Матери

Через оконце донесся смех Синди – звук ударил в голову Хейли, точно мерзкий, совершенно отвратительный с виду резиновый мяч, и едва не оглушил ее.

Чуть раньше, днем, Хейли, кажется, расслышала голос Грэма. Но она скоро поняла, что это, вероятнее всего, был не он. Иначе он бы ее уже нашел и освободил.



Синди беспрестанно бегала у нее над головой – шум ее прыжков протыкал пол тысячью иголок, которые вонзались ей в виски. Девчушка, казалось, знала, что она сидит внизу, и делала это нарочно.

С каким удовольствием Хейли разодрала бы кожу и мышцы на лице этой вредины, чтобы навсегда отучить ее смеяться!



Хейли уже не испытывала ни голода, ни жажды, ни страха. Она лишилась последних сил и хотела просто уснуть, а еще – чтобы рядом была мать и спела ей песенку, избавив от мучительных кошмаров.

Материнская рука ложится ей на лоб, нежный поцелуй в щеку.

Прощай, Анджелина, колокольчики короны…



Почему отец никогда не напевал ей песенки перед сном? Почему, чтобы успокоиться, ей всегда приходилось вспоминать голос той, которой уже нет?



Он ненавидел ее. И всегда винил в смерти матери. Это из-за нее она сорвалась из Оклахома-Сити посреди ночи в проливной дождь, хотя могла бы заночевать в гостинице. А Хейли упрашивала ее поскорее вернуться и даже пустила слезу, маленькая избалованная девчонка, которая могла веревки вить из тех, кто ее любил.

Он, конечно же, вздохнул бы с облегчением, если бы наконец избавился от нее.

Он-то и сломал ей машину, чтобы она навсегда исчезла из его жизни.

Она брела по улицам незнакомого города, держась за руку матери и человека, который, как ей казалось, был ее отцом, но у которого было чужое лицо. Здания вокруг сияли ослепительной белизной, а улица, по которой они шли, плавно спускалась к океану. Родители обещали покатать ее вечером на лодке и угостить клубнично-ванильным мороженым. Ей было так жарко, что у нее пересохло в горле, хотелось с головой нырнуть в прохладную воду и вдоволь напиться.

Океан скрылся из виду – впереди маячили только длинные стены, раскаленные так, что казалось, будто находишься в печке. У них над головой грянула гроза. Жесточайшие ветры, продувавшие улицу насквозь, унесли мать, и она не смогла ее удержать.



Отец посмотрел на нее так, будто она сама накликала ветер, который подхватил и его.

И вот она осталась одна на улице, среди домов, которые вдруг начали как будто обмякать.



Безжалостное солнце било сквозь зарешеченное оконце ей прямо в лицо, словно хотело расплавить его и придать ему другую форму.

Она стала бы неузнаваемой, и ее никто никогда бы не нашел.

А что, если смочить щеки слезами и попробовать ими напиться?



За дверью послышались шаги.

Удары по дереву. Сквозь замочную скважину брызнул слепящий свет.

И больше ничего.



Хейли попыталась крикнуть, но у нее так саднило в горле, что она не смогла издать ни звука.

Она битый час смотрела на торчавший из стены кирпич. Потом вытащила его – и увидела поля, море, город со сверкающими зданиями. И свою комнату – пустую.

Она изо всех сил ударила кирпичом по стене, чтобы сокрушить ее и сбежать.

Она ударила Норму по лицу и продолжала бить до тех пор, пока оно не превратилось в кровавое месиво.



Она лежала на черном песке, прилипшем к ее коже, посреди пустыни, вокруг – бесконечный горизонт, над головой – огромные, тяжелые серые тучи в багровых прожилках. Норма в длинном белом платье, со сверкающими, налитыми кровью глазами, крепко сжимала ей запястья, в то время как угольно-черная фигура, взгромоздившись на нее сверху, входила в нее, судорожно обдавая холодной, жгучей струей, которая, будто что-то живое, растекалась по всему ее телу. Повернув голову, Хейли с ужасом увидела десятки других точно таких же фигур – они стояли друг за другом и терпеливо дожидались своей очереди, пялясь на нее глазищами как у Нормы.



Снаружи все еще не стемнело. Но ей, в сущности, теперь уже было все равно. Даже если наступит ночь, она ее больше не напугает.




Скоро она не сможет открыть глаза.

Скоро она перестанет испытывать голод, жажду и боль.

Скоро придет сладостное блаженство.





Норма




Норма Хьюитт прокралась в свой дом на мысочках, точно непрошеная гостья, она провела весь день в саду вместе с Синди, стараясь не думать о девушке, которая умирала у нее в подвале.

День в конечном счете пролетел довольно быстро. Они вдвоем перекусили на лоне природы, постелив на стол самую красивую скатерть, потом поиграли в карты, в куклы, покатались на велосипедах по подъездной дорожке. Когда неожиданно приехал Грэм, Норма едва во всем ему не призналась. Вот глупая! К счастью, она вовремя опомнилась. Она и не думала, что он мог приехать без предупреждения. После отъезда Герберта ей удалось оттащить на буксире в амбар то, что осталось от машины Хейли. Она и представить не могла, что бы подумал Грэм, если бы увидел обгоревший остов «Шевроле», и что́ ей пришлось бы ему отвечать. Если бы он узнал о проступке Томми, она бы этого не пережила.

Томми был нужен старший брат. И она не могла допустить, чтобы между ними возникло недопонимание.

Грэм сказал, что вернется дня через два. По идее, все должно закончиться до его приезда – может, даже завтра. После теплового удара Хейли совсем ослабела. И это следовало учесть.

Пора бы подыскать место, где ее можно будет закопать. Видимо, в дальнем конце сада, метрах в ста от дома, где все заросло сорняками. Никому и в голову не придет шарить в той стороне – с чего бы вдруг? О том, чтобы вывезти тело с территории владения, не могло быть и речи. Яма должна быть достаточно глубокой, чтобы запах не пробивался наружу. Кроме того, тело лучше присыпать негашеной известью и уж потом завалить землей.

Чтобы не испачкаться, она наденет какое-нибудь старье и перчатки. А тело перевезет к могиле на старенькой тележке, что стоит в сарае.

Надо приготовиться и к тому, что скоро начнется следствие по делу об исчезновении Хейли. Ее отец наверняка поставит на уши средства массовой информации и власти. В прошлом году в Эмпории пропала шестнадцатилетняя девчонка Эмма Вуф, так на ее розыск бросили целую армию полицейских, и все без толку. Норма тоже участвовала в поисках: вместе с Магдой они тогда обшаривали окрестные поля.

Сколько же народу пропадает без вести, без всякого следа!

Пожалуй, только Роберт Грейвс, не считая сыновей Нормы, знал, что Хейли гостила у нее. Если Роберт наткнется на сообщение, что Хейли объявили в розыск, если увидит ее фотографию на экране телевизора, он непременно ей позвонит. И она спокойным тоном скажет ему, что девушка уехала от них сразу после обеда, а что она делала потом, ей неизвестно. Глубже Роберт копать не станет: ему и в голову не придет заподозрить Норму в чем бы то ни было. А если к ней нагрянет с расспросами полиция, она скажет им то же самое. И Герберт Бонс ни на секунду не усомнится, что она непричастна к этому делу.



Норма бросила сумку с вещами Хейли в железный мусорный ящик возле сарая, облила бензином и подожгла.

Клюшка для игры в гольф, с помощью которой девушка учила Синди бить по мячу, валялась рядом, в траве. Смекнув, что такую клюшку легко не сожжешь, Норма подняла ее, отнесла в гостиную и поставила у камина.

Она еще найдет способ от нее избавиться.



Норма набрала номер бакалейной лавки, где работал Томми, и объяснила мистеру Холмсу, что сын заболел и в ближайшие дни на работе не появится. Управляющий, кашлянув в трубку, ответил, что это не страшно, и пожелал Томми скорейшего выздоровления. Какой этот мистер Холмс все-таки добрый и покладистый! Она почувствовала себя неловко, солгав человеку, который глазом не моргнув принял Томми на работу после того, как того исключили из школы.

Так что Томми не выгонят из лавки, когда он вернется домой. Он даже не представляет, насколько ему повезло, что у него такая мать.

Синди все каталась на велосипеде по дорожке, что вела к воротам. Через два дня у нее конкурс – надо, чтобы до обеда она еще разок повторила приветственную речь. Перед тем как сесть за стол, Норма снова попросила дочь показать ей танцевальный номер. Девочка с каждым разом танцевала все лучше – казалось, она очень старается. Очаровательная малютка хотела доставить матери радость: она знала, что та на нее очень рассчитывает, особенно сейчас.

Зазвонил телефон. Взяв трубку, Норма услышала голос Магды. Веселая, как обычно, подруга пригласила ее к себе на чашечку кофе. Однако Норма сказала, что вряд ли сможет выкроить время, как бы ей ни хотелось хоть ненадолго улизнуть из своей берлоги. Она не могла рисковать: что, если во время ее отсутствия к ним кто-то нагрянет или Томми, вернувшись наконец, не застанет ее дома?

Она прошлась по коридору с трубкой в руке, слушая рассказ о том, как Магда провела это утро, и вдруг остановилась в паре шагов от двери в подвал: ей показалось, что она чуть приоткрыта.

Норма подошла ближе и с облегчением поняла, что это ей действительно померещилось. Просто на дверной косяк упала тень, которая тут же исчезла, и с того места, где стояла сейчас, Норма ее уже не видела.

Магда тараторила без умолку – голос ее становился все более пронзительным.

Норма прикоснулась рукой к двери и собралась было ее открыть, чтобы хоть одним глазком посмотреть с верхней площадки лестницы, как там Хейли.

Она в наручниках – и уж точно не сможет на нее наброситься.

– Ты слушаешь? – спросила Магда.

– Да-да, – ответила Норма и быстро вернулась в гостиную.

– Кстати, можешь сказать, когда у Синди конкурс?

Вот оно что: Магда все еще надеется сунуть туда и свою дочку. А может, хочет поехать вместе с ними, чтобы скрасить свои безнадежно скучные будни и немного развлечься, помечтать. Вот только мечты исполняются не у всех. Иначе зачем обрекать себя на такие мучения!..

– Послезавтра. Мы выезжаем рано утром, чтобы не попасть в пробки. Потом расскажу тебе все в мельчайших подробностях, если хочешь.

– Даже очень! Во всяком случае, буду держать за не кулаки.