Меч королей

— И ты женат на его родной сестре-близняшке, — напомнил я.

— Полагаешь, это его остановит? — Сигтригр сердито зыркнул на меня.

Прежде он был женат на моей дочери, которая погибла, защищая Эофервик. После ее смерти король Эдуард под угрозой вторжения в Нортумбрию вынудил Сигтригра жениться на Эдгит. Подпираемый другими противниками, зять согласился. Эдуард провозгласил этот брак символом примирения между саксонскими государствами и подвластной норманнам Нортумбрии, но только глупец не понимал, что истинной его целью было поместить христианскую королеву-саксонку на трон вражеской страны. Если Сигтригр умрет, то его сын, мой внук, будет слишком юн, чтобы принять бразды правления. Даны и норманны никогда не признают благочестивую Эдгит своей правительницей и посадят на престол Нортумбрии кого-то из своих, тем самым дав саксам повод для нападения. Под предлогом восстановления Эдгит на ее законном месте они приберут Нортумбрию, мою страну, к рукам.

Все это было так. И тем не менее я собирался выступить на юг.

Я дал клятву не только Этельстану, но и Этельфлэд, дочери короля Альфреда, которая была не просто моей любовницей, но я ей очень дорожил. Я обещал защищать Этельстана и убить его врагов после того, как умрет король Эдуард. А если человек нарушает клятву, он теряет честь. При жизни мы можем иметь многое: знатное происхождение, земли, успех. И у меня все это было. Но после смерти нам предстоит путь в загробный мир, и туда мы сможем забрать лишь свою репутацию, а у человека без чести нет репутации. Я решил сдержать клятву.

— Сколько людей ты берешь с собой? — спросил Сигтригр.

— Всего сорок.

— Всего сорок! — с сарказмом повторил он. — А что, если нападет Константин Шотландский?

— Не нападет. У него руки связаны дракой с Овейном из Страт-Клоты.

— А норманны на западе? — допытывался зять.

— Ты побил их в прошлом году.

— А у них новые вожаки, и корабли продолжают прибывать!

— Значит, побьем их в следующем году, — отрезал я.

Сигтригр снова сел, и двое волкодавов подскочили к нему, чтобы хозяин их погладил.

— Мой младший брат приплыл из Ирландии, — сообщил он.

— Брат? — Я знал, что у Сигтригра есть брат, но зять редко вспоминал о нем, и у меня сложилось впечатление, что он до сих пор в Ирландии.

— Гутфрит, — процедил он имя. — Он рассчитывает, что я стану одевать и кормить его.

Я обвел глазами большой зал, ловя взгляды приближенных Сигтригра:

— Он здесь?

— В борделе, скорее всего. Так ты все-таки идешь на юг? — проворчал Сигтригр.

Он выглядел стариком, хотя был моложе меня. Его некогда красивое, несмотря на недостающий глаз, лицо покрылось морщинами, волосы поседели и поблекли, борода поредела. Новой королевы во дворце я не встретил, — по слухам, большую часть времени та проводила в основанном ею в городе монастыре. Ребенка Сигтригру она до сих пор не родила.

— Мы идем на юг, — подтвердил я.

— Откуда и грозят нам главные беды. Только не езжай через Линдкольн, — уныло посоветовал он.

— Почему?

— Говорят, что там чума.

Финан, стоявший рядом со мной, перекрестился.

— Я обойду Линдкольн, — довольно громко пообещал я: поблизости находилось около дюжины слуг и дружинников, и мне хотелось, чтобы они услышали мои слова. — Мы воспользуемся западной дорогой через Мамесестер.

— И возвращайся поскорее, — пробормотал Сигтригр. — Живой.

Он сказал это искренне, но словно нехотя. Мы выехали на следующее утро.



У меня не было намерения пользоваться для пути на юг какой-либо из дорог, но я хотел, чтобы весь двор услышал мои слова. У Этельхельма были при дворе Сигтригра соглядатаи, вот пусть теперь сторожат римские дороги, ведущие из Нортумбрии на юг, в Уэссекс.

В Эофервик я поехал, считая своим долгом известить Сигтригра, однако, пока мы были в пути, Берг вел «Сперхафок» вдоль побережья к укромной гавани на северном берегу Хамбра, где ему предстояло ждать нас.

Рано поутру на следующий день после нашего разговора с Сигтригром, с больной из-за обильных возлияний головой, я выехал со своими пятью спутниками из города. Мы поскакали на юг, но, как только стены Эофервика скрылись из виду, свернули на восток и тем же вечером нашли «Сперхафок» с его командой из сорока воинов, стоявший на якоре во время отлива. На следующее утро я отослал шестерых отвести коней в Беббанбург, с остальными же вышел в море.

Этельхельму донесут, что я побывал в Эофервике и покинул город через южные ворота. Наверняка он решит, что я направился в Мерсию к Этельстану, но озадачится, почему со мной всего пять человек. Я хотел, чтобы он нервничал и искал везде, где меня нет.

Своими планами я не поделился ни с кем: ни с Эдит, ни с сыном, ни даже с Финаном. Эдит и Финан ожидали моей поездки на юг после смерти Эдуарда. Но король был еще жив, а я вдруг уже поспешно засобирался.

— Что сказал тебе священник? — поинтересовался Финан, пока «Сперхафок» шел вдоль берега под летним ветром.

— Что мне нужно ехать на юг.

— И когда мы туда доберемся, что будем делать?


— Хотел бы я сам знать.

Ирландец рассмеялся:

— Мы, сорок человек, пойдем войной на Уэссекс? — Он кивнул на набитое людьми чрево «Сперхафока».

— Нас больше чем сорок, — возразил я.

Я смотрел на залитое солнцем море, расступающееся перед узким корпусом «Сперхафока». Лучшей погоды и не представишь. У нас был ветер, чтобы наполнять парус, и море, по которому плыть; море это искрилось в солнечном свете гладью, нарушаемой только барашками пены на гребнях волн. Такая погода должна служить добрым предзнаменованием, но у меня на душе лежал камень. Я отправился в поход, повинуясь порыву, цепляясь за то, что показалось шансом, но теперь меня грызли сомнения. Пальцы нащупали висящий на шее молот Тора.

— Поп передал мне сообщение от Эдгифу[4], — признался я Финану.

На миг он растерялся, потом вспомнил имя.

— Пахнущие лавандой титьки! — воскликнул мой друг.

Я хмыкнул, припомнив, как поведал однажды Финану, что грудь у Эдгифу источала аромат лаванды. Эдит рассказала, что многие женщины добавляют лаванду в животный воск и натирают впадину между грудями.

— Да, сиськи у Эдгифу пахли лавандой, — подтвердил я слова Финана. — И она просит о помощи.

Ирландец уставился на меня.

— Иисус на кресте! — выдавил он наконец. — Бога ради, мы что вообще делаем?

— Идем искать Эдгифу, разумеется.

Финан продолжал таращиться на меня:

— Но почему она обратилась к нам?

— А к кому еще?

— Да к кому угодно!

Я покачал головой:

— У нее мало друзей в Уэссексе, а в Мерсии и в Восточной Англии их вообще нет. Она в отчаянии.

— А с какой стати ей просить помощи у тебя?

— Ей известно, что я враг ее врага.

— Этельхельма.

— Который ее ненавидит.

Ненависть эту было легко объяснить. Эдуард повстречал Эдгифу, когда был еще женат на Эльфлэд, сестре Этельхельма и матери Эльфверда. Новая женщина, моложе и красивее, одержала победу, узурпировав место Эльфлэд на королевском ложе и сумев добиться от Эдуарда титула королевы Мерсии. К вящей ненависти олдермена, она родила Эдуарду двух сыновей, Эдмунда и Эдреда. Оба были еще младенцами, но старший, Эдмунд, мог выступить претендентом на трон, потому что Этельстан считался незаконнорожденным, а Эльфверд, как многие убедились, был слишком глуп, жесток и непредсказуем, чтобы стать новым королем. Этельхельм осознал угрозу будущему своего племянника, и Эдгифу в своем отчаянии отрядила священника в Беббанбург.

— Она знает, что готовит для нее Этельхельм, — объяснил я Финану.

— Знает?

— У нее есть лазутчики, как и у него, и они доложили ей, что, как только Эдуард умрет, Этельхельм увезет ее в Вилтунскир. Ее поместят в монастырь, а детей пристроят ко двору Этельхельма.

— Что означает, — медленно проговорил Финан, глядя на летнее море, — что обоим мальчишкам перережут глотки.

— А быть может, с ними очень кстати приключится какая-нибудь хворь.

— Так что же мы будем делать? Спасать ее?

— Спасать ее, — подтвердил я.

— Но Господь мой Иисус! — воскликнул в сердцах мой друг. — Ее же охраняет королевская дружина! Да и Этельхельм с нее глаз не спустит.

— Она уже перебралась с сыновьями в Кент. Сказала мужу, что хочет помолиться за него перед усыпальницей святой Берты, но на самом деле намерена собрать войско, чтобы защитить себя и мальчиков.

— Боже правый! — Финан выглядел пораженным. — И люди пойдут за ней?

— Почему нет? Припомни, что отцом ее был Сигехельм.

Сигехельм, олдерменом Кента, погиб в бою с данами в Восточной Англии[5]. Он был богат, но даже близко не мог сравниться с Этельхельмом. Его сын Сигульф унаследовал отцовские богатства, а заодно и его дружинников.

— У Сигульфа, вероятно, человек триста, — прикинул я.