Меч королей

Позади Этельхельма расположились два священника на меринах и шестеро копейщиков на жеребцах. Копейщики явно оберегали Эльфверда и его дядю, как и всадник, чей рослый скакун стоял слева от Этельхельма. Всадник этот казался слишком большим даже для своего коня. Это был Ваормунд, по сравнению с грузной тушей которого другие всадники выглядели мелкотой. Кольчуга у него была потемневшая, щит с оленем в глубоких зарубках от клинков, а помятый шлем не имел нащечников. Он ухмылялся. Ваормунд был в своей стихии. Перед ним стояли вражеская «стена щитов», которую нужно сломать, и люди, которых надо убить. Не в силах дождаться, когда же начнется бойня, верзила спрыгнул, презрительно посмотрел на нас и сплюнул.

Потом вытащил меч. Это был Вздох Змея. Ваормунд извлек мой меч, и отразившийся от разводов на стальном лезвии солнечный зайчик ослепил меня. Верзила сплюнул еще раз, потом повернулся и вскинул Вздох Змея, салютуя Эльфверду.

— Государь! — взревел он.

Мне показалось, что Эльфверд хихикнул в ответ. А уж когда все войско подхватило хором «Государь! Государь!», он определенно смеялся. Воины горланили, продолжая молотить мечами по щитам до тех пор, пока Этельхельм не вскинул руку в кожаной перчатке, призывая к тишине, и вывел коня вперед.

— А ведь они не знают, что ты здесь, — вполголоса сказал мне Финан, имея в виду Ваормунда и остальных.

Я расстегнул нащечники, но держал щит высоко, наполовину скрывая лицо.

— Узнают, — процедил я.

— Но драться с Ваормундом буду я, — твердо заявил Финан. — Не ты.

— Жители Мерсии! — воззвал Этельхельм, потом выждал тишины.

Я заметил, как он бросил взгляд на западную стену и задержал его на миг: олдермен явно ждал сигнала о приближении войск Этельстана. Потом опять посмотрел на нас, не выдавая тревоги.

— Жители Мерсии! — снова провозгласил Этельхельм и кивком приказал знаменосцу выдвинуться вперед. Тот медленно помахал флагом — новым флагом, на котором олень Этельхельма главенствовал над драконом Уэссекса. Олдермен расстегнул золоченые нащечники шлема, чтобы люди могли видеть его узкое лицо: красивое и волевое, чисто выбритое и с глубоко посаженными карими глазами. — Сей флаг, — он указал на знамя, — это новый флаг Инглаланда! Это наш флаг, ваш и мой, стяг единой страны под властью единого короля!

— Короля Этельстана! — выкрикнул кто-то из наших рядов.

Этельхельм сделал вид, что не слышал этих слов. Он снова глянул на стены, потом безмятежно повернулся к нам.

— Одна страна! — зычно провозгласил он. — Это будет одна страна! Ваша и моя! Мы не враги! Наши враги — язычники, а где обитают язычники? Где правят ненавистные норманны? В Нортумбрии! Присоединяйтесь ко мне, и я обещаю, что каждый из вас получит свою долю богатств этой безбожной страны. Вы получите земли! Получите серебро! Получите женщин!

Эльфверд при этом осклабился и сказал что-то Ваормунду, и тот залился лающим смехом. Вздох Змея он по-прежнему держал в руке.

— Ваш король, — Этельхельм указал на ухмыляющегося племянника, — это король Уэссекса, Восточной Англии. Он предлагает вам прощение. Он предлагает вам жизнь! — И снова быстрый взгляд на дальнюю стену. — Вместе, — продолжил Этельхельм, — мы создадим единую страну для всех саксов!

— Всех христиан! — выкрикнул отец Ода.

Этельхельм посмотрел на него и наверняка узнал священника, сбежавшего в отвращении с его службы, но не выдал раздражения, а только улыбнулся.

— Отец Ода прав! — воскликнул он. — Мы создадим единую страну для всех христиан! Нортумбрия — это держава Гутфрита Язычника, и вместе мы завладеем ею, и вы, жители Мерсии, получите ее усадьбы, леса, стада и табуны, молодых женщин и пастбища!

Гутфрита? Гутфрита! Как в тумане я смотрел на Этельхельма. Гутфрит был братом Сигтригра, и если Гутфрит и вправду является королем, то, значит, Сигтригр, мой союзник, мертв. И если он мертв и это чума убила его, то кто еще умер в Эофервике? Наследником Сигтригра был мой внук, слишком юный, чтобы править, но неужто Гутфрит завладел троном?

— Господин! — прошептал Финан, толкнув меня сжимающей меч рукой.

— Сразившись со мной здесь, — продолжил Этельхельм, — вы выступите против помазанного Богом короля! Вы воюете за бастарда, рожденного от шлюхи! Но бросьте щиты и вложите мечи в ножны, и я дам вам землю и поведу против нашего настоящего врага, врага всего христианского Инглаланда! Я отдам вам Нортумбрию!

Он замолчал. Повисла тишина, и я понял, что воины Румвальда прислушиваются, почти уже готовы принять преподнесенную им Этельхельмом ложь за правду.

— Я дам вам богатство! — пообещал Этельхельм. — Я отдам вам земли Нортумбрии!

— Не тебе ими распоряжаться, — огрызнулся я. — Ты вероломный ублюдок, эрслинг, сын рябой потаскухи, кусок вонючего дерьма, ты лжец! — Финан пытался меня остановить, но я стряхнул его руку и вышел вперед. — Ты слизь из выгребной ямы! — Я плюнул в сторону Этельхельма. — И я раздам твои земли, все твои земли, народу Мерсии!

Олдермен воззрился на меня. Эльфверд и Ваормунд тоже глядели во все глаза, и постепенно до всех троих начало доходить, что хоть и растрепанный, но перед ними я, их враг. И клянусь, что я заметил, как на миг на лице у Этельхельма отразился страх. Страх пришел и ушел, но Этельхельм заставил коня податься назад. Он ничего не сказал.

— Я — Утред Беббанбургский! — обратился я к строю западных саксов. — Многие из вас сражались под моим знаменем. Мы сражались за Альфреда, за Эдуарда, за Уэссекс. Теперь же вам предстоит умирать за этот кусок куньего дерьма! — Я указал Осиным Жалом на Эльфверда.

— Убить его! — взвизгнул Эльфверд.

— Господин? — прорычал Ваормунд, обращаясь к хозяину.

— Убей его! — отрезал Этельхельм.

Я был вне себя от гнева. Гутфрит стал правителем? Горе снедало меня, грозя захлестнуть, но еще я чувствовал ярость. Ярость на то, что Этельхельм даже думать посмел о раздаче моих земель, а его вонючий племянничек может стать королем беббанбургских полей. Мне просто хотелось убивать.

Но Ваормунду тоже хотелось убивать. Он был крупнее, да и про его проворство в бою я тоже не забыл. Он обладал мастерством, необходимым для воина в обращении с мечом, копьем или секирой. Ваормунд был моложе, выше, сильнее и, вероятно, быстрее. Может, я и не уступил бы ему в скорости, если бы не был избит и меня не тащили по земле за его лошадью. Мое тело покрывали синяки, я страдал от боли и очень устал.

Но еще я был зол. То был холодный гнев, не дающий разрастись горю, гнев, жаждущий уничтожить Ваормунда и его репутацию, заработанную за мой счет. Верзила медленно шел ко мне, гравий ведущей к воротам дороги хрустел под его сапожищами, на изуродованном лице играла ухмылка. Щита у него не было, только мой меч.

Я бросил щит на дорогу, переложил Осиное Жало в левую руку, а правой вытащил взятый взаймы меч. Финан предпринял последнюю попытку остановить меня — шагнул ко мне и протянул руку.

— Назад, ирландская мразь, — проурчал Ваормунд. — Ты следующий.

— Мой бой, — сказал я Финану.

— Господин…

— Мой бой, — повторил я громче.


Медленно шагая навстречу противнику, я подумал о том, что Этельхельм допускает ошибку. Почему он ждет? Почему не попытался сразу сокрушить нас и закрыть ворота? А позволив Ваормунду сойтись со мной в поединке, он дает Этельстану дополнительное время, чтобы поспеть к нам. А быть может, Этельхельм знает больше меня, и высланные им через западные ворота воины уже сражаются с мерсийцами за стенами, и Этельстан слишком занят, чтобы прийти? Я снова обратил внимание, как Этельхельм посмотрел на стены, но опять на его лице не отразилось тревоги.

— Убей его, Ваормунд! — воскликнул олдермен.

— Искалечь его! — тонким голосом приказал Эльфверд. — Убью его я! Искалечь его для меня!

Ваормунд поманил меня левой рукой.

— Подойди! — проворковал он мне, будто ребенку. — Подойди и стань калекой.

Тогда я остановился и замер. Если Этельстан идет, мне нужно выиграть как можно больше времени. Поэтому я ждал. Пот разъедал глаза. Под шлемом было жарко. Все болело.

— Испугался? — спросил Ваормунд и рассмеялся. Потом повернулся к западным саксам, стоящим позади Этельхельма. — Он меня испугался! Вот Утред Беббанбургский! Один раз я уже побил его! Тащил его голого за хвостом своего коня! А вот его меч! — Он высоко поднял Вздох Змея. — Это хороший меч.

Верзила снова вперил в меня взгляд темных, жестоких, как у зверя, глаз.

— Ты не заслуживаешь такого клинка! — рявкнул он. — Ты трусливое дерьмо!

— Убей его! — призвал Этельхельм.

— Искалечь его! — пронзительным голоском вновь велел Эльфверд.

— Подходи, старик. — Ваормунд снова поманил меня. — Подходи!

Люди смотрели. Я не двигался. Меч я держал опущенным. У меча не было имени. Пот струился по моему лицу. Ваормунд бросился вперед.

Атаковал он внезапно и, для такого здоровяка, очень стремительно. В правой руке верзила сжимал Вздох Змея, левая оставалась свободной. Ему хотелось покончить со схваткой быстро. Я не облегчал эту задачу атакой, поэтому он решил напасть сам. Его расчет состоял в том, чтобы мощным ударом Вздоха Змея отбить в сторону мой меч, потом врезаться в меня всей своей массой, сбить с ног, обезоружить и отдать на милость Эльфверда. «Так сделай то, что его обескуражит», — сказал я себе и шагнул вправо, чего он и ожидал, а потом бросился прямо на него. Я ударил его левым плечом, и боль была яростной и резкой. Я надеялся, что Осиное Жало проткнет кольчугу, но противник в самый последний момент развернулся ко мне, и, когда мы столкнулись, клинок только скользнул ему по поясу. Я ощутил воняющее элем дыхание и смрад пропитавшейся потом кожаной поддевки доспеха. Это было все равно что наскочить на быка, но я приготовился к столкновению, а Ваормунд нет. Он слегка пошатнулся, но удержался на ногах, а потом быстро взмахнул Вздохом Змея. Я отразил удар Осиным Жалом и заметил, как левая его рука метнулась ко мне. Верзила еще не совсем обрел равновесие, и мне удалось шагнуть назад прежде, чем он схватил меня. Я развернулся и сделал выпад взятым взаймы мечом, но враг оказался слишком проворным и уклонился.

— Живее! — торопил Этельхельм. Он, верно, понял, что этот поединок — пустая трата времени. Времени, которого у него нет. Но олдермен сознавал также, что моя смерть подорвет дух мерсийцев и облегчит их избиение, поэтому не мешал Ваормунду убить меня. — Приятель, заканчивай с этим делом, — бросил он раздраженно.

— Кусок дерьма с севера, — выругался Ваормунд, а потом осклабился. — Они там на севере все сдохли! А скоро сдохнешь и ты.

Он приблизился на полшага, вскинув Вздох Змея, но я не пошевелился. Я следил за его глазами и понял, что это ложный ход. Ваормунд отступил.

— Хороший меч, — бросил он. — Куда лучше, чем заслуживает такой засранец, как ты.

Ваормунд двинулся на меня снова, на этот раз всерьез, сделал выпад Вздохом Змея и опять попытался сбить меня с ног своим весом, но я отвел Вздох Змея вправо длинным мечом, а сам шагнул влево. Верзила, поворачиваясь ко мне, рубанул с неудобной руки. Я встретил удар своим мечом, и сталь зазвенела о сталь. Потом я сместился вправо, еще ближе к нему, заходя под его руку с оружием, и, продолжая двигаться, нацелил Осиное Жало ему в живот.

Я понял в этот миг, что совершил ошибку и он меня одурачил. Я сделал именно то, чего хотел противник. Мне вдруг вспомнилась схватка на террасе над Темезом и как он ухватил меня за кольчугу. Это был его излюбленный прием. Враг подпускал меня поближе, чтобы схватить и встряхнуть, как терьер крысу. В этом маневре вес и сила дают ему решающий перевес. И вот теперь я оказался очень близко. Я проскальзывал мимо него, все еще забирая вправо, его левая ручища протянулась ко мне. Мне следовало бы отскочить, но мысль эта пришла слишком поздно, терять было нечего, поэтому я нанес укол саксом. Не обращая внимания на дикую боль в левом плече, я вогнал Осиное Жало со всей силой, какую смог собрать. Ох и тяжко дался мне этот укол, боль была просто ужасная. В стремлении вонзить клинок поглубже я застонал вслух, но продолжал давить вопреки всему.

Ваормунд уже хватал меня за нащечник, но Осиное Жало оказалось проворнее. Оно проткнуло кольчугу и кожу, прошло через толстый слой мышц и погрузилось на половину длины ему в брюхо. Пытающаяся достать меня рука упала, верзила, скривившись от боли, отпрянул так быстро, что вырвал из моей руки сакс, так и оставшийся торчать из его живота. Среди прорезанных клинком металлических колец проступила кровь.

— Ты медлителен, — сказал я, подавшись назад. Это были первые мои слова, обращенные к нему.

— Ублюдок, — процедил он и, не обращая внимания на сакс в потрохах, снова бросился на меня.

До того он держался презрительно, теперь же в нем осталась только ярость. Ваормунд рубил Вздохом Змея, нанося короткие свирепые удары, от которых мой клинок звенел. Я вынужден был пятиться перед необоримой силой его натиска. Но гнев разгорячил противника, затуманил рассудок, и его удары, хотя и чудовищной силы, не сложно было отражать. Я дразнил его: называл безмозглым куском дерьма, говорил, что мать испражнила его, а не родила, напомнил, что по всей Британии идет молва, что он лижет задницу Этельхельму.

— Червяк, ты подыхаешь, — насмехался я. — Меч в брюхе убивает тебя!

Ваормунд понимал, что, скорее всего, это так. Мне доводилось видеть людей, оправившихся от разных ужасных ран, но удар в живот, как правило, оказывался смертельным.

— Ты будешь умирать медленно и в муках, — обещал я ему. — А меня люди запомнят как человека, прикончившего Этельхельмова подлизу.

— Ублюдок! — Ваормунд едва не рыдал от ярости.

Он понимал, что почти неизбежно умрет, но жаждал убить меня и тем самым спасти свою репутацию. Я встретил очередной замах Вздоха Змея, и от силы этого удара рука моя задрожала. Вздох Змея поломал немало клинков, но каким-то чудом мой заемный меч до сих пор выдерживал все испытания. Ваормунд сделал быстрый выпад, я отскочил и едва не споткнулся о камень. Верзила теперь ревел, наполовину от ярости, наполовину от боли. Осиное Жало глубоко засело у него в кишках, терзая их, и кровь просачивалась через кольчугу и капала на землю. Ваормунд попытался вырвать меч, но плоть крепко держала клинок, и стало только хуже. Оставив все как есть, детина сделал новый выпад, но уже не такой быстрый. Я отвел его клинок в сторону и совершил ответный выпад, целя ему в лицо, но потом опустил меч и нанес удар по рукояти Осиного Жала. Ваормунду было больно, я видел это по его глазам. Он отшатнулся, покачнулся, потом обрел новую ярость и новую силу. Ваормунд наседал отчаянно, тесня меня одним мощным ударом за другим, крякая при каждом усилии. Часть из них я отражал, от иных уходил, довольствуясь тем, что Осиное Жало убивает врага медленно, тем самым даруя нам время. Ваормунд слабел, но запас его сил был таким огромным, что мне приходилось пятиться к «стене щитов» Румвальда. Увидев, как я вогнал Осиное Жало в брюхо Ваормунда, мерсийцы разразились криками, но теперь они молчали, завороженные мощью этого великана, способного с мечом в животе атаковать с такой сумасшедшей яростью. Ему было больно, двигался он все тяжелее, но при этом не оставлял попыток зарубить меня.

Потом на западе пропел рог. Настойчиво пропел. Он доносился со стен, и звук этот наполовину остановил Ваормунда.

— Давай! — взревел Этельхельм. — Давай!

Он обращался к своей «стене щитов», приказывая наступать, уничтожить нас, закрыть ворота.

Ваормунд обернулся на миг на голос хозяина, и мой взятый взаймы меч, лезвие которого было все в зазубринах от яростных атак Вздоха Змея, проскользнул под косматую бороду и вошел в горло. Кровь струей ударила в знойный воздух. Верзила, полностью обессиленный, повернулся ко мне и краткий миг просто смотрел с явным недоумением. Он открыл рот, собираясь сказать что-то, но кровь потекла у него по губам, и Ваормунд медленно упал на колени на пыльный гравий, пропитанный его кровью. Он все еще смотрел на меня, но теперь как будто умоляя сжалиться. Но во мне не было жалости. Я снова ударил по рукояти Осиного Жала, и Ваормунд заскулил, потом повалился набок.

— Убейте их всех! — ревел Этельхельм.

Мне едва хватило времени, чтобы уронить окровавленный заемный меч, наклониться и вырвать из слабеющих пальцев Ваормунда Вздох Змея. Потом я побежал или, точнее, «порысил» обратно к нашему строю, где Финан вручил мне брошенный мной щит. Снова загрохотали барабаны. Рог все еще тревожно гудел. А воины Уэссекса шли, чтобы убить нас.



Шли они медленно. Поэты уверяют, что люди бросаются в битву, стремясь к убийству, как влюбленный на свидание, но «стена щитов» — страшная штука. Воины из Уэссекса понимали, что яростный натиск не поможет и достичь главных ворот за нашей спиной они смогут, только держа плотный строй и сомкнув наложенные друг на друга краями щиты. Поэтому они шли неспешно, их настороженные и мрачные лица выглядывали поверх окованных железным ободом щитов с изображением оленя. У каждого третьего было укороченное копье, остальные вооружились саксами или секирами. Осиное Жало я оставил в брюхе у Ваормунда, а оно мне сгодилось бы. Длинный меч — не оружие для «стены щитов», но я сжимал Вздох Змея, и ему предстояло мне послужить.