Медаль за город Вашингтон
Часть 32 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Первым опомнился полковник Сьюэлл:
– Мистер президент Сената, скажите, а почему вы сказали, что новости неоднозначные?
– Потому что наша делегация была освобождена в полном составе. Точнее, почти в полном – конгрессмены Синниксон и Педдл скончались от побоев и жестокого обращения еще до захвата – точнее, освобождения – тюрьмы.
Сьюэлл встал и заорал:
– Они же оба республиканцы! И Синниксон служил армейским священником во время Мятежа! Мистер президент Сената, скажите, может быть, что их убили конфедераты?
– Маловероятно, полковник. Телеграмма, из которой я узнал об этих событиях, подписана сенатором Мак-Ферсоном и конгрессменом Пью. Они еще пишут, что они – единственные, кого русские врачи выписали из больницы, других все еще лечат. И обещают всех вылечить.
– Тогда это, похоже, правда, если, конечно, их подписи не подделали. Ведь и Пью служил военным врачом – пусть в тылу, но в госпитале для раненых солдат, и, кроме того, полностью отказался от жалованья на время войны.
К моему крайнему удивлению, следующим встал самый новый сенатор – Джон Гарднер. Я его практически не знал, но слышал, что он был, возможно, самым ярым сторонником Второй Реконструкции в нашем Сенате. Но сейчас он лишь сказал:
– Джентльмены, я считаю, что подобное преступление против нашей делегации в Конгрессе – и, вероятно, против делегатов от южных штатов – не должно остаться безнаказанным. Мы не в силах наказать виновников этих зверств, но мы можем потребовать наказания виновных, а также возвращения президента Уилера. Иначе я, как мне это ни трудно говорить, готов поддержать выход нашего славного штата из состава Североамериканских Соединенных Штатов.
– А что вы предлагаете взамен? – не удержался и спросил я.
Слова Гарднера заглушил удар грома откуда-то с юга. Я удивился – когда я прибыл в Капитолий всего лишь с двадцать минут назад, небо было синее-синее, без единого облачка. Но громыхнуло вновь, намного сильнее – а затем раздался грохот с южной стороны здания, там, где оно выходит на пойму широкой реки Делавэр, за которой уже Пенсильвания. Именно здесь, вкралась ко мне в голову мысль, сам Джордж Вашингтон перешел реку и ударил по гессенским наемникам в Трентоне в декабре 1776 года – первая победа в нашей славной Американской революции. Но что теперь?
– Артиллерия! – закричал полковник Сьюэлл. В отличие от меня, он служил во время Мятежа, так что я безоговорочно ему поверил. – Выходим из здания. – И он вскочил и побежал к выходу.
– Всем на выход, – подтвердил его слова Ладлоу. – Да поторапливайтесь же!
Тем временем обстрел продолжался. В дверях началась толчея, но Сьюэлл и некоторые другие быстро навели порядок. Я смог выбраться одним из последних – как раз вовремя, через несколько секунд новый взрыв раздался уже на крыше над нашим залом заседаний, и послышался грохот уже в самом зале.
Мы отбежали подальше от здания. Я взглянул на ту сторону Делавэра, покрытую клубами дыма; чуть поодаль находилась пристань, обычно используемая местным паромом, но сейчас там стояли два парохода, из труб которых валил черный дым. Я еще подумал – как я мог их не заметить, когда прибыл в Капитолий? Скорее всего, пары начали разводить только недавно, и у нас есть несколько минут, чтобы убраться отсюда.
– Джентльмены, соблюдаем спокойствие! – строго сказал Ладлоу. – Предлагаю продолжить заседание в другом месте, по возможности, не в Трентоне – кто бы нас ни обстреливал, скоро они будут здесь, а нам нужно поработать. Мы все еще законная власть в Нью-Джерси – мы, Палата представителей и губернатор, – но Палата не собиралась, а губернатор Мак-Клеллан, насколько мне известно, у себя дома в Нью-Брансуике. Я ему писал еще позавчера, но он тогда ответил, что не собирается вмешиваться в вашингтонские дела.
– Полагаю, что профессор Мак-Кош, ректор Колледжа Нью-Джерси у нас в Принстоне, позволит нам продолжить наше заседание в университетском Нассау-Холл, – неожиданно для себя сказал я. – Туда и ехать-то миль десять, а у всех у нас здесь экипажи. А к Мак-Клеллану можно будет послать человека из Принстона – оттуда в Нью-Брансуик миль пятнадцать или чуть больше.
– Господа, не задерживаемся, встречаемся в Принстоне у ворот перед Нассау-Холл. А вы, сенатор Марш, отправляйтесь к профессору Мак-Кошу. Я же заеду в казармы милиции и посмотрю, что там и как, – Трентон нам не удержать, но не хотелось бы отдавать весь штат без боя. Тем более, хотелось бы понять, что вообще происходит.
Профессор Мак-Кош жил в доме Маклина – так именовалась резиденция ректора в двух шагах от Нассау-Холла. Поручив кучеру отправиться ко мне домой, чтобы напоить и накормить лошадей, я постучался в дверь особняка. Открыл мне сам Джеймс, одетый, как обычно, в строгое облачение англиканского священника. Увидев меня, он улыбнулся и сказал со своим неповторимым шотландским акцентом.
– Кроуэлл? Заходи, рад тебя видеть. А мы с Изабеллой чай пьем. Присоединяйся!
Конечно, Мак-Кошу полагались слуги по дому, но ректор со своей очаровательной супругой, как правило, отпускали их перед чаепитием. Я вошел, поцеловал руку Изабелле Мак-Кош и сказал ее супругу:
– Джеймс, у меня, увы, срочное дело, – и я рассказал ему о происшедшем в Трентоне.
Джеймс нахмурился:
– То-то меня удивило, Кроуэлл, что у нас ясное небо, а с юга все время раздаются раскаты грома. Подожди, я сейчас возьму ключи от Нассау-Холла. Пойдем вместе. Нужно же мне будет открыть для вас ворота ограды, сам Холл и зал заседаний – именно там, вы же знаете, когда-то собирался Континентальный конгресс, когда Принстон стал временной столицей того, что позднее стало Североамериканскими Соединенными Штатами. Сейчас я обуюсь, и мы уже идем.
Но не успели мы выйти, как послышался конский топот, и сквозь окно, ведущее к газону перед Нассау-Холлом, мы увидели, как конный отряд в синей форме окружил находившихся у ограды сенаторов. Я хотел выбежать из дома, но Джеймс остановил меня рукой:
– Кроуэлл, оставайся здесь. Изабелла, налей нашему другу чаю, а я пойду узнаю, что там происходит. Ведь ты, такое у меня впечатление, единственный оставшийся на свободе сенатор. А это уже нечто.
– Но, Джеймс, ты не боишься?
– Меня они вряд ли тронут. Все-таки я не только ректор сего учебного заведения, в котором учились многие знаменитые мужи, но одновременно и священник. А вот тебя схватили бы сразу.
И действительно, когда Мак-Кош подошел к синим мундирам, к нему подъехал некий офицер, чуть поклонился ему и некоторое время с ним беседовал, после чего ректор вернулся в дом Маклина.
– Повезло, что их командир когда-то был моим студентом, – усмехнулся Мак-Кош. – Значит, так. По распоряжению действующего президента Камерона, Нью-Джерси включен в зону Второй Реконструкции.
Я попытался возмутиться, но Мак-Кош продолжил:
– Он меня попросил – иначе бы приказал, а может, и задержал – отдать ему ключи от всех зданий университета. Я ему их сейчас отнесу. Кроме того, он заинтересовался, не видел ли я беглецов. Так как ты таковым не являешься, – он улыбнулся своей хитрой улыбкой философа, – я честно ответил, что нет. Но я бы на твоем месте немедленно отбыл куда-нибудь подальше. А то, как мне кажется, рано или поздно они могут проверить, нет ли у меня гостей.
– Я тогда отправлюсь в Нью-Брансуик к губернатору.
– Наверное, ты прав. Но лучше верхом. И к своему дому не подходи – не удивлюсь, если тебя там уже ищут.
Мак-Кош написал пару слов на бумажке и протянул ее мне.
– Ты ведь знаешь, где университетские конюшни? Отдашь это конюху. Я ему написал, чтобы он выделил тебе коня и особо не распространялся об этом.
2 сентября (21 августа) 1878 года. Вокзал города Колумбии, Южная Каролина
Генерал армии Уильям Текумсе Шерман
Поезд замедлил ход, затем стук колес потихоньку затих, и я начал готовиться к выходу из вагона – встал, нацепил саблю, которую мне подал мой ординарец, надел шляпу, без которой я никогда не появлялся на людях. Неожиданно в вагон вломились люди в униформе странного цвета, с необычным оружием. Ничего похожего я раньше не видел. Это были короткие карабины со странными кривыми устройствами внизу. Неизвестные выглядели весьма решительно, и всем сразу стало ясно, что сопротивляться бессмысленно. Я со вздохом отстегнул только что надетую саблю и эфесом вперед протянул ее человеку, которого я посчитал старшим. Остальные офицеры штаба последовали моему примеру.
Старший – высокий светловолосый широкоскулый человек с насмешливым выражением лица – взял мою саблю, передал ее стоящему рядом с ним офицеру, а затем произнес на довольно хорошем английском языке:
– Господа, меня зовут майор Николай Лисицын. Я представляю Добровольческий корпус. Спешу вам сообщить хорошую новость. Вы все арестованы. Это касается и вас, генерал Шерман. Вы даже не можете представить себе, как мы желали встретиться с вами. Полагаю, господа, что вы будете вести себя благоразумно и не подвергнете свои жизни опасности. Сейчас мои люди осмотрят вас, избавив от оружия, которое вам теперь вряд ли понадобится. Так будет лучше и для вас, и для нас. А то, знаете, у некоторых порой сдают нервы…
Словно подтверждая его слова, в соседнем вагоне раздались глухие звуки, мало похожие на выстрелы. Будто там кто-то решил устроить пьянку и сразу откупорил дюжину бутылок шампанского. Потом я услышал писк, а майор поднес к уху небольшую черную коробочку. Подержав ее в таком положении с минуту, он что-то произнес на незнакомом мне языке, а затем повернулся ко мне.
– Вот видите, генерал, – произнес он, – не все ваши подчиненные оказались столь благоразумны, как вы. Они попытались посоревноваться с нами, кто быстрее выхватит оружие. Только, сразу вам скажу, джентльмены, это они сделали напрасно. Мои люди хорошо обучены и всегда стреляют первыми.
Проклятый майор повернулся к своему помощнику и что-то ему сказал. Солдаты взяли на изготовку свое оружие.
– А теперь, джентльмены, прошу вас по одному выйти из вагона. А вы, генерал, немного обождите. Вам положены особые апартаменты. Кроме того, с вами хочет поговорить мой командир.
Кто-то – судя по голосу, полковник Нельсон Майлс, сопровождавший меня в эту поездку – попытался возмутиться. Но русский майор – а я сразу понял, откуда он – лишь сардонически усмехнулся:
– Раньше надо было предъявлять претензии, полковник.
– И что все это значит? – на этот раз возмутился уже я.
– А то, что вам вряд ли удастся сжечь что-либо еще, – отчеканил майор Лисицын. – А теперь извольте пройти с нами, сэр, вам, как самому высокопоставленному из всех взятых здесь в плен, положен особый эскорт.
Меня вывели на запасные пути станции и указали на контору грузополучателей, которая до недавнего времени служила мне штабом.
– Генерал, вам придется обождать меня там, – сказал майор. – Я зайду к вам чуть позже.
По дороге, я тщательно обдумал свое бедственное положение. Попытаться спастись бегством мне вряд ли удастся. Меня сопровождали четверо русских с карабинами на изготовку. Как они умеют ими пользоваться, успели убедиться мои подчиненные – храбрые, но неразумные офицеры. Да примет Господь их души!
«Эх, и зачем я решил лично вернуться в эту проклятую Колумбию, оставив Оранжбург на генерала Альфреда Терри, моего подчиненного во время войн против индейцев сиу! Альфред – неплохой генерал, но лишь тогда, когда им командует толковый вышестоящий командир. Примерно, как Джордж Мак-Клеллан, который сейчас губернаторствует в Нью-Джерси. Тот очень даже хорошо показал себя в Мексике. Но, командуя обороной Вашингтона, он больше обращал внимание на муштру, чем на подготовку к боевым действиям. И если бы генерал мятежников Томас Джексон не погиб, эти проклятые конфедераты точно заняли бы Вашингтон, и история пошла бы по другому пути. Примерно так же и Терри – если ему точно поставить задачу, то он ее выполнит со всем прилежанием. Но если дела неожиданно пойдут не так, как он предполагал, то все может получиться очень даже хреново».
Однако в Оранжбурге неожиданностей для нас не предвиделось. Один из риджвиллских негров, работавший на нас, прибежал вчера вечером в город и сообщил, что к Форресту подошли «много-много, но не сильно много людей, масса» и что командует ими офицер в непонятном чине, который «белый, но негр».
Значит, нет у них никого стоящего, подумал тогда я, если у них даже офицеры – мулаты (а как можно было иначе понять сказанное: «белый, но негр»?). Тем более если подкреплением мятежников командует всего лишь какой-то офицер.
Я распорядился накануне устроить завалы на железной дороге, а также тщательно осмотреть и пристрелять дорогу, ведущую из Риджвилла. Наступающее вдоль железной дороги воинство Форреста напорется на меткий артиллерийский огонь. Полбатареи, занявшие огневые позиции в зарослях у поворота железной дороги, могли в случае необходимости ударить прямо в лоб подходящему поезду, которому в этом месте непременно бы пришлось замедлить ход – это в том случае, если им удастся разобрать завалы и найти новые рельсы и шпалы. Ведь я воспользовался опытом прошлой войны и велел солдатам на двух участках дороги устроить костер из шпал. На этом огне раскалять рельсы, после чего следовало закрутить их вокруг бревна, сделав абсолютно непригодными для дальнейшего использования.
Я усмехнулся про себя – такие рельсы мои солдаты называли Галстуками Шермана. Правда, потом, после капитуляции генерала Ли, на восстановление железных дорог Юга потребовалось более десяти лет – закончили большую часть аккурат к концу Первой Реконструкции, а некоторые не были восстановлены до сих пор. Но эти два участка были сравнительно короткими, и мои люди восстановят путь за пару часов, когда понадобится – главное, подвезти рельсы и шпалы из Колумбии.
Два рубежа обороны также были сооружены и тщательно оборудованы по моему приказу. Так что Терри должен справиться с поставленной ему задачей.
А в Колумбию я вернулся для подготовки наступления против мятежников. Завтра днем по железной дороге должна была прийти ко мне дивизия генерала Крука. В ней служат не негры-насильники (которых я, если честно, просто презирал), а хорошо обученные и вооруженные войска, многие с опытом войны против индейцев. Послезавтра должна подойти Пятая кавалерийская дивизия полковника Мерритта. И, кроме того, артиллерия, саперы, военные инженеры, а также боеприпасы – куда же без них.
Так что не позднее пятого числа вся эта махина придет в движение – и не позднее седьмого Чарльстон превратится в груду развалин, над которыми будет развеваться флаг с тридцати восемью звездами и тринадцатью полосами[48]. Да, именно развалин – на этот раз никто не сможет запретить мне наконец-то сжечь дотла это проклятое гнездо Конфедерации.
– Эй, парни, кого вы там ведете? – услышал я голос с отчетливым южным акцентом. Я очнулся от своих мрачных мыслей.
– Это военный преступник генерал Шерман, – откликнулся один из моих конвоиров.
– Ура! – раздались радостные крики. – Наконец-то попался этот мерзавец! Надо немедленно его вздернуть!
– Джентльмены, – укоризненно произнес один из конвоиров. – Пусть его судьбу решит суд. Поверьте, он ответит за все – за убийства, поджоги, за действия черных отрядов.
– Нет, зачем тратить на него время?! Отдайте его нам! – голоса становились все более настойчивыми. – Отдайте его нам!
Тут что-то ударило меня по голове, и я потерял сознание. В штабе, где я очнулся, после того как мне сунули под нос ватку, вонявшую так, что у меня из глаз потекли слезы, мне продемонстрировали кусок мрамора – как мне пояснили, те, кто хотел меня линчевать, подобрали его в развалинах одного из так и не восстановленных зданий, сожженных по моему приказу еще в 1865 году. И я понял одно – единственная моя надежда пожить подольше и умереть хотя бы на виселице, а не быть разорванным на клочья разъяренной толпой, – это сотрудничество с югороссами.
3 сентября (22 августа) 1878 года. Чарльстаун, штат Мэриленд
Полковник армии Конфедерации Джон Джампер, также известный как вождь семинолов Хемха Микко
Поставленная нам задача была простой: высадиться в порту Чарльстауна, чтобы подготовить его к приему главных сил полковника Рагуленко и заодно заблокировать любые попытки янки отбить порт.
Отряд наш состоял из моего Первого индейского кавалерийского полка, сотни русских казаков под началом есаула (что-то вроде нашего майора) Ивана Сидорова и пулеметно-минометного взвода югороссов под командованием лейтенанта Андрея Панченко. Командование же поручили мне – все-таки я полковник и, по словам Слона – так мы за глаза именовали полковника Рагуленко, – неплохо показал себя в Ирландии. Но тогда мой отряд состоял лишь из моих соплеменников, конных семинолов. Теперь же мне придали неполные сотни чероки, чокто и криков. К последним присоединились два десятка из племени осейдж. Таким образом, у меня под началом было почти шесть сотен, что позволяло назвать подчиненных мне воинов полком. Людей у меня могло бы быть намного больше, но очень многих по дороге из Индейской территории перехватили янки.
– Мистер президент Сената, скажите, а почему вы сказали, что новости неоднозначные?
– Потому что наша делегация была освобождена в полном составе. Точнее, почти в полном – конгрессмены Синниксон и Педдл скончались от побоев и жестокого обращения еще до захвата – точнее, освобождения – тюрьмы.
Сьюэлл встал и заорал:
– Они же оба республиканцы! И Синниксон служил армейским священником во время Мятежа! Мистер президент Сената, скажите, может быть, что их убили конфедераты?
– Маловероятно, полковник. Телеграмма, из которой я узнал об этих событиях, подписана сенатором Мак-Ферсоном и конгрессменом Пью. Они еще пишут, что они – единственные, кого русские врачи выписали из больницы, других все еще лечат. И обещают всех вылечить.
– Тогда это, похоже, правда, если, конечно, их подписи не подделали. Ведь и Пью служил военным врачом – пусть в тылу, но в госпитале для раненых солдат, и, кроме того, полностью отказался от жалованья на время войны.
К моему крайнему удивлению, следующим встал самый новый сенатор – Джон Гарднер. Я его практически не знал, но слышал, что он был, возможно, самым ярым сторонником Второй Реконструкции в нашем Сенате. Но сейчас он лишь сказал:
– Джентльмены, я считаю, что подобное преступление против нашей делегации в Конгрессе – и, вероятно, против делегатов от южных штатов – не должно остаться безнаказанным. Мы не в силах наказать виновников этих зверств, но мы можем потребовать наказания виновных, а также возвращения президента Уилера. Иначе я, как мне это ни трудно говорить, готов поддержать выход нашего славного штата из состава Североамериканских Соединенных Штатов.
– А что вы предлагаете взамен? – не удержался и спросил я.
Слова Гарднера заглушил удар грома откуда-то с юга. Я удивился – когда я прибыл в Капитолий всего лишь с двадцать минут назад, небо было синее-синее, без единого облачка. Но громыхнуло вновь, намного сильнее – а затем раздался грохот с южной стороны здания, там, где оно выходит на пойму широкой реки Делавэр, за которой уже Пенсильвания. Именно здесь, вкралась ко мне в голову мысль, сам Джордж Вашингтон перешел реку и ударил по гессенским наемникам в Трентоне в декабре 1776 года – первая победа в нашей славной Американской революции. Но что теперь?
– Артиллерия! – закричал полковник Сьюэлл. В отличие от меня, он служил во время Мятежа, так что я безоговорочно ему поверил. – Выходим из здания. – И он вскочил и побежал к выходу.
– Всем на выход, – подтвердил его слова Ладлоу. – Да поторапливайтесь же!
Тем временем обстрел продолжался. В дверях началась толчея, но Сьюэлл и некоторые другие быстро навели порядок. Я смог выбраться одним из последних – как раз вовремя, через несколько секунд новый взрыв раздался уже на крыше над нашим залом заседаний, и послышался грохот уже в самом зале.
Мы отбежали подальше от здания. Я взглянул на ту сторону Делавэра, покрытую клубами дыма; чуть поодаль находилась пристань, обычно используемая местным паромом, но сейчас там стояли два парохода, из труб которых валил черный дым. Я еще подумал – как я мог их не заметить, когда прибыл в Капитолий? Скорее всего, пары начали разводить только недавно, и у нас есть несколько минут, чтобы убраться отсюда.
– Джентльмены, соблюдаем спокойствие! – строго сказал Ладлоу. – Предлагаю продолжить заседание в другом месте, по возможности, не в Трентоне – кто бы нас ни обстреливал, скоро они будут здесь, а нам нужно поработать. Мы все еще законная власть в Нью-Джерси – мы, Палата представителей и губернатор, – но Палата не собиралась, а губернатор Мак-Клеллан, насколько мне известно, у себя дома в Нью-Брансуике. Я ему писал еще позавчера, но он тогда ответил, что не собирается вмешиваться в вашингтонские дела.
– Полагаю, что профессор Мак-Кош, ректор Колледжа Нью-Джерси у нас в Принстоне, позволит нам продолжить наше заседание в университетском Нассау-Холл, – неожиданно для себя сказал я. – Туда и ехать-то миль десять, а у всех у нас здесь экипажи. А к Мак-Клеллану можно будет послать человека из Принстона – оттуда в Нью-Брансуик миль пятнадцать или чуть больше.
– Господа, не задерживаемся, встречаемся в Принстоне у ворот перед Нассау-Холл. А вы, сенатор Марш, отправляйтесь к профессору Мак-Кошу. Я же заеду в казармы милиции и посмотрю, что там и как, – Трентон нам не удержать, но не хотелось бы отдавать весь штат без боя. Тем более, хотелось бы понять, что вообще происходит.
Профессор Мак-Кош жил в доме Маклина – так именовалась резиденция ректора в двух шагах от Нассау-Холла. Поручив кучеру отправиться ко мне домой, чтобы напоить и накормить лошадей, я постучался в дверь особняка. Открыл мне сам Джеймс, одетый, как обычно, в строгое облачение англиканского священника. Увидев меня, он улыбнулся и сказал со своим неповторимым шотландским акцентом.
– Кроуэлл? Заходи, рад тебя видеть. А мы с Изабеллой чай пьем. Присоединяйся!
Конечно, Мак-Кошу полагались слуги по дому, но ректор со своей очаровательной супругой, как правило, отпускали их перед чаепитием. Я вошел, поцеловал руку Изабелле Мак-Кош и сказал ее супругу:
– Джеймс, у меня, увы, срочное дело, – и я рассказал ему о происшедшем в Трентоне.
Джеймс нахмурился:
– То-то меня удивило, Кроуэлл, что у нас ясное небо, а с юга все время раздаются раскаты грома. Подожди, я сейчас возьму ключи от Нассау-Холла. Пойдем вместе. Нужно же мне будет открыть для вас ворота ограды, сам Холл и зал заседаний – именно там, вы же знаете, когда-то собирался Континентальный конгресс, когда Принстон стал временной столицей того, что позднее стало Североамериканскими Соединенными Штатами. Сейчас я обуюсь, и мы уже идем.
Но не успели мы выйти, как послышался конский топот, и сквозь окно, ведущее к газону перед Нассау-Холлом, мы увидели, как конный отряд в синей форме окружил находившихся у ограды сенаторов. Я хотел выбежать из дома, но Джеймс остановил меня рукой:
– Кроуэлл, оставайся здесь. Изабелла, налей нашему другу чаю, а я пойду узнаю, что там происходит. Ведь ты, такое у меня впечатление, единственный оставшийся на свободе сенатор. А это уже нечто.
– Но, Джеймс, ты не боишься?
– Меня они вряд ли тронут. Все-таки я не только ректор сего учебного заведения, в котором учились многие знаменитые мужи, но одновременно и священник. А вот тебя схватили бы сразу.
И действительно, когда Мак-Кош подошел к синим мундирам, к нему подъехал некий офицер, чуть поклонился ему и некоторое время с ним беседовал, после чего ректор вернулся в дом Маклина.
– Повезло, что их командир когда-то был моим студентом, – усмехнулся Мак-Кош. – Значит, так. По распоряжению действующего президента Камерона, Нью-Джерси включен в зону Второй Реконструкции.
Я попытался возмутиться, но Мак-Кош продолжил:
– Он меня попросил – иначе бы приказал, а может, и задержал – отдать ему ключи от всех зданий университета. Я ему их сейчас отнесу. Кроме того, он заинтересовался, не видел ли я беглецов. Так как ты таковым не являешься, – он улыбнулся своей хитрой улыбкой философа, – я честно ответил, что нет. Но я бы на твоем месте немедленно отбыл куда-нибудь подальше. А то, как мне кажется, рано или поздно они могут проверить, нет ли у меня гостей.
– Я тогда отправлюсь в Нью-Брансуик к губернатору.
– Наверное, ты прав. Но лучше верхом. И к своему дому не подходи – не удивлюсь, если тебя там уже ищут.
Мак-Кош написал пару слов на бумажке и протянул ее мне.
– Ты ведь знаешь, где университетские конюшни? Отдашь это конюху. Я ему написал, чтобы он выделил тебе коня и особо не распространялся об этом.
2 сентября (21 августа) 1878 года. Вокзал города Колумбии, Южная Каролина
Генерал армии Уильям Текумсе Шерман
Поезд замедлил ход, затем стук колес потихоньку затих, и я начал готовиться к выходу из вагона – встал, нацепил саблю, которую мне подал мой ординарец, надел шляпу, без которой я никогда не появлялся на людях. Неожиданно в вагон вломились люди в униформе странного цвета, с необычным оружием. Ничего похожего я раньше не видел. Это были короткие карабины со странными кривыми устройствами внизу. Неизвестные выглядели весьма решительно, и всем сразу стало ясно, что сопротивляться бессмысленно. Я со вздохом отстегнул только что надетую саблю и эфесом вперед протянул ее человеку, которого я посчитал старшим. Остальные офицеры штаба последовали моему примеру.
Старший – высокий светловолосый широкоскулый человек с насмешливым выражением лица – взял мою саблю, передал ее стоящему рядом с ним офицеру, а затем произнес на довольно хорошем английском языке:
– Господа, меня зовут майор Николай Лисицын. Я представляю Добровольческий корпус. Спешу вам сообщить хорошую новость. Вы все арестованы. Это касается и вас, генерал Шерман. Вы даже не можете представить себе, как мы желали встретиться с вами. Полагаю, господа, что вы будете вести себя благоразумно и не подвергнете свои жизни опасности. Сейчас мои люди осмотрят вас, избавив от оружия, которое вам теперь вряд ли понадобится. Так будет лучше и для вас, и для нас. А то, знаете, у некоторых порой сдают нервы…
Словно подтверждая его слова, в соседнем вагоне раздались глухие звуки, мало похожие на выстрелы. Будто там кто-то решил устроить пьянку и сразу откупорил дюжину бутылок шампанского. Потом я услышал писк, а майор поднес к уху небольшую черную коробочку. Подержав ее в таком положении с минуту, он что-то произнес на незнакомом мне языке, а затем повернулся ко мне.
– Вот видите, генерал, – произнес он, – не все ваши подчиненные оказались столь благоразумны, как вы. Они попытались посоревноваться с нами, кто быстрее выхватит оружие. Только, сразу вам скажу, джентльмены, это они сделали напрасно. Мои люди хорошо обучены и всегда стреляют первыми.
Проклятый майор повернулся к своему помощнику и что-то ему сказал. Солдаты взяли на изготовку свое оружие.
– А теперь, джентльмены, прошу вас по одному выйти из вагона. А вы, генерал, немного обождите. Вам положены особые апартаменты. Кроме того, с вами хочет поговорить мой командир.
Кто-то – судя по голосу, полковник Нельсон Майлс, сопровождавший меня в эту поездку – попытался возмутиться. Но русский майор – а я сразу понял, откуда он – лишь сардонически усмехнулся:
– Раньше надо было предъявлять претензии, полковник.
– И что все это значит? – на этот раз возмутился уже я.
– А то, что вам вряд ли удастся сжечь что-либо еще, – отчеканил майор Лисицын. – А теперь извольте пройти с нами, сэр, вам, как самому высокопоставленному из всех взятых здесь в плен, положен особый эскорт.
Меня вывели на запасные пути станции и указали на контору грузополучателей, которая до недавнего времени служила мне штабом.
– Генерал, вам придется обождать меня там, – сказал майор. – Я зайду к вам чуть позже.
По дороге, я тщательно обдумал свое бедственное положение. Попытаться спастись бегством мне вряд ли удастся. Меня сопровождали четверо русских с карабинами на изготовку. Как они умеют ими пользоваться, успели убедиться мои подчиненные – храбрые, но неразумные офицеры. Да примет Господь их души!
«Эх, и зачем я решил лично вернуться в эту проклятую Колумбию, оставив Оранжбург на генерала Альфреда Терри, моего подчиненного во время войн против индейцев сиу! Альфред – неплохой генерал, но лишь тогда, когда им командует толковый вышестоящий командир. Примерно, как Джордж Мак-Клеллан, который сейчас губернаторствует в Нью-Джерси. Тот очень даже хорошо показал себя в Мексике. Но, командуя обороной Вашингтона, он больше обращал внимание на муштру, чем на подготовку к боевым действиям. И если бы генерал мятежников Томас Джексон не погиб, эти проклятые конфедераты точно заняли бы Вашингтон, и история пошла бы по другому пути. Примерно так же и Терри – если ему точно поставить задачу, то он ее выполнит со всем прилежанием. Но если дела неожиданно пойдут не так, как он предполагал, то все может получиться очень даже хреново».
Однако в Оранжбурге неожиданностей для нас не предвиделось. Один из риджвиллских негров, работавший на нас, прибежал вчера вечером в город и сообщил, что к Форресту подошли «много-много, но не сильно много людей, масса» и что командует ими офицер в непонятном чине, который «белый, но негр».
Значит, нет у них никого стоящего, подумал тогда я, если у них даже офицеры – мулаты (а как можно было иначе понять сказанное: «белый, но негр»?). Тем более если подкреплением мятежников командует всего лишь какой-то офицер.
Я распорядился накануне устроить завалы на железной дороге, а также тщательно осмотреть и пристрелять дорогу, ведущую из Риджвилла. Наступающее вдоль железной дороги воинство Форреста напорется на меткий артиллерийский огонь. Полбатареи, занявшие огневые позиции в зарослях у поворота железной дороги, могли в случае необходимости ударить прямо в лоб подходящему поезду, которому в этом месте непременно бы пришлось замедлить ход – это в том случае, если им удастся разобрать завалы и найти новые рельсы и шпалы. Ведь я воспользовался опытом прошлой войны и велел солдатам на двух участках дороги устроить костер из шпал. На этом огне раскалять рельсы, после чего следовало закрутить их вокруг бревна, сделав абсолютно непригодными для дальнейшего использования.
Я усмехнулся про себя – такие рельсы мои солдаты называли Галстуками Шермана. Правда, потом, после капитуляции генерала Ли, на восстановление железных дорог Юга потребовалось более десяти лет – закончили большую часть аккурат к концу Первой Реконструкции, а некоторые не были восстановлены до сих пор. Но эти два участка были сравнительно короткими, и мои люди восстановят путь за пару часов, когда понадобится – главное, подвезти рельсы и шпалы из Колумбии.
Два рубежа обороны также были сооружены и тщательно оборудованы по моему приказу. Так что Терри должен справиться с поставленной ему задачей.
А в Колумбию я вернулся для подготовки наступления против мятежников. Завтра днем по железной дороге должна была прийти ко мне дивизия генерала Крука. В ней служат не негры-насильники (которых я, если честно, просто презирал), а хорошо обученные и вооруженные войска, многие с опытом войны против индейцев. Послезавтра должна подойти Пятая кавалерийская дивизия полковника Мерритта. И, кроме того, артиллерия, саперы, военные инженеры, а также боеприпасы – куда же без них.
Так что не позднее пятого числа вся эта махина придет в движение – и не позднее седьмого Чарльстон превратится в груду развалин, над которыми будет развеваться флаг с тридцати восемью звездами и тринадцатью полосами[48]. Да, именно развалин – на этот раз никто не сможет запретить мне наконец-то сжечь дотла это проклятое гнездо Конфедерации.
– Эй, парни, кого вы там ведете? – услышал я голос с отчетливым южным акцентом. Я очнулся от своих мрачных мыслей.
– Это военный преступник генерал Шерман, – откликнулся один из моих конвоиров.
– Ура! – раздались радостные крики. – Наконец-то попался этот мерзавец! Надо немедленно его вздернуть!
– Джентльмены, – укоризненно произнес один из конвоиров. – Пусть его судьбу решит суд. Поверьте, он ответит за все – за убийства, поджоги, за действия черных отрядов.
– Нет, зачем тратить на него время?! Отдайте его нам! – голоса становились все более настойчивыми. – Отдайте его нам!
Тут что-то ударило меня по голове, и я потерял сознание. В штабе, где я очнулся, после того как мне сунули под нос ватку, вонявшую так, что у меня из глаз потекли слезы, мне продемонстрировали кусок мрамора – как мне пояснили, те, кто хотел меня линчевать, подобрали его в развалинах одного из так и не восстановленных зданий, сожженных по моему приказу еще в 1865 году. И я понял одно – единственная моя надежда пожить подольше и умереть хотя бы на виселице, а не быть разорванным на клочья разъяренной толпой, – это сотрудничество с югороссами.
3 сентября (22 августа) 1878 года. Чарльстаун, штат Мэриленд
Полковник армии Конфедерации Джон Джампер, также известный как вождь семинолов Хемха Микко
Поставленная нам задача была простой: высадиться в порту Чарльстауна, чтобы подготовить его к приему главных сил полковника Рагуленко и заодно заблокировать любые попытки янки отбить порт.
Отряд наш состоял из моего Первого индейского кавалерийского полка, сотни русских казаков под началом есаула (что-то вроде нашего майора) Ивана Сидорова и пулеметно-минометного взвода югороссов под командованием лейтенанта Андрея Панченко. Командование же поручили мне – все-таки я полковник и, по словам Слона – так мы за глаза именовали полковника Рагуленко, – неплохо показал себя в Ирландии. Но тогда мой отряд состоял лишь из моих соплеменников, конных семинолов. Теперь же мне придали неполные сотни чероки, чокто и криков. К последним присоединились два десятка из племени осейдж. Таким образом, у меня под началом было почти шесть сотен, что позволяло назвать подчиненных мне воинов полком. Людей у меня могло бы быть намного больше, но очень многих по дороге из Индейской территории перехватили янки.