Меч королей

— А теперь поведай, — вмешался Хеорстан, в тоне которого по-прежнему звучал вызов, — как мы это сделаем.

И я ему поведал.



— Я был очень крупным младенцем, — сообщил мне Финан позже в тот день.

— Очень крупным? — Я недоуменно уставился на него.

— Так моя матушка говорила! По ее словам, это было все равно что поросенка родить. Бедная женщина. Рассказывают, она жутко визжала, производя меня на свет.

— Какая ценная информация, — съехидничал я.

— А на самом деле я не такой уж и здоровяк получился. Не чета тебе, верзила!

— Скорее хорек, чем поросенок, — заметил я.

— Присутствовала при моем рождении одна мудрая женщина, — продолжил Финан, не обратив внимания на мою иронию. — Она умела читать по крови.

— Как это?

— Ну, видеть будущее, понятное дело! Она посмотрела на кровь на моем крошечном тельце, прежде чем меня обмыли.

— На крошечном тельце, — повторил я и рассмеялся. От хохота заныли переломанные ребра. — Но это ведь колдовство, а мне казалось, что ирландцы сплошь христиане?

— Христиане. Мы просто не прочь приправить христианство щепоткой безобидного колдовства. — Он усмехнулся. — Та женщина сказала, что я проживу долгую жизнь и умру в собственной постели.

— Так и сказала?

— Именно так, — подтвердил Финан. — А та мудрая женщина никогда не ошибалась! А едва ли у меня найдется в Лундене собственная постель, а?

— Держись подальше от кроватей и будешь жить вечно, — посоветовал я. «А мне следует избегать ячменных полей», — мелькнула у меня мысль.

Я понимал, чего ради Финан рассказал мне о пророчестве той мудрой женщины. Он старался приободрить меня. Старый друг знал, что я не хочу возвращаться в Лунден, а Мереваля побуждаю атаковать только потому, что люди ждут, что я поведу их в бой. На самом же деле я хотел всего лишь вернуться домой: поскакать по большой дороге в Нортумбрию и обрести безопасность под защитой беббанбургских стен.

Но, стремясь к покою родных владений, я также желал и восстановить честь. Я был унижен, а мой меч похищен. Финан, постоянно подбивавший меня вернуться домой, теперь призывал снова пойти в бой. Крылось ли дело и в его чести тоже?

— Это очень опасно, — напомнил я ему.

— Еще бы не опасно! Вся жизнь опасна! Но разве мы позволим этому ублюдку Ваормунду похваляться, что он победил тебя?

Я не ответил, но думал о том, что всем суждено умереть, а когда мы умрем, от нас останется только честь. Так что, хочу я того или нет, мне предстояло идти в Лунден.

Именно поэтому сто восемьдесят из подчиненных Мереваля принялись тем вечером скоблить щиты. Достаточного количества извести, а уж тем более смолы при нас не имелось, так что, вместо того чтобы перекрасить щиты, воины соскабливали с них ножами и теслами эмблему Этельстана в виде дракона с молнией в лапах. Когда ивовые доски были полностью вычищены, при помощи раскаленного клейма на белесой древесине выжгли кресты. Символ получился грубоватый, не то что три короны, с которыми щеголяли восточные англы, и не прыгающий олень Этельхельма, но это было лучшее, что я смог придумать. Даже мне самому придется нести щит с христианским символом.

Дело в том, что нам предстояло отправиться в Лунден под видом восточных англов, прибывших на пополнение растущего гарнизона. Мереваль и Хеорстан возражали против плана, но их настойчивость ослабела, когда другие командиры как один высказались за то, чтобы атаковать, а не сидеть в Верламесестере. Окончательно убедили их два довода, и оба привел я, хотя в глубине сердца ни в один из них не верил. Я хотел отправиться домой, но меня связывала клятва и желание вернуть Вздох Змея.

Первый довод заключался в том, что, пока мы ждем, войско Этельхельма неотвратимо набирает силу. Это была правда, хотя гарнизон Лундена и так пугающе превосходил нас. Мереваль выделил мне сто восемьдесят человек, и нам предстояло напасть на город, в котором размещалась по меньшей мере тысяча, а то и две воинов.

Такой перевес любого отвратил бы от идеи следовать за мной, но я привел второй довод, который убедил сомневающихся. Я рассказал про восточных англов, с коими встречался в «Мертвом дане», и об их нежелании воевать.

— Они там находятся только по приказу своего лорда, а не потому, что хотят драться, — сказал я.

— Но это не означает, что драться они не станут, — заметил Мереваль.

— Чего ради? — возразил я. — Западных саксов они ненавидят! Какая армия последней вторгалась в Восточную Англию?

— Уэссекская.

— А Восточная Англия — страна гордая, — напирал я. — Она лишилась короля, ею правили даны, но теперь Уэссекс дал им короля, и он местным не нравится.

— А мы понравимся им больше? — усомнился Мереваль.

— Они объединятся с врагом своего врага, — заявил я. Именно в это утверждение я и не особо верил.

Вполне вероятно, что часть восточных англов действительно перейдет на сторону Мерсии, тогда как остальные предпочтут не воевать вовсе. Однако сложно убедить людей восстать против своего господина. Они держат от него землю, обращаются к лорду за провизией в трудные времена, за серебром во времена хорошие, и даже, если лорд служит жестокому и подлому королю, он остается их господином. Быть может, особого рвения в бою они не проявят, но сражаться будут. Мне эта правда была известна, и Меревалю тоже, но в конце концов его удалось убедить. А может быть, убедили его вовсе не мои доводы, а пламенная речь отца Оды.

— Я из Восточной Англии, и я дан, — начал он. При этих словах послышался ропот, но Ода, высокий и строгий, даже бровью не повел. В нем ощущались сила и властность, и ропот постепенно стих. — Меня воспитывали как язычника, но милостью Господа нашего Иисуса Христа я отыскал дорогу к Его престолу и стал одним из Его служителей. Мой народ — христиане! У меня нет отечества. Я сбежал из Восточной Англии, чтобы жить в Уэссексе, где служил в доме Этельхельма. — Тут люди снова загудели, но негромко и замолчали сразу же, как только Ода воздел руку. — И в доме Этельхельма, — продолжил он, убедившись, что его слышат во всех концах площади, — я заглянул в лицо зла. Я видел лорда без чести и принца, в коего вселился дьявол. Эльфверд, — это имя сорвалось с уст Оды как плевок, — мальчик жестокий, мальчик лживый и грешный! Я снова сбежал, на этот раз в Мерсию, где нашел принца боголюбивого, человека чести. Я нашел короля Этельстана!

Теперь слушатели загудели одобрительно, но Ода снова вскинул руку, призывая к тишине, и продолжил:

— Восточные англы будут воевать! Но что такое Восточная Англия? Разве это страна? Ее последний саксонский король умер поколение назад, ею правили даны, а теперь западные саксы! Это народ без страны, но желающий ее обрести. В Писании святой Петр говорит нам, что не имеющие своей страны принадлежат к стране Божьей. И в той стране Бог наш господин и наш правитель, а Этельстан Мерсийский — орудие в руках Его. И обездоленные из Восточной Англии пойдут за нами! Они будут сражаться за нашего Бога, потому что хотят жить в Божьей стране и быть Божьим народом. Таким, как мы!

Я только ошеломленно смотрел, как люди встают и разражаются восторженными криками. Мне не потребовалось больше ничего говорить, потому как отчаянная вылазка горстки воинов в Лунден превратилась вдруг в священную миссию. Дай людям волю, они поскакали бы в Лунден в тот же самый миг, в ожидании, что восточноанглийские войска Этельхельма переметнутся к нам, едва завидев наши знамена.


Даже Мереваль позволил себя убедить, хотя врожденная его осторожность никуда не делась.

— Мы можем победить, если Бог с нами, — допустил он. — Но король Этельстан должен знать.

— Ну так сообщи ему.

— Я уже отправил гонца.

— Этельстан может отменить поход? — с вызовом спросил я.

— Если пожелает, то да.

— И нам придется ждать его ответа? Ждать, пока его советники наспорятся всласть?

Тон мой был язвительным, но в душе я наполовину хотел, чтобы Этельстан запретил это безумие. Но отец Ода снова воззвал к решимости.

— Я убежден, что Бог дарует нам победу, — заявил он Меревалю. — Даже если нас поведет язычник.

— Даже под моим началом? — уточнил я.

— Именно. — Священник произнес это так, как если бы ему под нос сунули что-то зловонное.

— Ты уверен, что такова Божья воля? — спросил у него Мереваль.

— Я знаю, что это Божья воля, — с жаром сказал Ода.

Вот так и получилось, что воины принялись соскребать краску со щитов и выжигать кресты на ивовых досках. Я же, глядя на них, спрашивал себя, не совершаю ли очередную ужасную ошибку. Враги в Лундене были многочисленны, мне же Мереваль выделил всего сто восемьдесят человек. Здравый смысл говорил, что я опрометчивый идиот, но стоило мне поддаться искушению и почти отказаться от дурацкого замысла, как тихий голосок принимался нашептывать, что успех возможен.

Этельхельм собирал войска в Лундене, потому что находился в безопасности под защитой крепких римских стен в городе достаточно большом, чтобы вместить его растущее войско. И он, без сомнения, надеялся, что Этельстан нападет на него там, ибо нет способа быстрее уничтожить неприятельскую армию, чем заставить ее лезть на каменные стены. Этельстан бросит своих людей на римские бастионы, и сотни их погибнут; уцелевших обратят в бегство и примутся истреблять на всей территории Мерсии. Эльфверд усядется на престолы Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии и назовет их Инглаландом, а потом поведет новую, еще более многочисленную армию на завоевание моей родной Нортумбрии.

Но сила не только в числе. Люди из Восточной Англии могли следовать за Этельхельмом и признавать его племянника королем, но не любили ни того ни другого. Большинство восточных англов повиновались призыву Этельхельма, потому что ослушание грозило наказанием. Будучи побежденным народом, они питали враждебность к своим победителям. Если мне удастся проникнуть в центр Лундена и вырезать сердце Этельхельмовой армии, восточные англы не станут мне мстить. Однако половину лунденского гарнизона составляют западные саксы. Как поведут себя они? Неизвестно. Я знал, что многие из западносаксонских лордов возмущены богатством и амбициями Этельхельма и презирают Эльфверда как глупого и порочного юнца, но примут ли они сторону Этельстана?

Существовал шанс, пусть и ничтожно малый, что внезапный удар в самое сердце Лундена сможет решить проблему, созданную завещанием Эдуарда. Только вот истинная причина моего желания вернуться туда — присутствие в городе моего врага. Врага, унизившего меня. Врага, наверняка похваляющегося своим триумфом над Утредом Беббанбургским. Врага, захватившего мой меч.

Я шел мстить.



В тот вечер, когда мы скоблили и клеймили щиты, Финана со мной не было. Его с двумя нашими людьми и парой воинов Бритвульфа я оправил наблюдать за дорогой на Лунден. Велел им спрятаться рядом с трактом всего в двух милях к югу от Верламесестера. Там они и нашли густые заросли терновника, обещавшие надежное укрытие. Дозорные вернулись не прежде чем солнце склонилось к западу, отбрасывая длинные тени от стен Верламесестера.

Я был в господском доме с Меревалем, Хеорстаном и Бритвульфом. Старшие командиры нервничали. Вдохновленный пламенной проповедью отца Оды, Мереваль принял мой план, но теперь занимался исключительно тем, что выискивал в нем изъяны: противник слишком силен, стены Лундена слишком высоки, шанс на успех слишком мал. Хеорстан с ним соглашался, но не питал такой уверенности в нашей неудаче.

— У лорда Утреда слава победителя, — сказал он, склонив передо мной голову. — Быть может, нам стоит на него положиться?

Мереваль бросил на меня озабоченный взгляд.

— Если тебя разобьют до того, как я смогу ввести войска в город? — с сомнением спросил он.

— Я погибну, — отрезал я.

— И Бритвульф со своими людьми погибнет вместе с тобой, — уныло произнес Мереваль, — а за них отвечаю я.

— Мы застигнем врагов врасплох, — давил я. — Нападем ночью, когда бо́льшая их часть будет спать, — так же как сделали они сами. Проникнув внутрь, мы откроем ворота для тебя и твоих людей.

— Если ты станешь брать ворота приступом… — начал было Мереваль.

— Не буду! — перебил его я. — Караульные примут нас за отряд восточных англов, идущий на подкрепление.

— После наступления темноты? — Он указывал на слабые места плана, и, если говорить по правде, их было множество. — Люди, как правило, не путешествуют по ночам. Что, если караульные откажутся открыть ворота?

— Тогда мы подождем до утра. По сути, при свете дня будет даже проще. У нас ведь кресты на щитах. Нам останется только убедить их, что мы восточные англы, а не мерсийцы.

В этот самый миг в зал вошли Финан и один из воинов Бритвульфа. Оба буквально валились с ног, но Финан широко улыбался. Мы молча ждали, когда они подойдут ближе.

— Шестеро, — доложил ирландец, присоединившись к нам.

Мереваль недоуменно посмотрел на него, но я не дал ему времени задать вопрос Финану.

— Вас не заметили? — спросил я.

— Они скакали слишком быстро. — Финан взял со стола полупустой кувшин с элем и отхлебнул, потом предложил выпить своему спутнику. — И ничего не видели.

— Нас никто не заметил, — подтвердил воин Бритвульфа.