки.
– Помню, помню… – сдает позиции Том.
С Олимпией лучше не спорить. Начнет доказывать – уже не остановишь. Он меняет тему:
– А ты что с собой берешь?