Мастер осенних листьев
Часть 90 из 118 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А-а.
Господин Некис развернулся. Эльга жалась к самому забору. Одеялом лежали листья, и казалось, что девушка – непременная часть ею же созданной картины, – просто свернулась калачиком в ногах у Башквицев и те даже слегка подвинулись к краю, давая мастеру больше места.
Какое-то время господин Некис смотрел на букет и ловил себя на мысли, что, наверное, если поставить рядом настоящих селян, он с ходу и не определит, какие из них состоят из листьев, а какие из плоти и крови. Вдобавок самое слабое дуновение ветра воздействовало на фигуры так, что штаны, шеруги и малахаи начинали идти складками, а на лицах запечатленных оживали морщины, губы, глаза.
– Это она за ночь сделала? – тихо спросил Пек.
– Что?
– Оживила.
Господин Некис не ответил. Ему подумалось, что, должно быть, он сейчас смотрит не на вытянувшуюся, тихо спящую на земле девчонку, а на грандаля. На будущего грандаля.
– Чего стоим, Пек? – спросил он. – Завтрак мне и госпоже мастеру. Бадью с горячей водой.
– Да, командир.
– И займитесь делами.
– Мы бы хотели посмотреть, командир, – выдохнул Пек.
Господин Некис с удивлением заглянул в немолодое, жесткое скуластое лицо ветерана.
– На что посмотреть?
После ночи с фонарем в обнимку он соображал с трудом.
– Как она будет мирить их, – ответил Пек, – Башквицев с Ружами.
Господин Некис, помедлив, кивнул.
– Хорошо. Потом, когда оба местечка прибудут, встанете караулом.
Он приблизился к забору и сел рядом с Эльгой. Смахнул несколько листьев с платья. Протянул руку, чтобы убрать слипшуюся прядку, накрывшую нос, но вместо этого тронул девушку за плечо.
– Госпожа мастер.
Эльга, не просыпаясь, пробормотала что-то про дерево.
– Госпожа мастер, – господин Некис все же осмелился и осторожно убрал прядку, – у нас мало времени. Башквицы с Ружами скоро будут здесь.
Девушка поморщилась. Сухие губы. Круги под глазами. Лиственное крошево застыло узором на лбу и щеке.
– Госпожа мастер.
Решившись, господин Некис приподнял Эльгу и перевалил на себя легкую, почти невесомую фигурку.
– Ну-ка.
Он почувствовал, как она замерзла, захолодела, и принялся растирать ее руки, спину, ноги под платьем.
– Просыпайтесь, госпожа мастер.
Эльга закашляла.
– Ради Ма… ради Матушки-Утробы…
– Вы уснули на земле, – сказал господин Некис в приоткрывшиеся, непонимающие глаза.
Ладони и пальцы его тем временем продолжали свою работу, растирая, оглаживая, пощипывая, возвращая тепло телу и конечностям.
Эльга вдруг зажмурилась.
– Вы тоже мастер?
– Нет.
– А хорошо.
На ее порозовевшем лице проступила слабая улыбка.
– Скоро будут Башквицы и Ружи, – сказал господин Некис. – Вы успели сделать то, что хотели, госпожа мастер?
– Я не уверена.
Эльга резко села, повернула голову к букету и смотрела на него несколько долгих мгновений. В глазах ее появилась задумчивость.
– Вы хотите показать им самих себя? – спросил господин Некис.
– Не совсем. Я… – Эльга нахмурилась. – Это сложно. Это будет зависеть от них настоящих.
– Значит, у вас еще есть время вымыться и позавтракать.
– Нет-нет, – сказала девушка, поднимаясь, – смотрите, у Ружей еще можно немного подправить. Видите, между рядами?
– А Сист специально держит воду горячей.
– Горячей?
Эльга остановилась в шаге от букета.
– Исключительно и замечательно горячей, – подтвердил господин Некис. – А если у вас нет новой одежды, я готов уступить свой старый горжет.
– Вы серьезно?
– Я вас провожу.
Господин Некис повел Эльгу по мосткам к палатке. Воины здоровались, желая светлого утра и долгой жизни. Эльга кивала:
– И вам, и вам.
Хеврос и Сист принесли парящую бадью, поставили внутрь, потом Сист притащил бадью поменьше, с холодной водой, сунул в руки Эльге ковш.
– Вот. – Он помялся. – У нас тут ребята, когда мой портрет увидели… Вы не могли бы им тоже сделать?
– Ваш портрет? – спросила Эльга.
Сист смутился, заволновался.
– Нет, что вы, госпожа мастер! Я-то им зачем? Им каждому – свой, для родных.
– Я поняла, – улыбнулась Эльга. – Я постараюсь, но, наверное, не сегодня. Вы же завтра еще не уедете?
– Во второй половине дня, скорее всего, выйдем в Салланцу, – сказал господин Некис.
– Тогда утром я приму всех желающих.
– А… – открыл рот Сист.
Но был прерван господином Некисом:
– Все! Госпоже мастеру некогда. Поспеши с завтраком.
– Да, командир, – сказал Сист.
Он отсалютовал и побежал, мальчишка мальчишкой. Господин Некис усмехнулся.
– Я тоже пойду, – сказал он. – Жду вас у себя.
– Хорошо.
Ах, как это было замечательно, оставшись одной в просвечиваемой солнцем палатке, скинуть грязные, пропотевшие платье, сорочку, нижнюю юбку и, попеременно зачерпывая ковшиком из одной и из другой бадьи, поливать себя водой! Плыло к ногам лиственное крошево, распускались, липли к к лицу волосы.
Ничего нет лучше!
Грудь, руки, живот Эльга растерла грубым мочалом до красноты. Грязь сползала, будто кора с дерева. И хорошо, что бадья с горячей водой была глубокая, большая, черпай и черпай, не думая об экономии.
Тугой, заставляющей прикусить губу струйкой на шею, на спину. Ах! Ёрпыль-гон!
Потом даже просто стоять, обсыхая, на мокром пятачке было блаженством. Эльга обнаружила, что в голове у нее пусто, ни листика, ни узора, и сладко потянулась. Все, Ружи и Башквицы, я готова. Я знаю что. Я знаю как. Я, конечно, не совсем уверена, что у меня получится, но в вас нет никакой разницы.
Это понятно?
С осколками листьев, с водой, казалось, ушли усталость, беспокойство и напряжение последних дней, забылись Каршетт и титор Астараго, девочка Устья, женщина, сына которой звали Асмас, но на самом деле он был Лесмо Иггитак. В теле появилась легкость. В шагах – плавность. Эльга покружила по палатке, завернувшись в дорожный плащ.
Хорошо!
Держитесь, Башквицы! Берегитесь, Ружи! Мастер умыт и чист. Мастеру осталось сделать одну вещь, и все в вашей жизни изменится. Да-да, уж будьте покойны! Зря, что ли, всю ночь под светом фонаря она набивала новые узоры? И вы знаете, есть чувство, что раньше такого никто не делал. Впрочем, сначала она позавтракает.
Господин Некис развернулся. Эльга жалась к самому забору. Одеялом лежали листья, и казалось, что девушка – непременная часть ею же созданной картины, – просто свернулась калачиком в ногах у Башквицев и те даже слегка подвинулись к краю, давая мастеру больше места.
Какое-то время господин Некис смотрел на букет и ловил себя на мысли, что, наверное, если поставить рядом настоящих селян, он с ходу и не определит, какие из них состоят из листьев, а какие из плоти и крови. Вдобавок самое слабое дуновение ветра воздействовало на фигуры так, что штаны, шеруги и малахаи начинали идти складками, а на лицах запечатленных оживали морщины, губы, глаза.
– Это она за ночь сделала? – тихо спросил Пек.
– Что?
– Оживила.
Господин Некис не ответил. Ему подумалось, что, должно быть, он сейчас смотрит не на вытянувшуюся, тихо спящую на земле девчонку, а на грандаля. На будущего грандаля.
– Чего стоим, Пек? – спросил он. – Завтрак мне и госпоже мастеру. Бадью с горячей водой.
– Да, командир.
– И займитесь делами.
– Мы бы хотели посмотреть, командир, – выдохнул Пек.
Господин Некис с удивлением заглянул в немолодое, жесткое скуластое лицо ветерана.
– На что посмотреть?
После ночи с фонарем в обнимку он соображал с трудом.
– Как она будет мирить их, – ответил Пек, – Башквицев с Ружами.
Господин Некис, помедлив, кивнул.
– Хорошо. Потом, когда оба местечка прибудут, встанете караулом.
Он приблизился к забору и сел рядом с Эльгой. Смахнул несколько листьев с платья. Протянул руку, чтобы убрать слипшуюся прядку, накрывшую нос, но вместо этого тронул девушку за плечо.
– Госпожа мастер.
Эльга, не просыпаясь, пробормотала что-то про дерево.
– Госпожа мастер, – господин Некис все же осмелился и осторожно убрал прядку, – у нас мало времени. Башквицы с Ружами скоро будут здесь.
Девушка поморщилась. Сухие губы. Круги под глазами. Лиственное крошево застыло узором на лбу и щеке.
– Госпожа мастер.
Решившись, господин Некис приподнял Эльгу и перевалил на себя легкую, почти невесомую фигурку.
– Ну-ка.
Он почувствовал, как она замерзла, захолодела, и принялся растирать ее руки, спину, ноги под платьем.
– Просыпайтесь, госпожа мастер.
Эльга закашляла.
– Ради Ма… ради Матушки-Утробы…
– Вы уснули на земле, – сказал господин Некис в приоткрывшиеся, непонимающие глаза.
Ладони и пальцы его тем временем продолжали свою работу, растирая, оглаживая, пощипывая, возвращая тепло телу и конечностям.
Эльга вдруг зажмурилась.
– Вы тоже мастер?
– Нет.
– А хорошо.
На ее порозовевшем лице проступила слабая улыбка.
– Скоро будут Башквицы и Ружи, – сказал господин Некис. – Вы успели сделать то, что хотели, госпожа мастер?
– Я не уверена.
Эльга резко села, повернула голову к букету и смотрела на него несколько долгих мгновений. В глазах ее появилась задумчивость.
– Вы хотите показать им самих себя? – спросил господин Некис.
– Не совсем. Я… – Эльга нахмурилась. – Это сложно. Это будет зависеть от них настоящих.
– Значит, у вас еще есть время вымыться и позавтракать.
– Нет-нет, – сказала девушка, поднимаясь, – смотрите, у Ружей еще можно немного подправить. Видите, между рядами?
– А Сист специально держит воду горячей.
– Горячей?
Эльга остановилась в шаге от букета.
– Исключительно и замечательно горячей, – подтвердил господин Некис. – А если у вас нет новой одежды, я готов уступить свой старый горжет.
– Вы серьезно?
– Я вас провожу.
Господин Некис повел Эльгу по мосткам к палатке. Воины здоровались, желая светлого утра и долгой жизни. Эльга кивала:
– И вам, и вам.
Хеврос и Сист принесли парящую бадью, поставили внутрь, потом Сист притащил бадью поменьше, с холодной водой, сунул в руки Эльге ковш.
– Вот. – Он помялся. – У нас тут ребята, когда мой портрет увидели… Вы не могли бы им тоже сделать?
– Ваш портрет? – спросила Эльга.
Сист смутился, заволновался.
– Нет, что вы, госпожа мастер! Я-то им зачем? Им каждому – свой, для родных.
– Я поняла, – улыбнулась Эльга. – Я постараюсь, но, наверное, не сегодня. Вы же завтра еще не уедете?
– Во второй половине дня, скорее всего, выйдем в Салланцу, – сказал господин Некис.
– Тогда утром я приму всех желающих.
– А… – открыл рот Сист.
Но был прерван господином Некисом:
– Все! Госпоже мастеру некогда. Поспеши с завтраком.
– Да, командир, – сказал Сист.
Он отсалютовал и побежал, мальчишка мальчишкой. Господин Некис усмехнулся.
– Я тоже пойду, – сказал он. – Жду вас у себя.
– Хорошо.
Ах, как это было замечательно, оставшись одной в просвечиваемой солнцем палатке, скинуть грязные, пропотевшие платье, сорочку, нижнюю юбку и, попеременно зачерпывая ковшиком из одной и из другой бадьи, поливать себя водой! Плыло к ногам лиственное крошево, распускались, липли к к лицу волосы.
Ничего нет лучше!
Грудь, руки, живот Эльга растерла грубым мочалом до красноты. Грязь сползала, будто кора с дерева. И хорошо, что бадья с горячей водой была глубокая, большая, черпай и черпай, не думая об экономии.
Тугой, заставляющей прикусить губу струйкой на шею, на спину. Ах! Ёрпыль-гон!
Потом даже просто стоять, обсыхая, на мокром пятачке было блаженством. Эльга обнаружила, что в голове у нее пусто, ни листика, ни узора, и сладко потянулась. Все, Ружи и Башквицы, я готова. Я знаю что. Я знаю как. Я, конечно, не совсем уверена, что у меня получится, но в вас нет никакой разницы.
Это понятно?
С осколками листьев, с водой, казалось, ушли усталость, беспокойство и напряжение последних дней, забылись Каршетт и титор Астараго, девочка Устья, женщина, сына которой звали Асмас, но на самом деле он был Лесмо Иггитак. В теле появилась легкость. В шагах – плавность. Эльга покружила по палатке, завернувшись в дорожный плащ.
Хорошо!
Держитесь, Башквицы! Берегитесь, Ружи! Мастер умыт и чист. Мастеру осталось сделать одну вещь, и все в вашей жизни изменится. Да-да, уж будьте покойны! Зря, что ли, всю ночь под светом фонаря она набивала новые узоры? И вы знаете, есть чувство, что раньше такого никто не делал. Впрочем, сначала она позавтракает.