Мекленбургский дьявол

– Джанибек-Гирей, владыка Крымского юрта, потомок Потрясателя Вселенной, чингизид, – пояснил владыка. – «Повелитель двух материков» и всего Дешт-и-Кипчака. Сын нурэддина Шакай Мубарека Герая и семнадцатый крымский хан из династии Гиреев.

– Да ну на… – слова едва не застряли у меня в глотке, пока я переводил ошарашенный взгляд с главы местной церкви на Рожкова, а потом на хана и обратно.

Между тем тот успел выпрямиться и принять более достойный вид, и сразу стало понятно, что перед нами и впрямь местный властитель и потомок самого Чингисхана.

– Неужто правда? – полез вперед Татаринов, как бы желая потрогать знатного пленника и убедиться, что это не мираж.

– Но-но! – погрозил я есаулу пальцем. – Не лапай, не купишь…

– Ну-ка, брат, – велел я Рожкову, – перетолмачь Джанибеку, что он мой гость и я рад видеть его за своим столом. Пусть садится рядом, отпразднуем одну из славнейших викторий, одержанных моим войском!

– А если не согласится? – на всякий случай спросил тот.

– Если не согласится, отключим… тьфу ты пропасть! Пусть только попробует не согласиться!

Джанибек, впрочем, артачиться не стал, а весьма послушно исполнил мой приказ. Видно, слухи о его покладистости и готовности подчиняться воле султанов турецких не врали. Оказавшись в руках Мекленбургского дьявола, гордый чингизид изрядно сдулся и лишь опасливо поглядывал на меня время от времени, больше помалкивая и односложно отвечая на вопросы.

– Как это случилось? – тихо спросил я у толмача.

– Известное дело как, – хмыкнул тот. – Калмыки народ темный, схватили, а кого – разбираться не стали. Слава богу, хоть не прибили сразу, видать, слышали об указе местных почем зря живота не лишать.

– А ты как его нашел?

– Хозяина своего бывшего искал, – помрачнел недавний полоняник.

– Ну и пес с ним! – усмехнулся я, после чего повысил голос, привлекая к себе внимание. – Слушайте все и не говорите, что не слышали!

– Чего там еще? – довольно громко спросил Татаринов, но, получив локтем в бок от Панина, притих.

– За верную службу моему царскому величеству и государеву наследнику, – начал я, – боярского сына Рожкова Михаила… как тебя по батюшке?

– Сергеев, – не сводя с меня изумленного взгляда, ответил толмач.

– Михаила Сергеевича, – едва не поперхнулся я от сочетания, – жалую своей милостью и пятьюстами четвертями земли в вотчину. Писаться велю отныне и довеку ему и его потомкам по Московскому списку и с «вичем»! Храбрым воинам, кои Джанибека изловить смогли, выдать по десять рублей каждому, по сабле булатной и доспеху. А тебе, Дайчин, за то, что столь славных воинов привел, пятьсот рублей серебром.

Награждение сопровождалось угощением из моих царских рук чашей вина, причем если Рожков, осушив поданный ему кубок, вернул его исполнявшему обязанности кравчего Бурцову, то ойраты, недолго думая, сунули за пазуху. Дайчин-Хошучи подобное простодушие, как видно, было невместно, и он просто сунул его в руки кому-то из своих слуг, толпившихся за его спиной.

– А что хану не налили? – высоко поднял я бровь, и Джанибек-Гирей тут же получил полный кубок вина.

– Выпей за своих спасителей.

Вообще я собирался заняться награждениями несколько позже, но церемония уже и так была скомкана, поэтому я, не откладывая, приступил к раздаче слонов.

– Господина барона и генерала фон Гершова за верную службу и многие славные виктории жалую орденом Святого апостола Андрея Первозванного и произвожу в чин окольничего.

Известие о награждении вызвало гром приветственных криков, главным образом, конечно, от немцев, но и остальные не отставали. Я же про себя подумал, что настал довольно удобный момент для инкорпорирования своих мекленбургских подданных в русскую элиту и наоборот.

– Бессменного моего телохранителя и воеводу ертаульного полка Корнилия Михальского жалую в генералы и думные дворяне.

На эту милость реакция оказалась более сдержанной. Все же бывшего лисовчика многие не то чтобы побаивались, но уж точно не любили.

– Стольника и кавалера Федора Семеновича Панина за набег на Синоп и умелое командование кораблями велю числить первым российским адмиралом, сиречь морским воеводой. Также его заботам поручаю весь наш флот в Понте Эвксинском и подвластные нашей короне крепости по его берегам.

– Гляди, какой цацей стал! – пихнул приятеля в бок Татаринов.

– В помощь ему, – не обращая внимания на выкрики, продолжал я, – будет вернейший и старейший из моих слуг шкипер Ян Петерсон, которого произвожу в капитан-командоры и жалую чин московского дворянина.

– Опять немчуру жалуют, – не унимался Мишка.

– Воеводе Бобрищеву-Пушкину за радение к службе жалую чин стольника и двести четвертей к земельному окладу.

– Того и гляди в бояре выйдет, – снова подал голос неугомонный донец.

– Есаула Татаринова, – повысил я голос, заставив возмутителя спокойствия замереть от неожиданности, – жалую в полковники казачьих войск!

– Это где ж мой полк? – изумился награжденный.

– А где похочешь, – еле заметно улыбнулся я. – Сможешь набрать – будет у тебя полк, нет – так и останешься полковником без ничего.

Раскрасневшийся от выпитого казак задумался. Собственно говоря, я его сейчас немного подставил. С войсковым атаманом Мартемьяновым они в контрах, и если бы ни война, есаулом ему не бывать. Для казаков с их выборными должностями это, конечно, не трагедия. Ушел бы Мишка в тень до поры до времени, а там видно будет. Но теперь, когда он стал царским полковником…

– Стрелецкого полуполковника Фролова жалую полным полковником и чином стольника, – продолжил я. – Полку его быть в граде Азове, а самому Фролову там воеводой.

Дальше шли награждения более мелких начальных людей, сотников, командиров пушкарей и прочих. В основном деньгами и небольшими прирезками к казенной даче. Дача сейчас не загородный домик для приятного времяпрепровождения, а поместье, данное служивому человеку, чтобы он не думал о хлебе насущном. Есть еще списки рядовых ратников, отличившихся в боях, но их обнародуют завтра непосредственные начальники.


На радостях от победы и рана болеть совсем перестала. А может, пока на коне скакал, те самые мелкие занозы и вышли вон. Не знаю. Засыпал я в эту ночь с Юлдуз под боком и с чувством глубокого удовлетворения.



Утром отправил в поход конное войско ойратов и корволант Михальского с приданной ему конной батареей единорогов, а сам вернулся к насущным делам. Глядя на собравшихся соратников, осыпанных накануне моими щедрыми милостями, принялся раздавать приказы.

– Значит, так, господин окольничий, – обратился я к Каролю, – забота тебе будет войско отобрать для похода, и заодно сразу же подумай, кого за себя здесь оставишь. Учти, командовать будешь сам, я только рядом постою, свечку подержу.

– Будет исполнено, мой кайзер.

– А куда ж ты денешься, – ободряюще улыбнулся я Лелику, после чего обернулся к Панину с Петерсоном.

– Теперь вы, господа старшие морские начальники. Слыхали, поди, что к Ахтиарской бухте пойдем и десант там высадим? Стало быть, не мешкая готовьте корабли. Сроку вам два дня. Управитесь?

– Да, – в один голос ответили мне переглянувшиеся моряки.

– Вот и славно. В таком случае более не задерживаю, друзья мои, разве что желаете со мной кофе выпить с печенюшками?

Конечно, отказа от царского предложения не последовало. Только я собрался распорядиться, чтобы подали все необходимое, как вперед выступил обычно молчаливый норвежец, вынув из поясной сумки какие-то бумаги.

– Ваше величество, позвольте предложить вашему вниманию, – немного сконфуженно начал он.

Из всех моих сторонников Ян Петерсон был одним из самых давних и уж совершенно точно самым скромным. Никогда ничего не просил, всегда довольствовался тем, что у него было, проявляя при этом редкую преданность во время неудач, и постоянно трудился. Нельзя сказать, чтобы я совсем уж обходил его наградами, все-таки он успел стать московским дворянином, а теперь вот и капитан-командором, и обзавестись небольшим поместьем, но все же заслуги его позволяли надеяться на значительно большее.

– Что там у тебя? – благодушно поинтересовался я, думая, что это челобитная. – Если это в моих силах, можешь считать…

– Это проект перевооружения галеаса, – пояснил норвежец, раскладывая на столе чертеж.

– В смысле? – не понял я.

– Видите ли, государь, – вздохнул Ян, – поразмыслив над прошедшими сражениями и походами, я пришел к выводу, что нам нужны другие корабли.

– Здравствуйте-пожалуйста, – хмыкнул я. – Это еще почему?

– Галеасы хороши в Средиземном море, особенно у побережья Греции, где береговая линия изрезана множеством маленьких заливов, островков и рифов. Но мы ведь туда не собираемся, не так ли?

– Во всяком случае, пока, – дипломатично заметил я.

– Тогда нам не нужны весла, – без долгих экивоков рубанул воздух ладонью Петерсон. Вот смотрите, если переоборудовать гребную палубу для размещения дополнительной артиллерии, это усилит нашу огневую мощь и увеличит остойчивость.

– Предлагаешь спустить «грифоны» ниже?

– Нет. Нужны новые пушки, более тяжелые и дальнобойные. Мы прорубим для них новые порты, а те, что стали ненужными, заделаем.

– Но тогда «Святая Елена» станет тяжелой и тихоходной, разве нет?

– Совершенно необязательно. Нужно увеличить не только пушечное вооружение, но и парусное. Сделать шире реи, добавить стеньги, избавиться от латинских парусов и поставить вместо них прямые, в таком случае скорость даже вырастет.

– Ни черта в этом не понимаю, – признался я, оглушенный всеми этими бом-брам-стеньгами и триселями.

– Вам и не нужно, – с морской прямотой отрезал норвежец. – Доверьтесь мне, и я все сделаю.

– А ведь это можно проделать и с теми корытами, что притащил из Синопа Панин… – в задумчивости произнес я.

– Вполне вероятно, – пожал плечами Петерсон.

– То есть ты не уверен?

– Ваше величество, я не кораблестроитель. Но «Святую Елену» успел изучить вдоль и поперек еще во время строительства и могу ручаться за это судно. Но вот про трофейных «турок» я этого сказать не могу.

– Полагаешь, они худо построены?

– Не то чтобы худо. Просто ни в Голландии, ни в Испании, ни даже в Англии так уже не строят. Чаще ставят шпангоуты, иначе крепят к ним набор и обшивку.

– Хорошо, я тебя понял. Подготовь подробный проект, составь роспись потребных материалов и количество мастеров. Начнем, пожалуй, с трофеев. Сейчас они все равно небоеспособны, а так, глядишь, толк и выйдет.

– Позвольте не согласиться с вами, ваше величество, – упрямо наклонил голову Петерсон. – Нам нужно как можно быстрее, лучше всего в эту зиму переоборудовать именно флагман. На нем есть команда, она успела научиться своему делу. Затем можно будет заняться и турецкими мавнами.

– А ты что скажешь, Федя?

– Я, государь, в морском деле все равно что новик, – дипломатично ответил новоиспеченный адмирал. – Однако со своей стороны полагаю, что предложение господина Петерсона вельми разумно!

– Глянь, как заговорил, – усмехнулся я. – Сразу видно, не ошибся я в тебе. Хорошо, вот закончим войну с татарами и приступим. А теперь ступайте, у меня еще дела есть.