Мастер осенних листьев

– Я рядом, госпожа мастер, если что, – сказал обиженный Сарвиссиан и вышел.

– Все снимать нать? – продолжила раздеваться вдова.

– Нет!

– А шо?

Женщина застыла, недоверчиво глядя на Эльгу.

– Просто сядьте, – улыбнулась девушка.

– И за это – двойной эрин?

– Да. Я сделаю букет.

– Чудно.

– Я знаю.

Эльга сняла сак со спины.

– Так и куда мне? – заповорачивалась женщина. – Иль стоять?

– Если можно, то к печке, где свет из окна.

Вдова кивнула.

– Так можа мне в чистое?

– Не надо.

Эльга села на стул у стола, приготовила доску, запас которых почти исчерпался, обвела ладонью линии, чувствуя теплый отзыв дерева.

– Так я сажусь? – спросила женщина, не решаясь до конца опуститься на лавку.

– Да.

– Дейка! – крикнула вдова куда-то вглубь избы. – Дейка, ты жив там?

– Жив!

Из темноты дверного проема прискакал мальчишка лет семи в длинной, до пят, рубахе, видимо, отцовской. Светленький, худой, большеротый. В руках у него были грубо выструганные из сосны фигурки – лошадь и, кажется, вставший на задние лапы медведь.

– На, спрячь денежку.

– Денежка большая? – спросил мальчишка, постреливая на Эльгу карими глазами.

– Большая.

– Это хорошо.

Дейка очень серьезно кивнул и убежал. Монета – в кулачке, животные – под мышкой. Медведь, правда, все-таки вывернулся и упал.

Женщина села.

– Я готова.

– Хорошо.

Эльга запустила руку в сак, в пальцы ткнулся моховой ком, похожий на капустный кочан.

Женщина с некоторым беспокойством следила за ее манипуляциями. Была она пихта, сосна, кедр и немного здешней мелкой березы, листьев с которой Эльга успела нахватать по пути. Существовал в ней надлом, видимо, связанный с гибелью или пропажей мужа, но надлом этот уже затек смолой и со временем не разрушил окончательно, а только, пожалуй, укрепил. Сын, Дейка, был ее надеждой и смыслом теперь.

Под Эльгиным взглядом хозяйка сложила крупные, перевитые венами руки на коленях.

– Я шо, не так выгляжу? – спросила она. – Может, платок обратно?

– Нет, все в порядке, – сказала Эльга, – я думаю.

– А, то хорошо, – закивала вдова, – вы думайте, сколько нать. Хоть до вечера.

– Спрятал! – крикнул из темноты Дейка.


– Курей посмотри, – отозвалась женщина.

– Хорошо.

Стукнула невидимая дверь.

Эльга перебрала в саке листья, просыпала первую горсть и тут же смахнула ее на пол. Она вдруг обнаружила, что букет, который она собирается набить, никак женщине не поможет. Не всем нужно смотреть в самих себя, некоторые пережили и перебороли в себе и отчаяние, и страх, и повели через жизнь новый узор.

Это – прошлое.

Тогда – Дейка? Тоже нет. Женщина не пестовала образ сына в душе, и он не нужен ей был ни напоминанием, ни красивой дощечкой в углу. Дейка, он в сердце, и под рукой, и в будущем. Надежда. Опора.

Туп-топ – выбили нетерпеливые пальцы.

Эльга зажмурилась. Значит, решила она, это будут просто свет и радость. Чистое чувство, если у меня получится. Я же давно хотела что-то такое попробовать. С шиги. Или даже раньше. Чтобы выдохнуть так и… полететь.

Тогда берем первое. Эльга посмотрела на женщину и зачерпнула мелкой березовой смушки. Ш-ших. Это в центр. Затем мох – мягкой опушкой. Это второе. И хвоя, много хвои, рыжей и голубоватой. А к хвое – ива. И горицвет. И голубель – оттенком.

Хорошо.

Эльга набивала по наитию, частью заглядывая в женщину, частью извлекая ощущения из собственной памяти.

Букет получался странный, узор кружил, рассыпался по доске моховыми завитками, громоздился лиственными, игольчатыми слоями. Казалось, вот-вот закончится, но нет, пальцы вбрасывали чарник, ромашку, цыпку, и букет словно вздыхал, принимая продолжение, и расступался для связок и переходов, для нового рисунка.

Вот река. Вот шига. Вот сладкий мед, который тянется из сотов, его никак не поймать на язык, смешно. Вот снег и муж, выбравшийся из избы, ошалевший: сын родился, сын! Вот лошадь, теплыми губами ткнувшаяся в опасливо протянутую детскую ладонь, аж щекотно. Вот ягоды, вот первые шаги, вот солнце.

Ток, туп-ток.

– Скоро уже? – спросила женщина.

– Что? – подняла голову Эльга.

– Завечерело, сына кормить нать.

– Простите.

Эльга устало потерла шею, вгляделась в букет. Неуверенная улыбка раздвинула ее губы. Ноготь мизинца нанес последний штрих, подрезав лишнее.

– Кажется, все.

– Хвала Матушке-Утробе! – Женщина поднялась, шевельнула плечами. – Я уж думала, и ночь сидеть нать. Долго сидела.

Подоткнув платье, она шумно завозилась у печки, несколько раз стукнуло кресало, пока искры не подожгли ветошь и вверх не плеснула тонкая струйка дыма.

– Дейка!

Раздался топоток быстрых мальчишеских ног.

– Да, мам.

Мальчишка выбежал к столу, мимоходом вытирая о рубаху пальцы.

– Садись. Нет, три поленца еще принеси.

– Ага.

Дейка исчез снова. Раздув огонь, женщина обернулась к Эльге.

– С нами поужинаете иль как?

– Нет, я пойду, – сказала Эльга.

Узор переливался, даже светился слегка. Пальцы как взялись оглаживать завитки, так и не могли остановиться. Хвоинки, листья, цепкие моховые веточки шептали всякое, ласково покалывая кожу.

– Так вы всё?

– Да, – кивнула Эльга, с трудом отводя ладонь от букета.

– От и славно.

Женщина загремела посудой. Дейка тем временем, прискакав, свалил поленья у печки. Покосился на Эльгу, спрятал руки за спину, отступил за мать.

– Садись за стол, – сказала ему та.

– Букет лучше напротив двери повесить. – Эльга поднялась со стула. – Чтоб дышал. Иначе раньше времени потемнеет.