Меч королей

— А где такой Херутсестер? — вполголоса спросил я.

— Я его выдумал, — честно признался священник. — Они не догадаются.

— Надеюсь, мы не опоздали! — крикнул воин со второго корабля. — Мерсийские девчонки нас уже заждались!

Он двинул бедрами, и его усталые гребцы с горем пополам издали клич. Два корабля ушли, превратившись всего лишь в тени на залитой лунном светом реке.

Город мы почуяли за несколько миль. Я смотрел на север, в надежде различить зарево костров Мереваля, но ничего не видел. Да если честно, и не ожидал. Пустоши лежали далеко, а вот Лунден постепенно приближался. Прилив завершался, и, проходя мимо восточного городского бастиона, мы налегали на большие весла. На бастионе горел факел, я разглядел бордовый плащ и красный отблеск на наконечнике копья. Пристани, как обычно, были заполнены судами. Один длинный корабль с крестом на высоком штевне стоял на причале у каменной стены близ дома, где жили мы с Гизелой. Я был уверен, что это корабль Ваормунда, но на террасе никого не заметил. Через щели в ставнях дома пробивался свет. Затем мы прошли дальше, и до меня донеслись голоса гуляк, горланящих песни в таверне «Мертвый дан». Миновав таверну, я стал подыскивать на пристанях место, где приткнуться. Пустой стоянки не оказалось, поэтому мы причалили к бортам других кораблей. Мы пришвартовали наши неуклюжие посудины к стоящим у берега судам. Из-под рулевой площадки одного из кораблей выполз человек.

— Вы кто такие? — раздраженно осведомился он.

— Войска их Херутсестера, — заявил я.

— А где это, Херутсестер?

— Севернее Эрслинга, — был мой ответ.

— Весельчак, — проворчал он. Потом, убедившись, что Видарр не причиняет никакого вреда его кораблю, только швартует наш, снова отправился на боковую.

На пристанях стояли часовые, но довольно далеко. Те же, кто наблюдал за нашим прибытием, не проявили особого интереса. Один дозорный прогулялся по длинной пристани, освещаемой факелами, вставленными в скобы в береговой стене. Он посмотрел через суда, к которым мы причалили, увидел, что баржи полны воинов, причем многие в приметных красных плащах, и спокойно вернулся на свой пост. Было очевидно, что в нашем появлении никто не видит ничего примечательного: мы выглядели просто запоздавшим ополчением Этельхельма из его владений в Восточной Англии.

— Интересно, сколько тут войск? — спросил у меня отец Ода.

— Слишком много.

— Спешишь ободрить? — отозвался поп, осеняя себя крестом. — Нам нужно знать, что происходит.

— Происходит то, что Этельхельм сосредотачивает самую мощную армию, какую только способен собрать, — проворчал я. — Может, две или три тысячи воинов, а то и больше.

— Трудновато ему будет прокормить эту ораву, — заметил Ода.

Это верно. Снабдить провиантом такую армию куда труднее, чем собрать.

— Вполне возможно, он планирует вскоре выступить, — предположил я. — Потом задавит Этельстана числом, и конец всему.

— Хорошо бы убедиться, что это так. — Не говоря больше ни слова, священник перелез на соседний корабль.

— Ты куда собрался? — окликнул я его.

— За новостями, понятное дело.

Он перебрался через два отделяющих нас от пристани корабля и направился к ближайшей группе часовых. Поговорив с ними довольно долго, Ода сотворил крестное знамение, видимо благословляя их, и пошел назад. Я помог ему подняться к нам на палубу.

— Часовые из восточных англов, — сообщил поп. — И они ропщут. Лорд Варин мертв.

— Ты, похоже, тоже расстроен.

— Я не питал к Варину неприязни, — уклончиво ответил отец Ода. Он отряхнул черную рясу и присел на низкий планширь баржи. — Варин не был плохим человеком, но его казнили за то, что он дал тебе сбежать. Едва ли он заслуживал такой судьбы.

— Казнили? Из-за меня?

— Ты вроде как удивлен?

— Еще бы!

Ода пожал плечами:

— Этельхельму известно, что ты поклялся убить его. Он боится этой клятвы.

— Боится клятвы язычника?

— Клятва язычника наделена дьявольской силой, — заявил Ода резко. — А человеку следует опасаться Сатаны.

Я посмотрел на другую сторону реки, где несколько мерцающих огоньков выдавали местоположение поселения на южном берегу.

— Если за мое бегство наказывают смертью, то Этельхельм наверняка казнит и Ваормунда? — заметил я.

Ода мотнул головой.

— Ваормунд — любимчик лорда Этельхельма, а Варин нет. Ваормунд — западный сакс, а Варин — нет. — Священник помедлил, глядя на воду.

Мы находились значительно ниже моста, но мне все равно хорошо было слышно, как река беспрестанно шумит, прорываясь между его узкими арками.

— Казнить его дали мальчишке, — мрачно продолжил Ода.


— Эльфверду?

— Лорда Варина привязали к столбу, а юнцу дали меч. Управился он не быстро. — Священник перекрестился. — Воинов заставили смотреть и предупредили их, что это заслуженное наказание за недостаточную бдительность. Лорда Варина не удостоили даже христианских похорон! Труп его бросили собакам, а что не сожрали псы, предали огню. В голове не укладывается, что Эльфверд — внук короля Альфреда! — Последние слова он произнес с горечью, потом добавил, как бы спохватившись: — Часовые считают, что армия скоро выступит.

— Ну конечно выступит.

Собрав мощную армию, Этельхельм должен кормить ее, а простейший способ сделать это — вторгнуться в Мерсию и взять всю провизию, какая найдется. На данный момент войско живет припасами, найденными на лунденских складах, и на том, что воины принесли с собой, но довольно скоро наступит голод. Без сомнения, Этельхельм еще надеется, что Этельстан нападет на Лунден, теряя мерсийцев под крепостными стенами. Только вот Этельстан не спешил облагодетельствовать противника, так что олдермену предстояло покинуть город и попытаться разбить врага в бою. И у западных саксов имелись все основания рассчитывать на победу. Их армия больше, намного больше, и вскоре эта армия отправится в поход.

— Сигналом должны послужить городские колокола, — продолжил отец Ода. — Когда они зазвонят, войска начнут стягиваться к старому форту.

— Готовые выступить, — проворчал я.

— Так и есть, — подтвердил священник. — Но это недовольная армия.

— Недовольная?

— Западные саксы обращаются с восточными англами как с рабами, да и христиане возмущаются.

— Они-то из-за чего? — Я невесело усмехнулся.

— Из-за архиепископа, — начал Ода, но осекся.

— Ательма?

— Говорят, его держат пленником здесь, во дворце. Почетным, видимо. — Он помедлил, нахмурившись. — И тем не менее поднять руку на служителя Божия!

Я давно подозревал, что архиепископ Контварабургский Ательм находится в оппозиции Этельхельму и его семейству, хотя и сам состоял с олдерменом в отдаленном родстве. Возможно, как раз в родстве и крылся ключ к его враждебности: он слишком хорошо знал Этельхельма и его племянника.

— Они не посмеют убить архиепископа, — предположил я.

— Еще как посмеют, — возразил Ода. — Скажут, что Ательм заболел. — Он снова перекрестился. — А потом сообщат, что он умер от горячки. Кто докажет, что это ложь? Но этого еще не случилось. Им нужно, чтобы архиепископ возложил на голову юнца шлем.

Эльфверд не мог считаться полноценным королем, пока не проведена церемония коронации, и Этельхельм наверняка настаивал, чтобы инкрустированный драгоценными камнями шлем Уэссекса возложил именно архиепископ Ательм. Участие в церемонии прелата меньшего ранга поставит под вопрос легитимность Эльфверда.

— Витан уже собирался? — уточнил я.

Прежде чем получить королевский шлем, Эльфверду требовалось одобрение витана.

— Кто знает? — Ода пожал плечами. — Может, и собирался. Но я подозреваю, что Этельхельм хочет созвать витан всех трех королевств и провозгласить Эльфверда королем всех саксов.

Священник нахмурился и обернулся, услышав громкие крики со стороны часовых, но это просто подошли две девицы. Шлюхи из какой-нибудь портовой таверны.

— Этельхельм опирается, само собой, на поддержку западносаксонских лордов, — продолжил Ода. — Восточные англы слишком запуганы для сопротивления, а чтобы привлечь на свою сторону мерсийцев, он должен сокрушить Этельстана. Как только это произойдет, он перебьет тех из мерсийских лордов, кто осмелится возражать ему, и раздаст их владения новым людям. Тогда род Этельхельма будет править всем Инглаландом.

— Но не Нортумбрией! — прорычал я.

— И как ты сумеешь отразить его вторжение? По силам тебе созвать три тысячи воинов?

— Нет. Даже половины от этого числа не соберу, — признал я.

— А он, вполне вероятно, приведет больше чем три тысячи, — сказал священник. — Что тогда ты будешь делать? Думаешь, стены Беббанбурга окажутся не по зубам таким полчищам?

— Этого не случится.

— Нет?

— Потому что завтра я убью Этельхельма, — заявил я.

— Не сегодня ночью?

— Завтра, — отрезал я.

Ода вопросительно вскинул бровь, но промолчал.

— Люди Хеорстана сообщили Этельхельму, что нас следует ожидать завтра, — пояснил я. — Он думает, что я попытаюсь пробиться через северные ворота, поэтому враги сосредоточат все внимание на укреплениях, обращенных к северу.

— То есть завтра они будут настороже, — заметил Ода.

— Как и сегодня ночью.

Ночь — это время, когда пробуждается зло, когда призраки и тени наполняют мир, когда страх смерти ощущается человеком наиболее остро. Этельхельм и Эльфверд скрываются в глубине дворца, стражники в красных плащах окружают их. Ни одному чужаку не позволят войти под дворцовую арку, если только он не принес чрезвычайной важности послание, но и тогда его разоружат перед воротами. Коридоры и залы полны воинов, как из дружины Этельхельма, так и королевской. Даже сумев пробиться через ворота, мы оказались бы в лабиринте переходов и дворов, кишащих врагами. С наступлением утра, когда злые духи уползут обратно в свои логова, двери дворца распахнутся, и Этельхельм наверняка отправится на свой наблюдательный пост на северной стене. Именно там я его и найду.

— И каким же образом ты завтра его убьешь? — поинтересовался Ода.