Мекленбургский дьявол
Часть 43 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты саблю-то убери, – посоветовал я ему, после чего продолжил речь перед секбанами: – Вы все слышали мои условия. Теперь думайте, сроку вам до завтра…
– Что тут думать, государь, – с горечью отозвался седоусый плечистый секбан, – позвольте мне прямо сейчас принести присягу?
– Изволь, братец.
– Я, Зисис Сидоропулос, на сем месте и перед лицом Божьим, – начал он, перекрестившись в сторону бледного как смерть митрополита, – целую крест на верность вашему царскому величеству и клянусь верно и нелицемерно служить царю Ивану и его наследникам до самой моей смерти!
– Ах ты… – дернулся явно не ожидавший такого исхода царевич.
– Тише, Шахин! – цыкнул я. – Это теперь мой человек!
Примеру Зисиса последовали более половины присутствующих, а на следующий день их число увеличилось до тысячи человек. Не захотели люди присягать новому хану, уж больно своеобразная у него была репутация. Вот так и появился у меня на службе Таврический стрелецкий полк. Впрочем, Шахин без войска не остался, ведь помимо «готских и греческих джигитов» в плену у меня хватало татар и ногаев. Вот они-то с большой охотой стали под его знамена.
Дело в том, что пока Шахин служил персидскому шаху, он неоднократно сталкивался в бою со своими земляками из Крыма. Но если знатных беев, как правило, ожидала жестокая казнь, то к рядовым нукерам царевич проявлял совсем несвойственное ему милосердие. И теперь эта тактика принесла свои плоды.
Другим пополнением стали воины из рода Мангыт. В армию Джанибека пришла лишь малая часть их нукеров, да и те при первой же возможности постарались сбежать с поля боя. Но как только прошел слух, что вернулся сын Саадет-Гирая, они поспешили присягнуть ему на верность.
Что он им пообещал, и как уж они там договаривались, я не в курсе, но мы заключили настоящий договор. Случилось это в один из вечеров, когда мы с ним после ужина пили кофе и неспешно беседовали.
– Великий царь, – с нарочитой подобострастностью спросил Шахин, – а правда ли, что вы ни разу не потерпели поражения?
– Почему ты так решил, друг мой? – усмехнулся я.
– Люди говорят, что вам всегда сопутствует удача, – неопределенно отозвался Герай.
– Увы, – грустно усмехнулся я. – Капризная девка по имени Фортуна не раз поворачивалась ко мне спиной. Мне, как и тебе, приходилось быть изгнанником, скрываться от врагов, служить сильным мира сего как простому нукеру. Приходилось мне пережить и предательство друзей, и плен, и несчастную любовь.
– Вы, верно, шутите, – засмеялся царевич. – Даже до Персии дошли слухи о том, что ни одна женщина не может устоять перед Иваном Мекленбургским!
– Да ладно!
– Более того, – с видом заговорщика подвинулся ко мне Шахин, – говорят, что счастливицы, познавшие вашу любовь, познают так же и радость материнства!
– Враки! Далеко не все, – ухмыльнулся я, и мы весело расхохотались.
– И все же в глазах ваших поселилась печаль, – заключил знатный татарин.
– Знаешь, друг мой, есть такая поговорка: «Кто счастлив в сражениях – несчастлив в любви!»
– Много бы я отдал, чтобы быть таким «несчастным», – горестно вздохнул Шахин, после чего с надеждой посмотрел на меня. – Ваше величество, научите?
– Не прибедняйся, царевич, опыта у тебя на десятерых хватит. И если уж ты до сих пор жив, значит, и счастья для тебя немало отмерено на небесах. Что же касается предстоящих сражений, то я думаю так. Твои враги – местные беи и турки. И для того, чтобы совладать и с теми, и с другими, тебе понадобится стойкая пехота и пушки.
– Где же их взять? Даже те немногие, что были в Крыму, теперь хотят уйти прочь с моих земель.
– Ничего страшного. Пока ты будешь верен нашему союзу, мои полки по первому твоему зову будут приходить из Керчи и Азова на подмогу.
– Вы оставите Керчь за собой?
– Да. И Тамань. А еще степь от Дона на запад до реки Молочной и дальше до Днепра.
– Но это наша земля!
– Взамен я отдам тебе Кафу и все турецкие города в Крыму, кроме Керчи, Балаклавы и всей долины до речки Бельбек.
– Османы не потерпят этого!
– Вам в любом случае придется воевать. Но если берег будет подвластен тебе, у них не получится высадить большой десант, а с малым ты и сам справишься.
– Без пехоты и пушек?
– Позови на службу запорожцев. Я тоже пришлю помощь. Вместе одолеем.
– Моим беям нужна добыча, – закинул удочку будущий хан. – Нужно будет ходить в походы.
– А кто тебе не дает? Вон ляхи зажиточно живут, черкесы, тоже говорят, не бедствуют. Да хоть бы и турок режь. Ходи, куда хочешь, только не в мои земли. Иначе пожалеешь!
– В степи много джигитов, за всеми не уследишь!
– А ты постарайся! – жестко посмотрел я на Шахина.
– Я понял тебя, великий царь.
В итоге возникла некоторая неясность. Отправлять Шахина с тремя тысячами его всадников вслед за калмыками и ертаулом Михальского – рискованно. Как бы ойраты сгоряча татар не покрошили. А самому с ними идти тем более непонятно. Для пехоты это долгий и ненужный марш, да и я сам не до конца залечил рану. На коня пока садиться не стоит. Да и просто оставлять буйного чингизида без присмотра представлялось мне неразумным.
Решение нашлось само, когда утром в мои покои ворвался Бурцов и тут же застыл на пороге, увидев нас с Юлькой.
– Не вели казнить, надежа-государь, – пробормотал он, стараясь не смотреть в сторону натянувшей на себя простыню девушки.
– Чего еще? – рявкнул я. – Не видишь, я тут важными государственными делами занят!
– Вижу, батюшка, – с готовностью кивнул спальник. – Только к гавани нашей флот подходит.
– Какой еще флот? – удивился я.
– Большой, ладей в двести!
– Ни хрена себе, – подскочил я с кровати. – Неси умыться и одежду!
– Слушаюсь, – кивнул он, после чего перевел все-таки глаза на Юлдуз и нерешительно добавил: – Сейчас нести или через пять минут?
– Сколько?!! – возмутился я. – Казню за поношение государевой чести, сволочь!
Потом выяснилось, что ничего страшного не произошло. Как оказалось, это был караван купцов, вернувшийся из Азова после очередного рейса. Вот на эти самые корабли мы и загнали татар вместе с лошадьми, после чего вместе с конвоем из галер и «Святой Елены» взяли курс на запад.
Спустя два дня мы с рассветом вышли к цели нашего плавания. Утренний бриз ласково наполнял паруса кораблей эскадры, а мы, стоя на полуюте, могли лицезреть и море, и скалы южного берега во всей их фиолентской красе. Справа – узкое горло Балаклавской бухты и полуразваленная генуэзская крепость Чембало на горе, слева, пока теряясь вдали, Ахтиарская бухта, называемая так по мелкой рыбацкой деревеньке, расположившейся в ее глубине. И только я один во всем свете знал, что со временем здесь возникнет город, порт и крепость – Севастополь.
Удостаивать своим посещением Балаклаву я не стал, просто отрядил туда пару галер под началом Селиверстова, здраво рассудив, что и этого за глаза, поскольку никакого сопротивления ожидать не стоило.
Основные же силы флота с десантом прямиком направились к Южной бухте, которую, конечно же, так еще никто не называл. Не спеша, промерив глубины, выбрали удобный участок берега для высадки, и пошло-поехало.
А пока армия и «союзные» татары Шахин-Герая выгружались, я, уже привычно оставив Панина и фон Гершова заниматься рутиной, сам вместе с Митькой, Петькой и капитан-командором решил на ялике пройтись до Херсонеса, а заодно еще раз в подробностях осмотреть окрестности.
– Ваше величество, – с неожиданной торжественностью обратился ко мне Петерсон, – могу вам смело объявить, подобной гавани еще не видал, и в Европе действительно таковой хорошей нет. А вы знаете, я за свою жизнь успел немало повидать таковых. Вход в сию гавань самый лучший, какой только можно вообразить. Можно подумать, что природа сама позаботилась разделить бухту на разные гавани, военную и купеческую; довольная в каждом лимане глубина, положение же берегового места хорошее и надежно к здоровью, словом сказать, лучше нельзя найти к содержанию флота место! Тут и сто галеонов можно укрыть от любой непогоды и самого жестокого шторма!
– Верно мыслишь, Ян. Знаешь, вот гляжу вокруг и понимаю, нельзя такую силищу никому отдавать! Все одно России без морского флота не бывать! А коли так, то и база для него требуется. Выходит, нам нужно закрепиться разом в трех местах. На Азовском море – в Таганроге и Азове. Раз. Боспорский пролив – Керчь и Тамань. Два. И здесь. В Балаклаве и Севастополе. Три.
– Простите, государь, как вы сказали, Севасто…
– Севастополь.
– Это какое-то греческое название? – проявил эрудицию Петер.
– Точно, – взлохматил я его вихры. – Сможешь перевести?
– Севасто полис, – задумался мальчишка, – известный город?
– Город Славы! – выпалил Митька.
– Вот так мы и назовем город в этой прекрасной бухте!
Дождавшись окончания высадки, мы присоединились к своим войскам, и я впервые за последнее время решился-таки сесть в седло. Уж больно неудобно было передвигаться по местным косогорам на носилках. Путь до Бахчисарая мы прошли почти прогулочным маршем. Шахин-Герай, которому явно было невтерпеж, упылил со своими джигитами далеко вперед, и ближе к четырем часам дня от него прилетел вестник, сообщивший, что город подчинился воле нового хозяина.
Впрочем, этому изрядно поспособствовали и калмыки, и головорезы Михальского, успевшие дотла выжечь Карасубазар, Эски-Кырым и Ак-Мечеть (будущий Симферополь) – резиденцию калги Девлет-Гирея, ныне все еще воюющего под Хотином с поляками.
Ужас, охвативший татар при вестях о страшных монголах, вторгшихся в их степи, намного перекрыл даже мою мрачноватую славу русского шайтана. Калмыков тут же записали в иблисов, злых порождений бездны. Ну, это и неплохо. У страха глаза велики.
Большая часть моего пешего войска осталась за чертой города, заняв южные ворота, конница расположилась у северных границ ханской столицы, закрепившись на воротах и там, а я сам во главе полка мекленбуржцев и в сопровождении воссоединившегося со мной Михальского с его хоругвью поехал прямиком во дворец.
Мерно покачиваясь в седлах, мы ехали стремя в стремя с бывшим лисовчиком и беседовали.
– Рад тебя видеть, господин генерал. Ну, рассказывай, как было дело?
– Согласно вашему повелению, государь, – начал доклад польщенный обращением Корнилий, – прошлись огнем и мечом по всему Крыму. Пленников освободили больше двух тысяч. Добычу, опять же, взяли богатую.
– Сильно пограбили местных?
– Да не так чтобы. Тех, кто особо не сопротивлялся, старались щадить. Иные же пострадали больше.
– Христиане тоже?
– Что тут думать, государь, – с горечью отозвался седоусый плечистый секбан, – позвольте мне прямо сейчас принести присягу?
– Изволь, братец.
– Я, Зисис Сидоропулос, на сем месте и перед лицом Божьим, – начал он, перекрестившись в сторону бледного как смерть митрополита, – целую крест на верность вашему царскому величеству и клянусь верно и нелицемерно служить царю Ивану и его наследникам до самой моей смерти!
– Ах ты… – дернулся явно не ожидавший такого исхода царевич.
– Тише, Шахин! – цыкнул я. – Это теперь мой человек!
Примеру Зисиса последовали более половины присутствующих, а на следующий день их число увеличилось до тысячи человек. Не захотели люди присягать новому хану, уж больно своеобразная у него была репутация. Вот так и появился у меня на службе Таврический стрелецкий полк. Впрочем, Шахин без войска не остался, ведь помимо «готских и греческих джигитов» в плену у меня хватало татар и ногаев. Вот они-то с большой охотой стали под его знамена.
Дело в том, что пока Шахин служил персидскому шаху, он неоднократно сталкивался в бою со своими земляками из Крыма. Но если знатных беев, как правило, ожидала жестокая казнь, то к рядовым нукерам царевич проявлял совсем несвойственное ему милосердие. И теперь эта тактика принесла свои плоды.
Другим пополнением стали воины из рода Мангыт. В армию Джанибека пришла лишь малая часть их нукеров, да и те при первой же возможности постарались сбежать с поля боя. Но как только прошел слух, что вернулся сын Саадет-Гирая, они поспешили присягнуть ему на верность.
Что он им пообещал, и как уж они там договаривались, я не в курсе, но мы заключили настоящий договор. Случилось это в один из вечеров, когда мы с ним после ужина пили кофе и неспешно беседовали.
– Великий царь, – с нарочитой подобострастностью спросил Шахин, – а правда ли, что вы ни разу не потерпели поражения?
– Почему ты так решил, друг мой? – усмехнулся я.
– Люди говорят, что вам всегда сопутствует удача, – неопределенно отозвался Герай.
– Увы, – грустно усмехнулся я. – Капризная девка по имени Фортуна не раз поворачивалась ко мне спиной. Мне, как и тебе, приходилось быть изгнанником, скрываться от врагов, служить сильным мира сего как простому нукеру. Приходилось мне пережить и предательство друзей, и плен, и несчастную любовь.
– Вы, верно, шутите, – засмеялся царевич. – Даже до Персии дошли слухи о том, что ни одна женщина не может устоять перед Иваном Мекленбургским!
– Да ладно!
– Более того, – с видом заговорщика подвинулся ко мне Шахин, – говорят, что счастливицы, познавшие вашу любовь, познают так же и радость материнства!
– Враки! Далеко не все, – ухмыльнулся я, и мы весело расхохотались.
– И все же в глазах ваших поселилась печаль, – заключил знатный татарин.
– Знаешь, друг мой, есть такая поговорка: «Кто счастлив в сражениях – несчастлив в любви!»
– Много бы я отдал, чтобы быть таким «несчастным», – горестно вздохнул Шахин, после чего с надеждой посмотрел на меня. – Ваше величество, научите?
– Не прибедняйся, царевич, опыта у тебя на десятерых хватит. И если уж ты до сих пор жив, значит, и счастья для тебя немало отмерено на небесах. Что же касается предстоящих сражений, то я думаю так. Твои враги – местные беи и турки. И для того, чтобы совладать и с теми, и с другими, тебе понадобится стойкая пехота и пушки.
– Где же их взять? Даже те немногие, что были в Крыму, теперь хотят уйти прочь с моих земель.
– Ничего страшного. Пока ты будешь верен нашему союзу, мои полки по первому твоему зову будут приходить из Керчи и Азова на подмогу.
– Вы оставите Керчь за собой?
– Да. И Тамань. А еще степь от Дона на запад до реки Молочной и дальше до Днепра.
– Но это наша земля!
– Взамен я отдам тебе Кафу и все турецкие города в Крыму, кроме Керчи, Балаклавы и всей долины до речки Бельбек.
– Османы не потерпят этого!
– Вам в любом случае придется воевать. Но если берег будет подвластен тебе, у них не получится высадить большой десант, а с малым ты и сам справишься.
– Без пехоты и пушек?
– Позови на службу запорожцев. Я тоже пришлю помощь. Вместе одолеем.
– Моим беям нужна добыча, – закинул удочку будущий хан. – Нужно будет ходить в походы.
– А кто тебе не дает? Вон ляхи зажиточно живут, черкесы, тоже говорят, не бедствуют. Да хоть бы и турок режь. Ходи, куда хочешь, только не в мои земли. Иначе пожалеешь!
– В степи много джигитов, за всеми не уследишь!
– А ты постарайся! – жестко посмотрел я на Шахина.
– Я понял тебя, великий царь.
В итоге возникла некоторая неясность. Отправлять Шахина с тремя тысячами его всадников вслед за калмыками и ертаулом Михальского – рискованно. Как бы ойраты сгоряча татар не покрошили. А самому с ними идти тем более непонятно. Для пехоты это долгий и ненужный марш, да и я сам не до конца залечил рану. На коня пока садиться не стоит. Да и просто оставлять буйного чингизида без присмотра представлялось мне неразумным.
Решение нашлось само, когда утром в мои покои ворвался Бурцов и тут же застыл на пороге, увидев нас с Юлькой.
– Не вели казнить, надежа-государь, – пробормотал он, стараясь не смотреть в сторону натянувшей на себя простыню девушки.
– Чего еще? – рявкнул я. – Не видишь, я тут важными государственными делами занят!
– Вижу, батюшка, – с готовностью кивнул спальник. – Только к гавани нашей флот подходит.
– Какой еще флот? – удивился я.
– Большой, ладей в двести!
– Ни хрена себе, – подскочил я с кровати. – Неси умыться и одежду!
– Слушаюсь, – кивнул он, после чего перевел все-таки глаза на Юлдуз и нерешительно добавил: – Сейчас нести или через пять минут?
– Сколько?!! – возмутился я. – Казню за поношение государевой чести, сволочь!
Потом выяснилось, что ничего страшного не произошло. Как оказалось, это был караван купцов, вернувшийся из Азова после очередного рейса. Вот на эти самые корабли мы и загнали татар вместе с лошадьми, после чего вместе с конвоем из галер и «Святой Елены» взяли курс на запад.
Спустя два дня мы с рассветом вышли к цели нашего плавания. Утренний бриз ласково наполнял паруса кораблей эскадры, а мы, стоя на полуюте, могли лицезреть и море, и скалы южного берега во всей их фиолентской красе. Справа – узкое горло Балаклавской бухты и полуразваленная генуэзская крепость Чембало на горе, слева, пока теряясь вдали, Ахтиарская бухта, называемая так по мелкой рыбацкой деревеньке, расположившейся в ее глубине. И только я один во всем свете знал, что со временем здесь возникнет город, порт и крепость – Севастополь.
Удостаивать своим посещением Балаклаву я не стал, просто отрядил туда пару галер под началом Селиверстова, здраво рассудив, что и этого за глаза, поскольку никакого сопротивления ожидать не стоило.
Основные же силы флота с десантом прямиком направились к Южной бухте, которую, конечно же, так еще никто не называл. Не спеша, промерив глубины, выбрали удобный участок берега для высадки, и пошло-поехало.
А пока армия и «союзные» татары Шахин-Герая выгружались, я, уже привычно оставив Панина и фон Гершова заниматься рутиной, сам вместе с Митькой, Петькой и капитан-командором решил на ялике пройтись до Херсонеса, а заодно еще раз в подробностях осмотреть окрестности.
– Ваше величество, – с неожиданной торжественностью обратился ко мне Петерсон, – могу вам смело объявить, подобной гавани еще не видал, и в Европе действительно таковой хорошей нет. А вы знаете, я за свою жизнь успел немало повидать таковых. Вход в сию гавань самый лучший, какой только можно вообразить. Можно подумать, что природа сама позаботилась разделить бухту на разные гавани, военную и купеческую; довольная в каждом лимане глубина, положение же берегового места хорошее и надежно к здоровью, словом сказать, лучше нельзя найти к содержанию флота место! Тут и сто галеонов можно укрыть от любой непогоды и самого жестокого шторма!
– Верно мыслишь, Ян. Знаешь, вот гляжу вокруг и понимаю, нельзя такую силищу никому отдавать! Все одно России без морского флота не бывать! А коли так, то и база для него требуется. Выходит, нам нужно закрепиться разом в трех местах. На Азовском море – в Таганроге и Азове. Раз. Боспорский пролив – Керчь и Тамань. Два. И здесь. В Балаклаве и Севастополе. Три.
– Простите, государь, как вы сказали, Севасто…
– Севастополь.
– Это какое-то греческое название? – проявил эрудицию Петер.
– Точно, – взлохматил я его вихры. – Сможешь перевести?
– Севасто полис, – задумался мальчишка, – известный город?
– Город Славы! – выпалил Митька.
– Вот так мы и назовем город в этой прекрасной бухте!
Дождавшись окончания высадки, мы присоединились к своим войскам, и я впервые за последнее время решился-таки сесть в седло. Уж больно неудобно было передвигаться по местным косогорам на носилках. Путь до Бахчисарая мы прошли почти прогулочным маршем. Шахин-Герай, которому явно было невтерпеж, упылил со своими джигитами далеко вперед, и ближе к четырем часам дня от него прилетел вестник, сообщивший, что город подчинился воле нового хозяина.
Впрочем, этому изрядно поспособствовали и калмыки, и головорезы Михальского, успевшие дотла выжечь Карасубазар, Эски-Кырым и Ак-Мечеть (будущий Симферополь) – резиденцию калги Девлет-Гирея, ныне все еще воюющего под Хотином с поляками.
Ужас, охвативший татар при вестях о страшных монголах, вторгшихся в их степи, намного перекрыл даже мою мрачноватую славу русского шайтана. Калмыков тут же записали в иблисов, злых порождений бездны. Ну, это и неплохо. У страха глаза велики.
Большая часть моего пешего войска осталась за чертой города, заняв южные ворота, конница расположилась у северных границ ханской столицы, закрепившись на воротах и там, а я сам во главе полка мекленбуржцев и в сопровождении воссоединившегося со мной Михальского с его хоругвью поехал прямиком во дворец.
Мерно покачиваясь в седлах, мы ехали стремя в стремя с бывшим лисовчиком и беседовали.
– Рад тебя видеть, господин генерал. Ну, рассказывай, как было дело?
– Согласно вашему повелению, государь, – начал доклад польщенный обращением Корнилий, – прошлись огнем и мечом по всему Крыму. Пленников освободили больше двух тысяч. Добычу, опять же, взяли богатую.
– Сильно пограбили местных?
– Да не так чтобы. Тех, кто особо не сопротивлялся, старались щадить. Иные же пострадали больше.
– Христиане тоже?