Медвежья пасть. Адвокатские истории
Часть 39 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Бери, пока дают…
Такие малоприятные воспоминания и несладкие думы о неудавшейся личной жизни лезли в Светкину голову все сегодняшнее утро.
В институт она не пошла. Единственным утренним утешением девушки было вкусное мороженое, которое хоть как-то отвлекало ее от грустных мыслей.
* * *
Официантка плавно пересекла зал и подала уже третью чашку черного кофе на столик у окна.
Любителем утреннего ароматного кофе оказался импозантный мужчина лет шестидесяти. Ухоженная густая седина, темные брови, умные карие глаза, породистые, крупные черты лица говорили о благородных предках гостя. Опрятная, с претензией на стиль одежда, залихватский шарф вокруг шеи, модные часы и дымчатые очки с диоптриями придавали ему слегка загадочный, творческий вид. Рядом с недопитым и давно остывшим кофе на симпатичном блюдце со снегирями лежала соблазнительная ватрушка с творогом и изюмом, к которой он даже не притронулся. Мужчина то и дело беспокойно поглядывал в окно, всматриваясь в осеннюю морось. В его левой ладони был крепко зажат мобильный телефон. Все говорило о сильном волнении и тревожном ожидании нашего героя.
На улице еще не рассвело. Наступало пасмурное, холодное октябрьское утро. Моросил мелкий дождь. Сквозь толстые, прозрачные стекла были видны высокие деревья. Они своими кронами загораживали свет уличного фонаря, а начавшийся ветер сбрасывал с веток огромные желтые листья. Трамвайные пути вдали переплетались между собой и превращались в одну длинную блестящую нить. По шоссе, виляя и мигая фарами, пронесся черный джип.
Харлампий Васильевич Шейко нарушил свое святое железное правило. Нарушил и уже много раз пожалел об этом. На него что-то давило. При нормальном состоянии тела в душе он постоянно ощущал беспокойство и тревогу. Харлампий Васильевич дал деньги в долг на три месяца. Не постороннему человеку вручил, а другу, попавшему в сложную ситуацию. Отказать он не смог. Всю свою довольно долгую жизнь Шейко никогда, ни при каких обстоятельствах не давал денег взаймы. Он считал, что глупо брать на себя чужие проблемы и чужую боль.
— Вы поймите меня правильно. Я вынужден отказать в вашей просьбе, дабы не портить наши приятельские отношения и не становиться врагами, — говорил он обычно просителям.
У друга Харлампия Васильевича стряслась беда. Во время экскурсии в подземную пещеру на далекой и прекрасной Майорке ему стало плохо. Скорая помощь, испанский госпиталь, малая операция на сердце. Срочно понадобились деньги. Госпиталь требовал расчета. Вот тут и родилась слезная просьба к старому другу Харлампию Васильевичу. Шейко перевел из Москвы необходимую сумму. Вопрос с оплатой медицинских услуг был решен. Страховая компания твердо обещала вернуть деньги по возвращению пациента в Россию. Но все хорошо не бывает. Страховщики начали тянуть время и кормили обещаниями.
Прошел год. Страховая компания выплачивать деньги отказалась, так как сердечный приступ страховым случаем признан не был. Вопрос о возврате долга завис.
Сегодня Харлампий Васильевич безуспешно ожидал должника с деньгами. Вывший друг в условленное время не появился и на звонки не отвечал.
* * *
Игорь Разумовский считал минуты до открытия кафе. Он совсем окоченел, гуляя всю ночь в скверах и парках. Игорь был пианистом — профессиональным, концертирующим, востребованным. Ему рукоплескали залы, а цветы не умещались в сопровождавшую музыканта машину. Успех, почти триумф. Месяц назад он попал в клинику травматологии и ортопедии, в отделение кисти — переиграл руку. Видимо, Игорь переусердствовал на репетициях и концертах. Частый график выступлений, постоянные занятия с утра до вечера надорвали руку молодого виртуоза. Движение пальцев стало затрудненным и очень болезненным. Это — смерть для пианиста. Врачи колдовали над его рукой месяц.
Вчера вечером в клинике состоялся консилиум врачей. Огласили жесткий вердикт: играть Игорь Разумовский больше не сможет. «Двигательные функции пальцев правой руки в полном объеме не могут быть восстановлены», — сказали они.
Это хуже приговора — это конец.
Разумовский домой не пошел. Отключил телефон и зашагал вдоль Ленинградского проспекта куда глаза глядят. Игорю хотелось уйти куда-нибудь подальше от людей. Он свернул в парк, присел на лавочку. Голова болела все сильнее и сильнее. Наплывал туман, глаза закрывались. Вокруг образовалась мертвая тишина. После слепящих фонарей лес и кусты исчезли в черной пропасти.
Всю ночь он блуждал по московской слякоти с пьяными компаниями, влюбленными парами и гордыми бомжами. Едва дождался утра. Холод погнал его в тепло. Уставший и замерзший, он добрался до единственного работающего утром кафе. Блестящие концертные ботинки были заляпаны толстым слоем грязи. Его глаза не выражали ничего, кроме вселенской тоски.
Игорь сходу плюхнулся на стул в углу зала, испытывая при этом головокружение и блаженство. Зал заведения качался и кружился вместе с ним. Кафе согрело несчастного пианиста. Он заказал чай с чабрецом, ликер и венский шницель.
* * *
В кафе вбежал молодой человек с длинными ухоженными волосами, в строгом черном расстегнутом плаще, который он шустро стащил с себя, присаживаясь за ближайший столик. Оставшись в сером шерстяном костюме с красным модным галстуком, он подозвал официантку. Я понял, что наш герой торопится по делам, видимо, на работу.
— Яичницу с беконом, пожалуйста. Умоляю, милая, быстрее. Я уже опаздываю на работу.
— Послушайте, Александр. Каждое утро одно и то же. Такой представительный мужчина, и опять — яичница со свининой. Вас что, жена не кормит? Мне было бы приятно такого гостя и накормить, и напоить.
При этом официантка мило улыбнулась и поджала ярко накрашенные губки.
— Да, жена — это святое. Конечно, кормит. Брокколи на завтрак, брокколи на обед, салат с брокколи на ужин. Скоро от этой капусты у меня вырастут уши, как у зайца. Уже работать не могу. Только и думаю целый день, чтобы пожрать. Проглотил бы целую рульку.
Официантка сунула руку в карман белоснежного фартука, достала бланк заказа и шустро записала свой номер телефона.
— Вот что, милый Александр, я приглашаю вас к себе домой. Угодить такому человеку для меня радость. Мой телефон… Звоните, я буду ждать. Ну не ходить же вам по столовым…
Она улыбнулась одними глазами и отошла в сторону, закрыв раскрасневшееся лицо руками.
За окном бурлил Ленинградский проспект. Сквозь облака пробилось солнце. Потоки машин, разделенные белой двойной полосой, на бешеной скорости рвались навстречу друг другу. Трамваи устроили перезвон, словно радовались новому прекрасному дню.
* * *
P.S. Мстислав переехал жить к себе на дачу в Конаково. Там он устроился на работу сторожем, познакомился, а потом и сошелся с прекрасной, милой и уютной дамой из местных.
К двадцати пяти годам Светка обслужила такое количество мужчин, что вспомнить каждого уже не могла. Она превратилась в банальную потаскушку с высшим образованием и собственной квартирой. Ее физиономия уже мало кого привлекала. И если раньше она сама выбирала, с кем отправиться в «вояж», то теперь была рада любому предложению.
Через два года Харлампию Васильевичу вернули, наконец, долгожданный долг. Отношения с заемщиком из дружеских плавно перешли во враждебные. Товарища Харлампий потерял безвозвратно.
Игорь Разумовский взял себя в руки и уехал лечиться в Германию. Пережил три операции и тяжелый реабилитационный период. К сольной карьере он уже не вернулся, но после участия в сложном творческом конкурсе был зачислен в оркестр Академического музыкального театра пианистом-концертмейстером.
Всегда голодный Александр с превеликим удовольствием принял предложение очаровательной подавальщицы. Прекрасные часы отдыха они проводили вместе и никак не могли насладиться друг другом. Любовное общение очень удачно совмещалось с приготовлением и поеданием фантастической пищи, чему Александр радовался как ребенок. И теперь его мучала лишь одна проблема: как поделить сутки между прекрасной любовницей и желанной женой, не причинив при этом никакой боли ни той, ни другой.
Счастливый билет
Посвящаю своему внуку.
Днем и ночью шел снег. Он валил целую неделю, укутав белыми хлопьями все бульвары и скверы Москвы. Смурное небо висело над городом и проясняться не собиралось. Пронизывающий ветер выдувал из прохожих душу и воспоминания о домашнем тепле. Сотрудники агентства «Театрал» с трудом пробирались к своему уютному офису на Никитской, представляя дымящуюся чашечку черного кофе на рабочем столе.
Деятельность этой культурной организации не отличалась чем-то оригинальным и необычным. Телефонные операторы, вооружившись звериным чутьем, внутренним обаянием и правильной речью, пытались впарить сырому клиенту билеты в театр. Или, как говорят многоопытные сотрудники, продать эмоции дорогим гостям.
«Опа!» — и вдруг раздается телефонный звонок. Вас, млевшую, например, в собственной ванне, приглашают посетить театр. И не просто вкрадчиво советуют, а применяют к вам, открытой, доверчивой и совершенно неподготовленной к обороне, все болезненные и хитромудрые рычаги современного маркетинга. Незаметно обволакивают и завораживают, ломая хлипкое усилие вашей воли.
* * *
В детском музыкальном театре праздник — балет для детишек детского дома. «Театрал» вывез на трех автобусах средние и старшие классы. Все сотрудники агентства стояли на ушах. Закупка шариков, конфет, подарков, договор с автобазой — дело хлопотное, но приятное, поэтому улыбки не сходили с их лиц. И главное — билеты, самые лучшие, в первые ряды партера. Игорь с Мариной рассаживали детишек по автобусам во дворе детского дома. Маша и Глеб, стоя на стремянках в фойе театра, развешивали сотни воздушных шаров. Михаил Семенович и Стас на своих машинах привезли подарочные наборы с компьютерными играми, трансформерами и куклами. Всем ребятам подготовили конверты с деньгами на буфет. Агентство как никогда работало слаженно и шустро. К концу вечера сотрудники валились с ног от усталости, но радостные взгляды детей придавали им дополнительные силы. Эти благотворительные походы в театр с воспитанниками детского дома стали доброй традицией.
* * *
Словоохотливые сотрудники агентства, наслаждаясь свежайшим цейлонским чаем с терпким чабрецом, частенько рассказывали о своих приключениях до прихода в «Театрал».
Игорь, бывший скрипач-виртуоз, переигравший руку и покинувший сцену, с восхищением расписывал свои гастроли в Европе. Роскошные залы Австрии, концерт в Венской опере. А сцена театра?! Это — целый город, в котором он как-то заблудился, и если бы не местный пожарный, так бы и бродил среди задников и подъемных механизмов.
Маша родилась в общежитии завода железобетонных конструкций. Ее мама, приехавшая по лимиту в столицу, работала штукатуром на отделке домовых панелей. Общежитие находилось недалеко от нового цирка, и восьмилетняя Маша, гибкая от природы, пришла наниматься в артистки. Дети в гимнастических номерах были нужны, да и мама против ничего не имела. Машу пристроили во второй класс спортивного интерната и начали готовить к арене. Гуттаперчевая девочка быстро вошла в репертуар в группе гимнастов на шестах. Ее любили партнеры, ей аплодировала публика. Интересные гастроли, цветы, подарки… В двадцать Маша сорвалась с шеста и сломала ногу. Сложный перелом, отделение спортивной и балетной травмы, долгое и нудное лечение. Цирк пришлось оставить…
Стас, актер из Омска, рассказывал про Сибирь! Постоянные гастроли в огромных городах и маленьких нефтяных поселках. С каким упоением он говорил о старинном великолепном здании Омского драматического театра, в котором служил!
— Владислав Дворжецкий? Вы помните, как гениально он сыграл Хлудова в фильме «Бег»? Дворжецкий — наш, омский, хоть и в Москву перебрался. И мне пришлось в столице обосноваться: сначала маму на операцию привез, потом деньги понадобились на лечение… Вот и остался. А актеров здесь и без меня хватает.
Самый молодой оператор агентства Глеб еще нигде не работал. После английской спецшколы и неудачного старта на первом курсе строительного университета он пошел в армию. Не симулировал, не отлынивал. Пережил жесткую муштру в учебке под Ковровым. А потом в качестве сержанта командовал расчетом «Тунгуски» в морской пехоте. В институт после дембеля не тянуло. Хотелось своего жилья и немного денег на жизнь. Глеб владел тремя языками и был незаменим в работе с иностранцами.
Михаил Семенович тридцать лет служил завлитом в Московском драмтеатре «На бульваре». Его стараниями афиша театра всегда держалась на высоте. Актеры обожали душку завлита, вечного тамаду и прекрасного рассказчика анекдотов.
На торжественное собрание труппы театра Михаил Семенович ехал на пятнадцатом троллейбусе и улыбался. Директор театра, обменявшись с юбиляром традиционными любезностями, зачитал Указ о присвоении ему звания заслуженного деятеля искусств. Актеры вручили ему огромный букет белых хризантем. И вдогонку, как бы невзначай, кадровик огласил приказ о выходе на заслуженный отдых.
— В 60 лет — день в день — выгнали на пенсию. Жизнь кончилась, завтра идти некуда, — стучало в висках у новоиспеченного пенсионера.
Домой в этот вечер Михаил Семенович вернулся с головной болью. В квартире было холодно.
Такие малоприятные воспоминания и несладкие думы о неудавшейся личной жизни лезли в Светкину голову все сегодняшнее утро.
В институт она не пошла. Единственным утренним утешением девушки было вкусное мороженое, которое хоть как-то отвлекало ее от грустных мыслей.
* * *
Официантка плавно пересекла зал и подала уже третью чашку черного кофе на столик у окна.
Любителем утреннего ароматного кофе оказался импозантный мужчина лет шестидесяти. Ухоженная густая седина, темные брови, умные карие глаза, породистые, крупные черты лица говорили о благородных предках гостя. Опрятная, с претензией на стиль одежда, залихватский шарф вокруг шеи, модные часы и дымчатые очки с диоптриями придавали ему слегка загадочный, творческий вид. Рядом с недопитым и давно остывшим кофе на симпатичном блюдце со снегирями лежала соблазнительная ватрушка с творогом и изюмом, к которой он даже не притронулся. Мужчина то и дело беспокойно поглядывал в окно, всматриваясь в осеннюю морось. В его левой ладони был крепко зажат мобильный телефон. Все говорило о сильном волнении и тревожном ожидании нашего героя.
На улице еще не рассвело. Наступало пасмурное, холодное октябрьское утро. Моросил мелкий дождь. Сквозь толстые, прозрачные стекла были видны высокие деревья. Они своими кронами загораживали свет уличного фонаря, а начавшийся ветер сбрасывал с веток огромные желтые листья. Трамвайные пути вдали переплетались между собой и превращались в одну длинную блестящую нить. По шоссе, виляя и мигая фарами, пронесся черный джип.
Харлампий Васильевич Шейко нарушил свое святое железное правило. Нарушил и уже много раз пожалел об этом. На него что-то давило. При нормальном состоянии тела в душе он постоянно ощущал беспокойство и тревогу. Харлампий Васильевич дал деньги в долг на три месяца. Не постороннему человеку вручил, а другу, попавшему в сложную ситуацию. Отказать он не смог. Всю свою довольно долгую жизнь Шейко никогда, ни при каких обстоятельствах не давал денег взаймы. Он считал, что глупо брать на себя чужие проблемы и чужую боль.
— Вы поймите меня правильно. Я вынужден отказать в вашей просьбе, дабы не портить наши приятельские отношения и не становиться врагами, — говорил он обычно просителям.
У друга Харлампия Васильевича стряслась беда. Во время экскурсии в подземную пещеру на далекой и прекрасной Майорке ему стало плохо. Скорая помощь, испанский госпиталь, малая операция на сердце. Срочно понадобились деньги. Госпиталь требовал расчета. Вот тут и родилась слезная просьба к старому другу Харлампию Васильевичу. Шейко перевел из Москвы необходимую сумму. Вопрос с оплатой медицинских услуг был решен. Страховая компания твердо обещала вернуть деньги по возвращению пациента в Россию. Но все хорошо не бывает. Страховщики начали тянуть время и кормили обещаниями.
Прошел год. Страховая компания выплачивать деньги отказалась, так как сердечный приступ страховым случаем признан не был. Вопрос о возврате долга завис.
Сегодня Харлампий Васильевич безуспешно ожидал должника с деньгами. Вывший друг в условленное время не появился и на звонки не отвечал.
* * *
Игорь Разумовский считал минуты до открытия кафе. Он совсем окоченел, гуляя всю ночь в скверах и парках. Игорь был пианистом — профессиональным, концертирующим, востребованным. Ему рукоплескали залы, а цветы не умещались в сопровождавшую музыканта машину. Успех, почти триумф. Месяц назад он попал в клинику травматологии и ортопедии, в отделение кисти — переиграл руку. Видимо, Игорь переусердствовал на репетициях и концертах. Частый график выступлений, постоянные занятия с утра до вечера надорвали руку молодого виртуоза. Движение пальцев стало затрудненным и очень болезненным. Это — смерть для пианиста. Врачи колдовали над его рукой месяц.
Вчера вечером в клинике состоялся консилиум врачей. Огласили жесткий вердикт: играть Игорь Разумовский больше не сможет. «Двигательные функции пальцев правой руки в полном объеме не могут быть восстановлены», — сказали они.
Это хуже приговора — это конец.
Разумовский домой не пошел. Отключил телефон и зашагал вдоль Ленинградского проспекта куда глаза глядят. Игорю хотелось уйти куда-нибудь подальше от людей. Он свернул в парк, присел на лавочку. Голова болела все сильнее и сильнее. Наплывал туман, глаза закрывались. Вокруг образовалась мертвая тишина. После слепящих фонарей лес и кусты исчезли в черной пропасти.
Всю ночь он блуждал по московской слякоти с пьяными компаниями, влюбленными парами и гордыми бомжами. Едва дождался утра. Холод погнал его в тепло. Уставший и замерзший, он добрался до единственного работающего утром кафе. Блестящие концертные ботинки были заляпаны толстым слоем грязи. Его глаза не выражали ничего, кроме вселенской тоски.
Игорь сходу плюхнулся на стул в углу зала, испытывая при этом головокружение и блаженство. Зал заведения качался и кружился вместе с ним. Кафе согрело несчастного пианиста. Он заказал чай с чабрецом, ликер и венский шницель.
* * *
В кафе вбежал молодой человек с длинными ухоженными волосами, в строгом черном расстегнутом плаще, который он шустро стащил с себя, присаживаясь за ближайший столик. Оставшись в сером шерстяном костюме с красным модным галстуком, он подозвал официантку. Я понял, что наш герой торопится по делам, видимо, на работу.
— Яичницу с беконом, пожалуйста. Умоляю, милая, быстрее. Я уже опаздываю на работу.
— Послушайте, Александр. Каждое утро одно и то же. Такой представительный мужчина, и опять — яичница со свининой. Вас что, жена не кормит? Мне было бы приятно такого гостя и накормить, и напоить.
При этом официантка мило улыбнулась и поджала ярко накрашенные губки.
— Да, жена — это святое. Конечно, кормит. Брокколи на завтрак, брокколи на обед, салат с брокколи на ужин. Скоро от этой капусты у меня вырастут уши, как у зайца. Уже работать не могу. Только и думаю целый день, чтобы пожрать. Проглотил бы целую рульку.
Официантка сунула руку в карман белоснежного фартука, достала бланк заказа и шустро записала свой номер телефона.
— Вот что, милый Александр, я приглашаю вас к себе домой. Угодить такому человеку для меня радость. Мой телефон… Звоните, я буду ждать. Ну не ходить же вам по столовым…
Она улыбнулась одними глазами и отошла в сторону, закрыв раскрасневшееся лицо руками.
За окном бурлил Ленинградский проспект. Сквозь облака пробилось солнце. Потоки машин, разделенные белой двойной полосой, на бешеной скорости рвались навстречу друг другу. Трамваи устроили перезвон, словно радовались новому прекрасному дню.
* * *
P.S. Мстислав переехал жить к себе на дачу в Конаково. Там он устроился на работу сторожем, познакомился, а потом и сошелся с прекрасной, милой и уютной дамой из местных.
К двадцати пяти годам Светка обслужила такое количество мужчин, что вспомнить каждого уже не могла. Она превратилась в банальную потаскушку с высшим образованием и собственной квартирой. Ее физиономия уже мало кого привлекала. И если раньше она сама выбирала, с кем отправиться в «вояж», то теперь была рада любому предложению.
Через два года Харлампию Васильевичу вернули, наконец, долгожданный долг. Отношения с заемщиком из дружеских плавно перешли во враждебные. Товарища Харлампий потерял безвозвратно.
Игорь Разумовский взял себя в руки и уехал лечиться в Германию. Пережил три операции и тяжелый реабилитационный период. К сольной карьере он уже не вернулся, но после участия в сложном творческом конкурсе был зачислен в оркестр Академического музыкального театра пианистом-концертмейстером.
Всегда голодный Александр с превеликим удовольствием принял предложение очаровательной подавальщицы. Прекрасные часы отдыха они проводили вместе и никак не могли насладиться друг другом. Любовное общение очень удачно совмещалось с приготовлением и поеданием фантастической пищи, чему Александр радовался как ребенок. И теперь его мучала лишь одна проблема: как поделить сутки между прекрасной любовницей и желанной женой, не причинив при этом никакой боли ни той, ни другой.
Счастливый билет
Посвящаю своему внуку.
Днем и ночью шел снег. Он валил целую неделю, укутав белыми хлопьями все бульвары и скверы Москвы. Смурное небо висело над городом и проясняться не собиралось. Пронизывающий ветер выдувал из прохожих душу и воспоминания о домашнем тепле. Сотрудники агентства «Театрал» с трудом пробирались к своему уютному офису на Никитской, представляя дымящуюся чашечку черного кофе на рабочем столе.
Деятельность этой культурной организации не отличалась чем-то оригинальным и необычным. Телефонные операторы, вооружившись звериным чутьем, внутренним обаянием и правильной речью, пытались впарить сырому клиенту билеты в театр. Или, как говорят многоопытные сотрудники, продать эмоции дорогим гостям.
«Опа!» — и вдруг раздается телефонный звонок. Вас, млевшую, например, в собственной ванне, приглашают посетить театр. И не просто вкрадчиво советуют, а применяют к вам, открытой, доверчивой и совершенно неподготовленной к обороне, все болезненные и хитромудрые рычаги современного маркетинга. Незаметно обволакивают и завораживают, ломая хлипкое усилие вашей воли.
* * *
В детском музыкальном театре праздник — балет для детишек детского дома. «Театрал» вывез на трех автобусах средние и старшие классы. Все сотрудники агентства стояли на ушах. Закупка шариков, конфет, подарков, договор с автобазой — дело хлопотное, но приятное, поэтому улыбки не сходили с их лиц. И главное — билеты, самые лучшие, в первые ряды партера. Игорь с Мариной рассаживали детишек по автобусам во дворе детского дома. Маша и Глеб, стоя на стремянках в фойе театра, развешивали сотни воздушных шаров. Михаил Семенович и Стас на своих машинах привезли подарочные наборы с компьютерными играми, трансформерами и куклами. Всем ребятам подготовили конверты с деньгами на буфет. Агентство как никогда работало слаженно и шустро. К концу вечера сотрудники валились с ног от усталости, но радостные взгляды детей придавали им дополнительные силы. Эти благотворительные походы в театр с воспитанниками детского дома стали доброй традицией.
* * *
Словоохотливые сотрудники агентства, наслаждаясь свежайшим цейлонским чаем с терпким чабрецом, частенько рассказывали о своих приключениях до прихода в «Театрал».
Игорь, бывший скрипач-виртуоз, переигравший руку и покинувший сцену, с восхищением расписывал свои гастроли в Европе. Роскошные залы Австрии, концерт в Венской опере. А сцена театра?! Это — целый город, в котором он как-то заблудился, и если бы не местный пожарный, так бы и бродил среди задников и подъемных механизмов.
Маша родилась в общежитии завода железобетонных конструкций. Ее мама, приехавшая по лимиту в столицу, работала штукатуром на отделке домовых панелей. Общежитие находилось недалеко от нового цирка, и восьмилетняя Маша, гибкая от природы, пришла наниматься в артистки. Дети в гимнастических номерах были нужны, да и мама против ничего не имела. Машу пристроили во второй класс спортивного интерната и начали готовить к арене. Гуттаперчевая девочка быстро вошла в репертуар в группе гимнастов на шестах. Ее любили партнеры, ей аплодировала публика. Интересные гастроли, цветы, подарки… В двадцать Маша сорвалась с шеста и сломала ногу. Сложный перелом, отделение спортивной и балетной травмы, долгое и нудное лечение. Цирк пришлось оставить…
Стас, актер из Омска, рассказывал про Сибирь! Постоянные гастроли в огромных городах и маленьких нефтяных поселках. С каким упоением он говорил о старинном великолепном здании Омского драматического театра, в котором служил!
— Владислав Дворжецкий? Вы помните, как гениально он сыграл Хлудова в фильме «Бег»? Дворжецкий — наш, омский, хоть и в Москву перебрался. И мне пришлось в столице обосноваться: сначала маму на операцию привез, потом деньги понадобились на лечение… Вот и остался. А актеров здесь и без меня хватает.
Самый молодой оператор агентства Глеб еще нигде не работал. После английской спецшколы и неудачного старта на первом курсе строительного университета он пошел в армию. Не симулировал, не отлынивал. Пережил жесткую муштру в учебке под Ковровым. А потом в качестве сержанта командовал расчетом «Тунгуски» в морской пехоте. В институт после дембеля не тянуло. Хотелось своего жилья и немного денег на жизнь. Глеб владел тремя языками и был незаменим в работе с иностранцами.
Михаил Семенович тридцать лет служил завлитом в Московском драмтеатре «На бульваре». Его стараниями афиша театра всегда держалась на высоте. Актеры обожали душку завлита, вечного тамаду и прекрасного рассказчика анекдотов.
На торжественное собрание труппы театра Михаил Семенович ехал на пятнадцатом троллейбусе и улыбался. Директор театра, обменявшись с юбиляром традиционными любезностями, зачитал Указ о присвоении ему звания заслуженного деятеля искусств. Актеры вручили ему огромный букет белых хризантем. И вдогонку, как бы невзначай, кадровик огласил приказ о выходе на заслуженный отдых.
— В 60 лет — день в день — выгнали на пенсию. Жизнь кончилась, завтра идти некуда, — стучало в висках у новоиспеченного пенсионера.
Домой в этот вечер Михаил Семенович вернулся с головной болью. В квартире было холодно.